Бриллианты имперской короны. Осколок Ока Разума

— Он сказал мне, что у него сапог соскользнул.

— Возможно. Есть надежда, что это излечит его от воинственных амбиций. Дуэль входит в привычку, хотя, по счастью, самоубийство — нет.

Даже Хосейли, возродившие среди человечества моду на дуэли и самоубийства, испытывали смешанные чувства по отношению к этой части Высокого Обычая. У Хосейли есть поговорка: «Каждый дурак может умереть на дуэли». (У них есть аналогичная поговорка и по поводу самоубийства). Тон, которым Николь давала свои комментарии (хотя она говорила на стандартном человеческом языке, где нет таких контекстных тонкостей, как в Классическом Хосейли), каким-то образом сумел передать сущность выражений Хосейли, при этом ничего не говоря прямо.

Нюансы, нюансы. Поговаривали, что информационные шары их просто обожают.

— А как Роман? Хорошо?

Мейстрал улыбнулся:

— Роман остается Романом. Ему будет приятно, что ты осведомилась о нем, но он не подаст вида.

Беседуя, они наблюдали друг за другом, слушали, прикасались. Мысленно они исследовали возможности. Каждый искал выводов и решений.

— Значит, он не изменился. А ты?

Мейстрал вскинул голову, обдумывая вопрос:

— Тоже нет, я полагаю.

— Ты слишком молод для хандры. Это больше мой стиль.

— А это прозвучало как хандра? Я, признаться, хотел, чтобы было похоже на милую скромность.

— Ты не скромный человек, Дрейк. И не приписывай себе добродетелей, которыми не обладаешь. — Это было сказано небрежно, но с капелькой яда. За четыре года она не изменилась.

— Ну, должен же я приписать себе хоть что-то, — отозвался Мейстрал. — А то у меня их совсем не будет.

Николь положила свободную руку ему на локоть:

— Вот это уже больше похоже на того Дрейка Мейстрала, которого я помню.

То, что она положила вторую руку ему на локоть, было внешним проявлением глубинного процесса. Николь приняла в отношении Мейстрала то же решение, к какому он сам пришел несколько минут назад. А то, что он принял подобное решение так скоро, возможно, было невежливо, и, конечно, означало многое.

Николь посмотрела на группу Хосейли, стоявших неподалеку:

— Эти имперцы что, воротят от нас нос? Они стоят лицом к стене.

— Это барон Синн и его друзья. Он всегда строил какие-то заговоры с моим отцом. Подозреваю, что он шпион. Наверное, жалеет, что вообще явился сюда, если учитывать, какое внимание этому мероприятию уделяет пресса.

— А за чем здесь шпионить? Провинциальная планета, достаточно далеко от границы, чтобы не представлять особой ценности для военных целей.

— Ну, надо же ему как-то отрабатывать свое жалование.

Со стороны антигравитационного оркестра, подвешенного рядом с куполообразным потолком, зазвучали трубы. Публика стала разбиваться на пары и выстраиваться в ряды.

— А, — сказал Мейстрал, — «Паломничество к Коричному Храму». Разрешите вас пригласить?

— Буду счастлива, сэр.

Изначально «Паломничество» было бойким танцем, именуемым «Пойти на рынок», но за восемь лет до описываемых событий, в период правления престарелого, страдавшего артритом Императора, темп танца был замедлен, и ему было дано более достойное название. Как выяснилось, изменения дали танцу неожиданные преимущества. Поскольку танцоры часто меняли партнеров, более медленный темп давал возможность стоявшим в ряду обнюхивать уши, знакомиться и обмениваться остротами, а если острот не хватало, можно было повторять одну и ту же, не боясь показаться занудой. Таким образом, «Коричный Храм» был идеальным танцем для знакомств.

Зов труб повторился, и танец начался. Мейстрал приблизился к партнерше и втянул ноздрями воздух.

— Придешь ко мне завтра? — спросила Николь.

— Буду счастлив, — ответил Мейстрал. Она с достоинством обходила его кругом, согнув одну руку и изображая, что держит воображаемую корзину.

— Можешь прийти в шестнадцать? В восемнадцать я должна присутствовать на воплощении Элвиса, ты мог бы меня сопровождать.

Мейстрал сделал прыжок:

— Тогда я оденусь официально.

— Бог его знает, что из этого выйдет, — вздохнула Николь. — Он, наверное, не сможет даже как следует исполнить «Отель, где разбиваются сердца».

Мейстрал оказался лицом к лицу с танцевавшим справа от него мужчиной и представился. Танцоры продолжали беседовать.

— Мне это не нравится, Пьетро. То, что здесь находится барон Синн.

Пьетро был нескладным молодым человеком среднего роста. Его партнерша была на несколько лет старше, с темными, коротко остриженными волосами. Вид у нее был надменный. Пьетро был выше ее, но это преимущество в росте достигалось только за счет его высоких каблуков.

— Мне это тоже не нравится, мисс Йенсен, — отозвался Пьетро. — Может, он собирается вмешаться в аукцион.

— Черт бы его побрал. Мы не сможем перебить его ставки. Если бы только Тарталья был здесь! Я послала ему записку, но пока не получила ответа.

— О-оп. Извините.

— Тебе не следовало бы танцевать на каблуках, разве что… Ох, дьявол. Потом, Пьетро.

— Барон, на два слова. — Синн был Хосейли; высокий, с длинным лицом и эбеново-черной кожей под темным мехом. Обратившаяся к нему была человеком — светловолосой женщиной невысокого роста, с ярко-голубыми глазами, сверкавшими, как алмазная пыль. Ей было за пятьдесят, но выглядела она на десять лет моложе.

Барон коснулся теплым носом ее щеки:

— Графиня.

Ее уши чуть опустились:

— Могут возникнуть осложнения. Я заметила здесь Мейстрала.

— Перед ним содержимое целой планеты — есть из чего выбирать, мэм. На вашем месте я бы не беспокоился. Шансов, что наши интересы могут совпасть, очень немного.

— Возможно, самый простой способ — спросить его прямо.

— Мне не хотелось бы раскрывать наши намерения такому неустойчивому типу. Мы просто понаблюдаем за ним и будем ждать.

Она раскрыла рот и повертела языком. Улыбка Хосейли.

— И все же. Я его уже сто лет не видела. Вы не присоединитесь ко мне, барон, в конце тура?

— С удовольствием, графиня. Вашу руку.

— Дрейк Мейстрал, сэр. — Взаимное обнюхивание.

— Лейтенант Наварр, сэр. Я вижу, мы оба в трауре. — Лейтенант был высоким меднокожим человеком лет тридцати в форме с траурной повязкой.

— Боюсь, что не узнаю вашей формы. Местные войска?

Лейтенант рассмеялся, отметая это предположение:

— Нет. Я с Помпей. Я только что получил здесь в наследство кое-какую собственность, надо ее осмотреть.

— Надеюсь, значительную собственность.

— О нет. Всего лишь дом и немного земли. Множество антикварных вещиц — у моего дядюшки были эксцентричные вкусы, но богат он не был. Я собираюсь все это продать.

— Надеюсь, вы не сочтете меня бестактным за то, что я спросил.

Лейтенант пожал плечами:

— Нисколько. О чем еще говорить незнакомым людям?

— …Да. Сапог соскользнул, черт побери.

— Какой был прекрасный глаз. Наверное, из-за ваших глаз я влюбилась в вас — много лет назад, когда была совсем ребенком.

— Э-э. Да. Разумеется.

— Дрейк Мейстрал, сэр.

— Пьетро Кихано, сэр. Послушайте, вы ТОТ САМЫЙ Мейстрал?

— А-а…

— О. Простите великодушно. Это новые туфли.

— Ничего страшного, сэр. Боюсь, что ответ на ваш вопрос — да.

Пауза.

— Сэр? А какой вопрос я вам задал?

— Еще раз приветствую, Николь. Какой прелестный поворот ты только что сделала.

— Мне нужно было попробовать что-нибудь новенькое. Я танцевала этот танец столько раз…

— Ну, а теперь кто из нас полон хандрой?

Неестественный смех.

— Я только что протанцевала тур с самой ужасной женщиной. С графиней Анастасией. Ты бледнеешь, Дрейк.

— Она, наверное, поздно прибыла, а то бы я ее увидел. — Прикрытые веками глаза Мейстрала не могли полностью скрыть его беспокойства. — Призрак дней моей юности.