Прорыв за сенсацией (СИ)

Распространение прорвавшихся через пролом в стене мутантов было сильно замедленно. Между передовой и второй от Зоны стенами третьего эшелона находилось противопехотное минное поле. Не зная проходов, мутанты подрывались на минах на каждом шагу. “Лягушки” вылетали из земли и взрывались в воздухе, поражая десятки исчадий Зоны. С обеих стен на них обрушился ураганный огонь. В добавление к этому, солдаты на второй стене третьего эшелона, удачно используя огнеметы, построили огневую завесу на пути мутантов по обе стороны от пролома.

Благодаря этому Должники ушли с передовой, забросав зону пролома гранатами РПГ, почти без потерь. Вместе с ними ушли и сталкеры из Монолита, и большая часть военных. Солдаты, находившиеся на вышках, соседних с двумя захваченными мутантами сразу после прорыва, успели перебраться на другие вышки и обрубить тросы. Через несколько минут колонна грузовиков и БТРов достигла второй линии защиты, и военные заняли позиции на ее вышках. Сталкеры же получили приказ отступать до последней линии эшелона и подчинились ему.

Прибыв туда, они поняли истинную причину этого приказа. Вся территория за последней оборонительной проволкой третьего эшелона была заполнена несколькими батальонами быстрого реагирования, стянутыми сюда из-за пределов Линии. Командовал этой группировкой лично генерал-майор Расков, не раз последовательно и публично выступавший за арест сталкеров и разгром их организованных групп, но появившийся в пределах Линии впервые.

– Всем сталкерам предписано покинуть Линию! Эвакуация начинается немедленно! Вылет из Авиационного сектора через сорок пять минут! Оружие и снаряжение сдать здесь! – такими словами, усиленными мегафоном, Расков встретил “Уралы” сталкеров, влетевшие на занятую его батальонами территорию и оказавшиеся в кольце. Стволы орудий и пулеметов были направлены прямо на них.

– Все, поиграли в тимуровцев… Сволочь! – Волк с ненавистью посмотрел на плотное кольцо солдат и бронетехники и зло ударил кулаками по приборной доске. Прорваться сквозь оцепление шансов у двух сотен сталкеров не было.

– Выходи, оружие на землю, руки за голову, в колонну по одному. Быстро! – в распахнутые двери “Урала” смотрели напряженные лица солдат, державших Волка и Сергея на мушке.

В темном еще небе занималась заря цвета бледной сукровицы, едва заметная сквозь клубы густого черного дыма, поднимавшиеся над тем, что когда-то было частью первого и второго эшелона Внутреннего периметра.

Пленники

– По десять человек в вертолет. Не больше. Два человека охраны в каждую машину. И чтобы автоматы с предохранителей сняли! Не хватало только, чтобы эти уголовники захватили боевые вертушки. При посадке их встретят, как полагается, – молодой лейтенант – адъютант Раскова – с видимым удовольствием руководил погрузкой сталкеров в вертолеты.

“Еще полчаса назад я был защитником Чернобыля-4, первым журналистом, которого допустили на Линию, без пяти минут ведущим рубрики и живой легендой “Спутника”, а теперь я уже уголовник. Да к тому же и без документов, которые остались в скафандре. Метаморфоза, однако. Хорошо, что хоть флешки из фотоаппарата успел достать”, – думал Сергей, садясь напротив Волка у самой кабины пилотов. Между ними и тонкой переборкой, отделявшей кабину от десантного отсека вертолета, сидели два хмурых солдата, почти упиравшихся дулами АКМ в ребра лидера Должников и журналиста.

Вертолет вздрогнул и начал вибрировать. Гул разгоняющихся винтов становился все громче, пока не заглушил все остальные звуки. Пол под ногами пленников качнулся, и Ми-45 стал набирать высоту…

Примерно в пятнадцати километрах от аэродрома Чернобыля-4, оцепленного солдатами и превратившегося в тюремный этап, от небольшой группы деревьев отделилась почти неприметная тень в маскировочном скафандре. Солдат нес на плече мощный ПЗРК “Игла-3”, способный поразить цель на расстоянии в двадцать километров. Умело взвалив его на плечо, солдат приник к оптике прибора наведения и спустя несколько секунд плавно нажал на спуск. Ракета, захватившая цель, быстро легла на курс и устремилась навстречу ей, увеличивая скорость.

Яркая вспышка, и резко изменившийся курс вертолета, выпустившего жирный дымный шлейф, подтвердили то, что выстрел был удачным. Но солдата это уже не интересовало. Продолжая безучастно держать на плече слегка дымящуюся трубу ПЗРК, он все так же смотрел в ту точку, где находился вертолет в момент пуска ракеты.

Свобода? Или смерть?

Сергей очнулся, лежа на чем-то жестком и неудобном. Открыв глаза, он увидел, что, скорчившись, лежит на одном из охранников. На затылке сильно саднила огромная шишка. Кроме нее и пары синяков никаких повреждений на теле журналиста не было. Он перевернул солдата на спину и увидел, что тот мертв. Бронестекло шлема скафандра было откинуто, и это погубило охранника. Его лоб был пробит штырем какого-то крепления, вмонтированного в пол вертолета. Остальные пассажиры и пилоты тоже были мертвы. В кабине, источая едкий дым, тлела и переливалась мелкими язычками пламени приборная доска. Хвостовая часть боевой машины превратилась в решето после поражения ракетой. Трупы сталкеров, которые находились там, были обезображены до неузнаваемости. Сергей сбросил труп второго солдата с Волка и пощупал его пульс. “Жив!”, – промелькнуло в голове, когда пальцы почувствовали слабое биение под кожей мощной шеи вожака сталкеров. Подхватив Волка и АКМ одного из солдат, Сергей выбрался из вертолета.

Оглядевшись, он понял, каким образом остался в живых. Переломанные кроны деревьев, говорили о том, что вертолет скользнул по ним, прежде чем почти по касательной упасть на склон холма, возвышающегося над поляной, окруженной густым лесом. Израсходовавшая боекомплект еще до погрузки сталкеров машина не взорвалась, а, пропахав несколько десятков метров своим брюхом, остановилась и завалилась на бок, напустив под себя лужу топлива из разорванного бака.

Но радость спасения, только начавшая осознаваться Сергеем, исчезла, а ее место занял ледяной ужас, когда, развернувшись, он увидел в паре километров от холма дома Чернобыля. Он узнал их по фотографиям, которые видел еще в редакции, помогая ведущему рубрики готовить материал для статьи. Ракурс говорил о том, что фотографии когда-то были сделаны примерно с этого же места. Сергей понял, что находится практически один в Зоне, всего в пятнадцати – шестнадцати километрах от ЧАЭС, и каждый его шаг может стать последним, а он даже не поймет, что его погубило.

Хрустнула ветка. Сергей бросил взгляд в направлении звука и увидел в ста метрах от себя ниже по склону холма падальщика, уставившегося на него не моргающими глазами. Перед глазами журналиста всплыла отвратительная картина ночного боя: липкий язык, безумные глаза офицера и клык, выдавливающий один из этих глаз. В холодной ярости Сергей вскинул автомат, спокойно прицелился в неподвижную цель и выстрелил. Падальщик упал мертвым.

Почувствовав в руках знакомую прохладу автомата, Сергей собрался и смог взять себя в руки: “Так, выбор у меня небогатый. Или остаться здесь и ждать, пока вертолет не взорвется, или перебраться хотя бы на противоположный склон холма, рискуя превратиться в жгут на какой-нибудь комариной плеши”. “Ну да сто метров я как-нибудь пройду, а там, главное, чтобы очнулся Волк. С его опытом выкарабкаемся”, – принял Сергей окончательное решение, взвалил Волка на плечи и, держа АКМ наготове, осторожно сделал свой первый самостоятельный шаг в Зоне. Без учителей. Без поводырей. Сам.

Отнеся Волка до вершины холма, так, чтобы видеть с вертолета, Сергей вернулся, снял все оружие и скафандры с обоих мертвых солдат и, стараясь идти след в след, второй раз забрался на господствующую в окрестностях высоту. Затем, сам удившись своему спокойствию, он отстрелил еще одного падальщика, вышедшего на поляну уже с другой стороны, и принялся переносить Волка и снаряжения на противоположный от вертолета склон.