Чайки с берегов Тихого океана

Что-то знакомое, а не поймаешь. Начал прислушиваться. Среди поля встану и слушаю: вспомнится... вот сейчас... У-ух-х! Непонятно! И, как все непонятное, это пугает. Я стал зажимать уши ладонями, затыкать ватой. Шум только усиливался.

. Я уже ни о чем не мог думать. Не мог читать.

- Что с тобой? - спросила жена. - Ты болен?

Что я мог ей сказать?

И вдруг - да ведь это морской прибой! К ударам примешивался шорох, скрежет, как будто терся камень о камень!..

На какой-то миг это меня успокоило. Объяснение найдено. Но тут же пришли вопросы: откуда прибой?

От дома до моря сто километров!.. Между тем прибой бился у меня в ушах, как гигантское сердце.

И - наверно, одно к другому - перед глазами стало возникать море. Приляжешь даже не задремать какой сон при часовом перерыве? - прикроешь глаза появляется море. Как-то странно появляется, будто я смотрю на него сверху, плыву над берегом. Прибой набрасывается на скалы, камни блестят влажные, а я плыву - лечу, и навстречу мне ветер. Картина была до того реальной, что я впервые это привиделось днем - не раскрывал глаз: не упустить бы море, вскинул руку ощупать стену. Дома я, стена рядом. Значит, мне снилось. Сон, однако, двойной: я дома, и я над морем, ощупываю стену веранды и лечу над водой... Мыслил я очень отчетливо и раздвоение ощутил с испугом: сон наяву привлекал и тревожил одновременно.

Вечером пришло то же; волны, прибой. Бывал я на Черном море. На сочинских пляжах. Но море, которое видел теперь, было другим.

Так стало повторяться из ночи в ночь. Иногда картина менялась: уходил берег, внизу были волны, впереди линия горизонта. Гул прибоя стихал, слышался шелест пены на гребнях волн.

Опять менялось: горизонт валился наискосок, в глаза ударяло солнце. Я сжимал веки, а когда поднимал их, видел перед собой корабль...

Вставал с постели, этим, наверно, будил птиц, они шевелились в клетке. Иногда подавали голос, это толчком отдавалось у меня в сердце. В глаза наплывало море, хотелось к нему.

Утром шел на работу. И на следующий день на работу - все двигалось чередом. Однако тоска по морю оставалась в душе, зрела, становилась частью меня самого. Тоска и тревога. Отчего же тревога? Отчего мечта по несбыточному рвет меня на куски? С поля, с вечернего совещания при директоре меня гнало домой. Но и здесь спокойствия не было. Море хотелось видеть.

И от того, что хотелось, видел берег, волны. Корабль. Рыбу, мелькавшую перед глазами. Крик чайки близко над ухом. Проснувшись, я пытался понять: кричала чайка во сне или в клетке?

Подолгу разговаривал с птицами.

- Папа, что это ты? - заметил младший сын Борька.

Я поднимал его к птицам:

- Хотел бы такие крылья?

- Хотел бы. -Мальчик тянулся к клетке.

Я отстранял его. Никому не разрешал беспокоить птиц.

- Выпусти их, - просил Борька.

- Выпущу.

Борька спрашивал:

- Где их дом, далеко?

- Приходи перед сном, расскажу.

Вечером Борис забрался в кровать раньше меня.

- Набегался? - Я прилег рядом с ним.

- Вижу сон, - ответил мальчишка.

- Ты же не спишь, - засмеялся я.

- Все равно вижу.

- Что видишь?

- Море.

- Море?

- Синее бурное море.

В полусвете, падавшем из окна, я заметил, что мальчишка лежит, сомкнув веки, и на лице его такое выражение, будто он хочет что-то поймать.

- Почему у тебя такое лицо? - спросил я.

- Не мешай!.. - прошептал Борис.

- Чему? - так же шепотом спросил я.

- Ловить рыбу.

Я молча глядел на сына.

- Поймал! - заорал вдруг Борька, сцепив пальцы. Открыл глаза, поглядел на руки:

- Куда она делась?

- Кто?

- Рыба!

Я опять засмеялся, а Борька сказал:

- Море уходит из глаз. - И прибавил: - Хочу туда!

Что-то убедительное - не фантазия - было в словах мальчишки. Я попросил:

- Расскажи по порядку.

- Лежу, - заговорил Борька, - жду тебя. Ты долго не приходил, у меня начали закрываться глаза. Я сначала боролся, раскрывал их даже пальцами, а потом мне показалось, что я слышу шум. Прислушался и забыл, что надо раскрывать глаза. И тут я увидел море. Близко - летел над ним. Волны шумели. Было все как в кино. Белые гребешки, брызги. Да я... папа, я и сейчас вижу море. Подожди, - Борька закрыл глаза ладонями. - Так лучше, - сказал он. Море опять пришло. Такое же...

По мере того как Борька рассказывал, перед моими глазами тоже возникло море.

- Брызги так и летят!

Брызги летели.

- Но тогда я увидел рыбу, кинулся к ней, - продолжал Борька.

В воде светлыми лезвиями скользили рыбы.

- Вот они!

Рыбы шли косяком.

- Ой сколько! Счас!.. - Борис поднял руки, растопырил пальцы. - Счас, папа...

Море метнулось нам обоим в глаза. Мелькнула рыба. Борис выкинул руки вперед.

- Промахнулся!.. - жалобно сказал он. И тут же воскликнул: - Пароход!

По волнам рядом проходил пароход. Большие белые буквы блестели на освещенном борту.

- Что написано? Что написано?.. - шептал Борька.

- "Охотск".

- Так ты видишь?

- Вижу.

Борька повернулся ко мне, я тоже раскрыл глаза.

- "Охотск", - сказал Борька. - Бо-ольшой!

В клетке, растревоженные нами, беспокоились птицы. Больше море не появлялось, хотя Борис опять закрыл ладонями глаза и ждал продолжения сна. Сон его не удивил нисколько. Удивил пароход. Меня тоже удивил пароход. Но больше как можно, чтобы двум неепящим людям приснился одинаковый сон?..

Борис тоже опомнился.

- Почему, - спросил он, - нам обоим приснился "Охотск"? Ты видел, пап, там матросы и капитан. Какой большой! - опять воскликнул малыш. - Так и режет воду, и режет! Кино!.. А если, пап, пароход этот на самом деле? И матросы и капитан? А в каком это море, в нашем или в заграничном?

Я молчал. Меня волновали те же вопросы, что и мальчишку.

- В каком? - допытывался Борис.

Минуту он помолчал.

- Что ты еще заметил на пароходе? - спросил. - А рыба? Совсем живая! Я схватил ее, папа, а в руках ничего!

Борька вертел растопыренными пальцами у глаз.

- Живой сон какой-то, - закончил малыш. - Всe в нем живое... Я к тебе еще приду завтра, ладно? Может, еще увидим...

Я отослал мальчишку спать. Но сам не мог заснуть до утра.

Сон, если это сон, не давал мне покоя. Мало того, что он приснился нам обоим, сыну и мне. Такие сны приходили ко мне все лето. В чем здесь причина?