Вторая попытка (СИ)

Протопал босой, вечно весёлый, кучерявый, непомерно широкий в плечах, абсолютно чёрный Мооми Н"Гвашла. Он беззаветно любил землю, и она отвечала ему взаимностью, постоянно одаривая неутомимого труженика богатыми урожаями.

Степенно, ни на кого не глядя, прошествовал судья Диего Кастильянос. Его трезвый, рассудительный и взвешенный взгляд на окружающий мир, сразу понравился Руководителю, и он, не колеблясь, назначил испанца на столь ответственный пост.

Пыхтя, задыхаясь и дожёвывая пирог с капустой, рысью проскакал беспокойный толстяк Михаил Скоробогатов. Он обладал удивительным даром - делать множество дел одновременно. Это неизменно создавало море путаницы и вносило весёлую нотку в довольно трудную и непростую жизнь Города. Всех без исключения поражало пристрастие Скоробогатова к пирогам с капустой. Он ел их везде и всюду, и всегда имел кусок-другой под рукой. Жилище Михаила представлялось по крышу набитым экзотической выпечкой...

Последними прибыли неразлучные друзья и непримиримые спорщики Карл Хансен и Марк Тибелиус. Они бесконечно боролись за свои права, которые, как им казалось, ущемляли все окружающие, но и работать умели на удивление.

Короче, собрались почти все приближённые Руководителя за исключением Четвертинки, отца Ефродонта и недавно скончавшегося Ильи Летунова. Максимилиана не смог отыскать даже вездесущий Малоги. По всей видимости, Четвертинка уже успел опростать пару немалых штофов и теперь колобродил на Задах, по обыкновению бахвалясь перед всеми своим молодечеством и выменивая у бестолковых девок вино на всякую мелочь, добытую у Могильника. Отче отсыпался у себя в берлоге после бурной ночи. Ещё с вечера священнику поднесли немалый жбан хмельного, и Ефродонт на радостях не рассчитал сил. Он в полном одиночестве выкушал крепчайшую брагу, долго икал, чем здорово перепугал соседей, а затем с наступлением ночи принялся шататься по улицам и предрекать густым, словно колокол, голосом всякие ужасы тем, кто немедленно не раскается. Изредка он грозил неведомому ворогу жуткими небесными карами и отлучением от церкви. Самые робкие и набожные жители испуганно крестились и прятались за ставнями. Более смелые, а таких набралось предостаточно, обливали нетрезвого пророка помоями и обещали спустить собак, если он не угомонится. Ефродонт невозмутимо выдирал из жидкой бородёнки картофельную кожуру, рыбьи кости, мотал перед носом грязным пальцем, глупо улыбался и с достоинством шествовал дальше. К всеобщему удивлению ночная экспедиция, преследовавшая, если честно сказать, довольно смутные цели, закончилась мирно, о чём свидетельствовало одеяние святого отца, вывешенное утром для просушивания. На нём отсутствовали следы собачьих зубов.

Пока Советники неторопливо стягивались в Дом, трое охранников доставили туда помощника второй руки при Четвертинке, раз того нигде нельзя было отыскать. Затем Гармаш стрелой вылетел из Дома и помчался вниз по улице. Жителей Города всегда удивлял тот факт, что Руководитель избрал своим посыльным такое никчёмное существо. Долее того! Малоги имел беспрепятственный доступ на все совещания.

Гармаш поведал взволнованной толпе о желании Руководителя видеть кузнеца, колесника, коневода и оружейника. Да, действительно намечается поход к ненавистному Могильнику и по этому поводу собираются все необходимые люди. Вскоре означенные мастера с достоинством проследовали в Дом.

Советники Руководителя сидели за столом. На нём высились большие глиняные кувшины с вином и молоком, стояли глубокие чашки с просто-квашей, миски с сыром и сметаной, фруктами, копчёной свининой, наре-занной крупными ломтями, жареной рыбой. В большом чугунном казане лежали тушёные гуси. Ближе к углам стола лежали четыре больших каравая хлеба от которых все присутствующие отламывали по мере необходимости кому сколько хочется. В середине стола стояла стопка мелких тарелок. Все не торопясь, спокойно ели. Руководитель очень давно ввёл обычай - устраивать обед перед любым разговором, совещанием, собранием Советников. Он несколько перефразировал известную поговорку, и у него получилось следующее: пустое брюхо до дела глухо! Его начинание многократно оправдало себя. Самые гонористые и несговорчивые после сытного угощения становились совсем другими людьми, более легко шли на контакт и принимали точку зрения оппонентов.

Руководитель пригласил уважаемых мастеров за стол. Кузнец Каульвюр, огромный, очень похожий на белого медведя, поднявшегося на задние лапы, но в движениях ловкий и сноровистый, в неизменном кожаном переднике, суконных портах, разбитых и стоптанных сапогах, теплой рубахе, пахнущей густым потом, палёной кожей, металлами и чесночной похлёбкой, первым уселся на крепкую лавку, за ногу вытащил из казана половинку гуся, другой рукой, будто клещами отхватил изрядный кусок хлеба и принялся вкусно есть, капая соком на блюдо, которое передал ему улыбающийся Н"Гвашла. Костей после кузнеца не оставалось.

Колесник Питер Клут, всегда опрятный, благостный, в чистой рубахе до колен, добротных штанах из тонко выделанной кожи, скромно присел рядом с гигантом, пододвинул к себе копчёную свинину, налил вина и начал кушать, мелко прихлёбывая из кубка.

Коневод Нураддин, маленький, кривоногий, с быстрыми глазами, подхватил под руку оружейника Цедендамбу и подтолкнул к столу. Они чем-то походили друг на друга, даже одеждой - куртками и штанами мехом наружу. Приятели, с осуждением посматривая на Питера, отдали предпочтение гусятине с кислым козьим молоком и рыбе.

Помощник второй руки подошёл к столу, сел с другой стороны от кузнеца, подпёр щеку левой рукой и задремал, не обращая ни на кого внимания.

Пока мастера насыщались, над столом висела вежливая тишина. Советники знали, что вопросы, по каким вызвали ремесленников, в сущности, были пустяковыми и легко решались в рабочем порядке. Однако Руководитель никогда не упускал случая лишний раз продемонстрировать уважение людям, чей труд помогал богатеть и развиваться Городу. В самом начале, тогда, когда возник институт Советников, подавляющее их большинство принялось важничать, надуваться спесью, с пренебрежением говорить о сиволапом мужичье. Они обзавелись личными носилками и занялись формированием преданной свиты, большей частью из лодырей и бездельников. Тогда Руководитель так затянул гайки и нагрузил всех без исключения работой, что новоявленным вельможам некогда было вздохнуть. Мало того, Руководитель умел строго спросить с подчинённых, никому не прощал лености, неповоротливости, неумения или нежелания работать и заставлял отвечать за содеянное. Жесткие меры привели в чувство Советников. Конечно, не все вняли голосу разума. Некоторые принялись тайно плести интриги, единицы рискнули выступить открыто, с наглой заносчивостью требуя признания их высокородства. С такими Руководитель проводил откровенные беседы наедине, и если вельможи не брались за ум, то выгонял их вместе с приближёнными на все четыре стороны. А дерзнувших поднять на него руку карал без всякой жалости и сострадания.

Наконец все наелись, омыли руки в деревянной лохани, которую угодливо преподнёс Гармаш, вытерлись чистым куском холста и воззрились на Руководителя. Он восседал в своём любимом углу мрачный, выдержанный, знающий всё наперёд, очень редко улыбающийся, загадочный. Он никого не подпускал к себе близко. Приятное исключение составлял Первый Помощник, который неизменно следовал за ним по пятам. Странно, но никто не знал имени Руководителя, однако никого это особо не волновало. Люди просто привыкли...

- Уважаемый Каульвюр, - заговорил Руководитель, - я бы хотел знать, каковы у тебя запасы железа?

- В моей кузне лежит двадцать пудов полосового и около тридцати в чушках, - низким, рокочущим голосом ответил гигант. - Карл обещал прислать ещё сто десять пудов. Когда, не ведаю...

- Ты сможешь в ближайшие три дня подковать сорок лошадей?

- Не только лошадей, но и всё население города, - усмехнулся кузнец.

- Хорошо. Питер, ответь мне. Все ли колёса у тебя обиты железом? Они выдержат путь от Города до Могильника и обратно?