Поправка на икс

Глубокое, мягкое, установленное на амортизаторах кресло гасило штормовую качку. Только стенка каюты, матово отсвечивающая голубой эмалью, то медленно ползла вверх, то, срываясь, неудержимо летела вниз. От этого кружилась голова. Лариса надела шлем с введенными в пластмассу гибкими индукторами. Крепко - до боли в висках - стянула ремешок. Рев шторма, грохот дизелей, голоса в коридоре растворились, исчезли.

На круглом зеленоватом экране осциллографа дрожала изломанная желтая полоска. Электронный контроль, для которого не существовало ни бушующего моря, ни гибнущего корабля, бесстрастно констатировал: "Человек взволнован". Лариса включила ток настройки. Рядом с желтой полоской возникла четко прочерченная красная синусоида. К шлему шел низкочастотный ток альфа-ритма. Обычно это сразу успокаивало, помогало сосредоточиться. Но сейчас пульсирующая желтая полоска очень медленно, словно нехотя, сближалась с красной синусоидой альфа-ритма настройки.

Лариса закрыла глаза.

И почти тотчас же у самого края зеленоватого экрана появилось светлое искрящееся пятнышко. Это был зет-ритм, основной ритм мышления.

Многие поколения биофизиков искали этот ритм, несущий человеческую мысль, Но грубые приборы регистрировали лишь побочные ритмы низких частот - альфа, бета, гамма... Тридцать колебаний в секунду, длина волны в десять тысяч километров таков альфаритм, хорошо изученный еще в первой половине века. Трудно было тогда представить, насколько далек он от стремительного зет-ритма с длиной волны в одну тысячную сантиметра!

Искрящееся пятнышко на экране осциллографа постепенно росло, поглощая желто-красные полоски настройки. В этом пятнышке сплелось бесчисленное количестно не различимых глазом линий. Зет-ритм, необыкновенно сложный, состоящий из множества подритмов, еще не умели анализировать. Его могли только передавать.

Лариса почти машинально двигала рычажок искателя. Подчиняясь плавному движению руки, на мачте "Смелого" вращалась двойная кристаллическая антенна: бросала в ночь, в шторм зет-ритм и нащупывала ответное излучение. Близкий по природе к инфракрасным лучам, зет-ритм легко пронизывал туман. И все-таки нужно было огромное, почти нечеловеческое напряжение, чтобы поймать ослабленное расстоянием излучение. Возникали и исчезали обрывки мыслей, вспыхивали и тотчас же гасли смутные видения. Потом откуда-то навалилась глухая, серая пелена и все оттеснила.

Прошла вечность, пока серая пелена начала редеть - сначала медленно, потом быстрее, быстрее. И тогда с почти осязаемой ясностью Лариса поняла, что ее зовут. Зов был беспокойный, взволнованный. Если бы его можно было передать словами, он прозвучал бы отчаянным криком: "Где вы?.. Что с вами?.. Слышите ли вы меня?" Лариса ответила: "Слышу". Она не произнесла это слово, она только подумала. Но излучение зет-ритма мгновенно рванулось с мачты "Смелого". Тот человек, на берегу, понял. У него возникла радостная, немного сбивчивая мысль - и Лариса ее уловила.

Этот момент был решающим.

Зет-ритмы излучений совпали, связав мышление двух людей. Теперь действовал закон обратной связи: излучения взаимно настраивали оба мозга, заставляя их работать в едином ритме. Мысль, ясно воспринятая, вызывала зрительное представление. Лариса увидела, хотя и очень смутно, трех человек, неподвижно стоящих перед тем, кто там, на берегу, сидел в кресле.

Она открыла глаза - сейчас это уже не отвлекало - и придвинула карту с нарисованным капитаном красным кружком. Тяжелый удар волн накренил корабль, кресло начало падать. Лариса инстинктивно ухватилась за рычажок искателя. И в то же мгновение в сознание властно ворвался посторонний зет-ритм.

Он был необыкновенно сильным, этот неизвестно откуда взявшийся поток мыслей. Он приковывал внимание. Но понять его Лариса не могла. Неведомая мысль имела какой-то особый строй, вызывала какие-то совершенно сумбурные, до неузнаваемости искаженные представления.

Машинально Лариса передвинула рычажок искателя. Кристаллическая антенна на мачте "Смелого" вздрогнула, поднялась вверх, к мутно светившим сквозь штормовое небо звездам. Посторонний зет-ритм стал напряженнее. Он с силой ввинчивался в сознание. И все-таки оставался непонятным. Было так, словно кто-то говорил на незнакомом, поразительно быстром языке. И еще - Лариса это сознавала - чужой зет-ритм одновременно нес множество созвучных, чем-то связанных, но разных мыслей. Он отличался от привычного ритма человеческого мышления так, как игра большого оркестра отличается от звуков одного инструмента.

Сильный, настойчивый, он упорно стучался в сознание. Сначала это вызвало вихрь цветовых впечатлений. Потом все цвета исчезли и остался один - фиолетовый, необыкновенно богатый оттенками, от светло-сиреневого до иссиня-черного. Неведомый, льющийся со звездного неба зет-ритм всколыхнулся, и сквозь разорвавшуюся фиолетовую завесу проступило смутное видение.

Оно было едва различимым, ибо мозг с трудом отзывался на несвойственный ему чужой зет-ритм. Видение дробилось, искажалось, временами совсем исчезало, задернутое фиолетовой дымкой. Лариса скорее угадала, чем увидела контуры странного дерева. Ствол его вился суживающейся кверху спиралью. Длинные, узкие листья имели неуловимую, постоянно меняющуюся окраску. Они казались то синими, почти фиолетовыми, то рыжими, огненно-красными. Внезапно, под толчком зет-ритма, контуры дерева раздвоились, расплылись. И Лариса догадалась: их много, таких деревьев. Смутное видение прояснилось, словно кто-то убрал стоящее перед глазами дымчатое стекло. Лариса поняла (и, поняв, сразу же увидела), что рядом со странными спиральными деревьями стоят огромные круглые сооружения. Фиолетовая пелена быстро наползала на них. Остался только яркий зелено-желтый диск, движущийся над смутными контурами. И еще: обгоняя его, неслись другие, совсем крошечные диски оранжевый, два красных, голубой.

Звездный зет-ритм судорожными толчками - до боли, до головокружения - бил в мозг. Фиолетовая стена быстро стерла призрачное видение. Потом хаос цветных вспышек приглушил зет-ритм.