Пятница, тринадцатое

– Куда уж хуже! – усмехнулся комтур.

Не произнося ни слова, предводитель сектантов сделал несколько жестов, по которым храмовники сразу поняли – свой человек. Магистр ответил жестом приветствия.

– Мы рады видеть вас у себя в гостях, братья во Всеотце, – голос сектанта был зловещим, замогильным.

– Приходит время собирать цепочки кланов, – ответил комтур.

– Мы проведём вас к нашему святилищу. Здесь разговаривать опасно.

Жестом сектант указал на прибывающий к мосту корабль. Погрузившись на палубу, они отчалили на юг, двигаясь по реке за пределы города. Время от времени за бортом слышался зловещий плеск, а в сумрачных водах мерещилось нечто громадное, чудовищное, непостижимое…

Высадившись у тенистой опушки, сектанты, не медля ни секунды, отправились к ближайшему лесу. Храмовники последовали за ними. Было ясно, что волхвы ведут их к тайному храму или капищу. Путь был долог и тернист, но когда они наконец пришли, увиденное поразило их до глубины души.

Прямо посреди леса, на крупной выжженой поляне, возвышался зловещий чёрный монолит. Он был похож на греческую букву "пи", но был высечен из единого куска камня.

– О, рога Всеотца! – комтур не мог сдержать возглас удивления.

Вся поляна была уставлена алтарями, жертвенниками и прочими ритуальными сооружениями. Всё это было знакомо и понятно. Но Монолит пугал и притягивал одновременно. Он был весь исписан мерцающими рунными письменами, часть из них была комтуру знакома, а часть была совершенно чуждая, начертанная в безымянную эпоху запредельной древности, когда миром правили лютые и беспощадные титаны.

Вдруг в толпе сектантов, постепенно стекавшихся на поляну, храмовники узрели низенького и толстенького человечка восточной наружности в византийском платье.

Он был связан по рукам и ногам, а в рот был воткнут кляп. Очевидно, он был пленником, но вот зачем он здесь? Комтур это понял лишь после того, как толстяка (и почему все византийцы такие жирные?) положили на алтарь и закрепили толстыми цепями.

– Пх'нглуи мглв'нафх Йа-шшер Й'ха-нтлей вгах'нагл фхтагн!

Жертвенный нож хольмгардского жреца, пропоров толстую фофудью, с хлюпаньем вонзился в жирную тушу. Грязная кровь стекала по желобам к подножию монолита, питая его, оживляя своими соками.

– Йа! Йа! Й'ха-нтлей!

Жрец совершил знак Головы Дракона. Небо осветили разряды молний. Монолит засиял, заискрился… Некоторые руны погасли, некоторые – вспухнули с новой энергией.

– Йа! Йа! Й'ха-нтлей!

Жрец совершил знак Хвоста Дракона. Хольмгардские ведьмы припали к монолиту, черча запретные знаки костлявыми пальцами, настраивая Сквозной Канал на нужную волну.

– Йа! Йа! Йа-шшер!

Монолит окутал Осязаемый Мрак. Странная тёмная фигура проявилась сквозь потоки нездешних энергий. Вещий призрак, фантазм! Глаза пылали адским пламенем, пальцы сжимались и разжимались в истерическом припадке, гигантская пасть пыталась докричаться сквозь бездну неисчислимых миров и пространств. Наконец, молчание превратилось в шёпот, а шёпот вскоре стал криком:

– К ОРУЖИЮ!!!

И в это же самое мгновение выпущенная ордынским луком стрела пронзила череп жреца… Облава!

– К оружию! – весть разнеслась по поляне.

Ритуал был прерван, Монолит погас, фантазм рассеялся. Теперь было ясно – ордынцы специально ждали удачного момента, чтобы напасть, они поймали еретиков неподготовленными. На них теперь со всех сторон стеной пёрли вражеские каратели, а из-за этой стены летел град стрел.

– Именем Меняющего Пути! – магистр ударил руническим посохом оземь, и мир как будто перевернулся, а первая волна ордынцев попадала на землю, теряя равновесие.

– Сомкнуть щиты! Держать строй! – не растерялся комтур.

Идущая с юга волна карателей разбилась о построившихся в цепь храмовников. В самом центре цепи стоял сам капитан, сразу же принявший командование.

– Гоните их к лесу! – и, подавая пример, капитан первым вырвался вперёд, сшибая щитом ордынских опричников.

– Проклятье Кащея на ваши души!!! Почувствуйте дуновение Вечного Льда!!! – входя в экстаз, хольгардские еретики насылали на ордынцев заклятье за заклятьем. Волны холода заливали вражеские войска, мечи ордынцев трескались, а сами они падали замертво, пронзённые ледяными иглами.

– Магистр! Мы должны завершить обряд! – успел выкрикнул комтур, прежде чем его тело пронзил десяток стрел.

Храмовник рухнул в снег, его кровь изливалась на поляну, смешиваясь с кровью его павших братьев. Раскосое лицо опричника нагнулось над ним, поглядело в умирающие ледяные глаза:

– Воть ти и попальси, хлямовьник!

– Ты забрал мою жизнь… – зло выдохнул комтур.

– В Цальгляде зя твой тлюп халасо заплятят!

– Но у меня их осталось ещё восемь!

Мёртвая рука комтура схватила шею москаля мёртвой хваткой, с хрустом ломая шейные позвонки, вышибая жалкую душонку из этого немытого тела. Поднявшись, храмовник одним броском кинул ордынца к подножью Монолита. И кивнул магистру.

Тот всё понял сразу:

– Подношу тебе этот череп, Бог Крови! – острейшим жертвенным ножом магистр отсёк голову москаля и насадил её на свой рунический посох.

– Хаш Зхарр Хашут!!! – заклятьем огня он сорвал плоть с головы, оставляя лишь покрытый пламенем череп.

– Да будет Тьма! – три удара посоха, пять рунических формул, шесть запретных жестов… И Монолит снова засиял неземным огнём.

И вот, когда тёмная фигура, сотканная из теней падших душ и окутанная зеленоватым мерцанием рунических формул, выплыла из Монолита, вскинула руки к кровавой Луне и, разверзнув пасть, взревела в диком истерическом вопле-завывании, опричников парализовал Древний Ужас. А ещё через мгновение они в остервенелом безумии, побросав оружие, в страхе бежали с поляны…

Комтур выдрал из черепа последнюю стрелу и посмотрел на своё отражение в Реке Волхвов. Гигантская рваная рана, обезобразившая его лицо, зарастёт плотью ещё очень нескоро. На людях в таком виде лучше не показываться. Недовольно крякнув, он вновь накинул серый рыцарский капюшон. Вот, так будет гораздо лучше.