Прорыв за сенсацией (СИ)

– Ну, ты, брат, начитался разной брехни и думаешь теперь, наверное, что здесь каждый второй – сталкер. Это все фольклор, хе-хе… Есть, конечно, сорвиголовы, которые в Зону ходят и притаскивают оттуда “товар” кое-какой. Но не по мне это, не для меня. Тебя-то каким ветром к нам занесло?

– Не ветром, а волей шефа. Хотя и говорят, что журналист – профессия свободная, я человек подневольный, вот и послали меня сделать “самый эксклюзивный материал в истории журналистики”, – скопировал Сергей занудный и полный чувства собственного превосходства голос Колобка, – Так что, будь моя воля – меня бы здесь не было.

– Вообще-то журналистов к нам не возят, военные за этим следят. Ну да не буду допытываться, как ты сюда пробрался, – усмехнулся Волк, – У нас это не принято. Значит, в Зону пойдешь? – бросил он резкий взгляд на Сергея.

– Да, а что? С военными, с “поводырем”, как мне сказали. Как слепого будут на тросе держать и не отпускать далеко, чтобы чего не вышло.

– Не бывает в Зоне поводырей. Учителя бывали, но редко очень. А поводырей там нет. Там каждый за себя отвечает. Засмотришься на другого – себя потеряешь, – Волк серьезно посмотрел на Сергея и, резко рассмеявшись, сменил тему разговора, – Да что там. Давай лучше пивка выпьем, да молодость вспомним. Десанту всегда есть, что вспомнить. Я ведь в свое время еще в Афгане навоевался, да и ты, небось, в какую-нибудь переделку попадал. Вон их сколько по бывшему Союзу за последние двадцать лет было.

Выход

Промучавшись пять часов в Учебном секторе, из которых три пришлось провести на небольшом импровизированном полигоне под палящим солнцем, а не в комфортном тренировочном зале, Сергей уже знал, как обращаться с защитным исследовательским скафандром (к военным скафандрам, в которые были одеты инструкторы, его даже близко не подпустили), и приборами, встроенными в это кислотно-оранжевое чудо современных технологий: дозиметром, телепатическим экраном, индикатором аномалий, рацией, радиомаяком, аптечкой с измерителями параметров жизнедеятельности, фляжкой и системой поддержания постоянной влажности и температуры. Со штатным АКМ, без которого не выходили в зону даже ученые, необходимости знакомиться у Сергея не возникло. Инструктор по оружию, увидев, как журналист обращается с автоматом, и внимательно осмотрев дыру в мишени, на месте которой до его выстрелов было число то ли ‘8’ то ли ‘9’, немного поколеблился,но всё же подписал бумаги, подтверждающие факт прохождения новичком экспресс курса по обращению со стрелковым оружием.

До выхода в Зону оставался час. Сергей сидел в тени, под раскидистым кленом и пил мерзкую жидкость, которая служила дополнительной защитой от радиации, и которую было необходимо выпить не менее чем за тридцать минут до выхода. Только сейчас он стал осознавать, что его ждет.

Он знал, что Зона, правда, совсем не та, что сейчас, возникла, когда он был еще мальчишкой, после взрыва на четвертом блоке Чернобыльской АЭС. Но тогда это была просто зона отчуждения, почти безлюдная и пропитанная радиацией, но лишенная всего того, что позже сделало ее Зоной. Ему было двадцать семь лет, когда произошел Первый Выброс. Никто до сих пор так и не смог понять, что же тогда случилось. Радиационная зона ЧАЭС, забытая к тому времени почти всеми, пустовавшая, безжизненная и уже привычная, вздыбилась, вспыхнула нестерпимо яркой вспышкой, вывернулась наизнанку, убила все живое внутри себя и на своих границах. Версия о новом взрыве на ЧАЭС отпала уже в первые часы. Но разведывательные группы, посланные к четвертому блоку, так и не вернулись. А когда на глазах у членов самой высокой чрезвычайной комиссии два вертолета, отправленные на поиски первых групп спасателей, в пятистах метрах от места взлета скрутило в кровоточащие металлические канаты, ощетинившиеся остатками лопастей, к зоне отчуждения были стянуты войска и исследователи оборонных НИИ, а вся информация о ней была на несколько месяцев полностью засекречена.

Из-за режима секретности только через полгода после этого стало известно, что во время строительства застав и блокпостов по периметру Зоны несколько сотен солдат погибло от атак мутантов, некоторые из которых могли подчинять себе людей, делая из них безвольных зомби. Тогда же мир узнал о том, что первый городок исследователей – Чернобыль-3 был полностью уничтожен лавиной обезумевших крыс, пришедших из Зоны и ушедших в нее спустя пару часов, когда над руинами города стоял кровавый туман – все, что осталось от двух тысяч погибших.

Люди отступили. Они отдали Зоне полосу шириной в три километра по ее границам, построили развитую систему заграждений, застав и устройств слежения и вдвое увеличили армейскую группировку. Контроль над Зоной осуществлялся с воздуха и с орбиты Земли. Был возведен новый научный городок – Верхний Чернобыль. Свое название этот отлично укрепленный и полностью автономный город, стоявший всего в пятистах метрах от первой линии заграждений получил за то, что его построили на искусственном холме, структура которого исключала возможность подкопа крысами или другими мутантами и обладала великолепной сейсмической устойчивостью. Все это было сделано всего менее чем за один год.

И разрушено за один день.

Спустя уже довольно большого отрезка времени после Первого Выброса произошел Второй. Нет, выбросы в Зоне происходили непрерывно, начиная с ее возникновения, и постоянно сокращающийся интервал между ними никогда не превышал одного месяца.

Зона выросла. Она расширилась, поглотив и трехкилометровую ленту ничейной земли, и узкую полоску защитных сооружений, и город на искусственном холме. Обстоятельства гибели Верхнего Чернобыля были покрыты тайной до сих пор. Ходили слухи, что город был разрушен за несколько часов до Второго Выброса, и что это вновь была атака мутантов. Но точно было известно только то, что родственники всех двенадцати тысяч жителей Верхнего Чернобыля хоронили пустые гробы, а место, где когда-то был этот город, стало закрытой зоной внутри самой Зоны.

С того дня прошло чуть больше трех лет. За эти годы люди возвели то, что сейчас на Западе с подачи одного из “желтых” журналистов красиво называлось X-Ray Defense Zone, официально значилось как Территория карантина, а для всех жителей воссозданного в старых границах Союза Советских Социалистических Республик было Линией Защиты или просто Линией. Между Линией и Зоной лежало десять километров абсолютно плоской выжженной земли, постепенно зараставшей мутировавшей растительностью и жестко контролировавшейся военными и учеными. Затем шла тройная полоса укреплений шириной в семь – восемь километров, и лишь, за ней, вновь на расстоянии нескольких километров, начиналась территория, заселенная исследователями и стражами Зоны. Внешний периметр Линии был охраняем и защищен ничуть не меньше внутреннего, а за ним в некотором отдалении размещалась не одна армейская часть быстрого реагирования.

Но главное было не в этом. Несмотря на то, что Зона медленно разрасталась, люди смогли не только создать систему защиты от мутантов, они, наконец, смогли проникнуть в саму Зону. Пусть всего на несколько километров и далеко не по всему Внутреннему периметру, но смогли. И это был первый успех.

Как только первые экспедиции внутрь Зоны дали положительные результаты (а таким результатом в начале было просто возвращение участников экспедиции без серьезных повреждений), доступ к Зоне иностранцев был полностью запрещен. Попасть на Линию для посторонних или выбраться из нее на Большую землю для аборигенов стало почти неразрешимой задачей. И хотя информация о Зоне была доступна в большом объеме, а официальные новости о ней постоянно публиковались, почти никто за пределами Линии не знал ничего действительно важного о том, что же творилось в Зоне. Общественное мнение было умело успокоено. Конечно, о Зоне не забыли, но толпа обывателей, погруженная в свои мелочные проблемки и гордо именуемая демократическим обществом, уже стала терять интерес и привыкать к ней.