Обвини свою смерть

Синероуа был бледен. Он начал свой доклад несколько минут назад, но этого было достаточно, чтобы бледность проступила и на моем лице. - Падение акций всех предприятий Корпорации продолжается, - растерянно говорил он. - На бирже творится какое-то светопреставление. Все стараются избавиться от наших бумаг, продавая их за бесценок. Акции "Спейс-хаус" упали на сорок пункгов,"Разработки Марса" - на двадцать пять. "Деневер Моторс" уже пошла с молотка, не лучше дело обстоит и с "Бетельгейэ компани". Местные туземцы вышли на тропу войны. Разгромлена большая часть перерабатывающих заводов. На орбитальных верфях уже неделя, как рабочие объявили забастовку. И здесь мы терпим огромные убытки. Но и это еще не все. В Австралии произошел очередной переворот. Вчера новый диктатор Ален Глюс объявил о национализации всех предприятий континента. - А как "Норт Ю-Эс-Эй компани"? - Здесь тоже полнейший хаос. Новый управляющий не знает, что предпринять. Рвутся старые связи с поставщиками сырья, а новых нет... - Достаточно, - прервал я. Мои ладони были мокрыми or пота, да и выглядел я, наверное, страшно. Прошла всего лишь недели, и моя незыблемая империя рухнула, как Вавилонская башня. Такого финансового краха история еще не знала. Казалось, какая-то лавина смела за собой в бездонную пропасть все, что принадлежало мне. Я был в шоке, в полнейшей растерянности, как, впрочем, и весь мир. Не так уж часто происходит падение "финансовых китов". Синероуа снова заговорил: - Я считаю, что никто из наших конкурентов не смог бы это провернуть каждый в отдельности за такое короткое время. Кто-то объединился против нас и начал эту игру. - Нет, - я поручал головой, - это не они. - Но тогда кто? Я тяжело вздохнул: - Похоже, нам действительно конец. - Нет, господин, вы не должны сдаваться! - воскликнул Синероуа. - Мы пока еще достаточно сильны. - Зто только пока. Не пройдет и нескольких дней, а, может быть, и меньше, как я останусь без всего. - И все же вы должны спасти хоть часть из того, что есть. Я свяжусь с Биржами Нью-Йорка, Токио, Лондона, Москвы и Бомбея, попытаюсь заткнуть дыры. - Делай, как знаешь, - отмахнулся я. Он ушел, а я остался наедине со своими мыслями. Я верил в свое могущество, верил в капитал, которым обладал. Глупец! Да, любой смертный не смог бы ничего сделать со мной, но только не Она. Я знал, кто затеял все это и потому прекрасно понимал, что спасения нет. В дверях появился Кристелонион. - Сэр, по каналу пси-связи пришел запрос. Мистер Рокфеллер спрашивает, можно ли встретиться с вами для конфиденциальной беседы. - Хорошо. Ответь, что я не против. Я поднялся с кресла и направился к джайгер-кабине. Такого гостя следовало встречать у порога. Рокфеллер не заставил себя долго ждать. Через минуту он вышел из кабины, старенький, сморщенный, почерневший. Но таким я его помнил последние тридцать лет. - Здравствуй, Генри, - сказал я, протягивая ему руку. - Здравствуй, Сайрис. Мы обменялись рукопожатием и направились в библиотеку, где я обычно принимал деловых посетителей, впрочем, это случалось довольно редко. Там мы устроились в высоких кожаных креслах. - Сигару? - предложил я. - Нет. Ты же знаешь мои привычки. - О! да, - я улыбнулся. Рокфеллер знал, сколько я живу, знал приблизительно, и все же это не давало ему покоя. Я представил, как бы вытянулось его лицо, если бы он разнюхал, сколько мне действительно лет. Но я, по мере возможности, скрывал это. - Ты не изменился, - сказал он. - Как и ты. Он махнул рукой. - Я чувствую, что старею. Организм изнашивается и мне все труднее поддерживать свое тело в норме. Однако, мы сейчас не о том говорим. Время, как говорится, деньги. У меня же есть иная тема для разговора. Сайрис, что происходит? Все семьи, ты понимаешь, кого я имею в виду, весьма и весьма озабочены. Насколько я знаю, никто из нас не объявлял тебе войну, и вдруг этот гром среди ясного неба... Старые денежные мешки, подумал я, они всполошились, они в страхе: что если завтра аналогичную свинью подложат и им? Но самое страшное для них заключается в том, что они не могут понять, откуда ждать урагана. Если бы они это знали, вряд ли бы Рокфеллер появился здесь. - Для меня это тоже в некоторой степени неожиданность, - ответил я. - Мне - конец, я это знаю, но вам, мне кажется, ничего не угрожает. (Проклятая добропорядочность). - Откуда эта уверенность? - в глазах его вспыхнули огоньки. Что это? Рокфеллер разучился контролировать свои чувства? Сомневаюсь. - Я не могу тебе всего объяснить, но я знаю, что собираются разорить только меня. - Кто? - Если я скажу, ты примешь меня за сумасшедшего. Рокфеллер пристально смотрел на меня. - И все же ты не смог погасить нашу тревогу, - сказал он. А потому мы решили тебе помочь. Я, Дюпон, Рашшарди и Кгуэнг попытаемся сбить падение твоих акций на бирже. Конечно, это жест не безвозмезден, ты потеряешь часть своего капитала, и все же останешься на плаву. Я отрицательно покачал головой. - Нет, Генри, это бесполезно. Я обречен. - Да, черт побери! - рассвирепел он. - Неужели ты не понимаешь, что мы все в опасности? Мы не можем допустить, чтобы нас безнаказанно бросали в пучину банкротства. Тем более, неизвестно кто! - Я же сказал, вам ничего не грозит. - И все же мы в этом неуверены. Скажи мне кто - и ты развеешь наши сомнения. - Хорошо, - устало вздохнул я. - Смерть. - Кто? - недоуменно переспросил Рокфеллер. - Смерть. - Ты шутишь? - он рассмеялся. - Ничуть, - хмуро ответил я. - Можешь считать меня сумасшедшим, я бы так же сам постулат на твоем месте, но это так. - О чем ты говоришь, - хмыкнул Рокфеллер. - Разве смерть это не чисто человеческое понятие, означающее биологический конец существованию индивидуума? - Да, это так. Но она еще имеет оболочку, разум, наконец. - Кто? - Смерть. Женщина, которую я видел. Рокфеллер встал. - Мне пора. Я с горечью посмотрел на него. Он не верил мне. Что ж, может это и к лучшему. Пусть они считают, что я свихнулся. Они найдут в этом объяснение моему банкротству, я же не стану переубеждать их. Я провел Генри до джайгер-кабины. Он пожал мне на прощание руку и сказал: - Вам необходимо отдохнуть, Сайрис. Вы переломились. Мы же тем временем попытаемся исправить сложившееся положение. Он исчез в кабине, а я еще долго стоял на месте, бездумно глядя на захлопнувшуюся дверь. Затем, отогнав от себя невеселые мысли, я вернулся в библиотеку и вызвал Крисгепониона. - Хочу видеть Лейлу и принеси хорошего вина. Он удивленно посмотрел на меня, но не сказав ни слова, удалился. Я же устроился поудобней в кресле и закурил сигару. Итак, первый раунд, похоже, моя красавица выиграла. Я остался без денег, а, значит, и без своей защиты. Но у меня, по крайней мере, есть еще остров - моя неприступная цитадель, и сдаваться я не намерен. Проиграть в этой битве равносильно самоубийству. В дверях появилась Лейла. На ней было облегающее, искрящееся, как шампанское, платье, изящное бриллиантовое колье и куча колец на пальцах. Она всегда любила побрякушки. и я потакал этой прихоти. Лейла! Очаровательная Лейла. Ты последняя женщина, которую я любил и которую бросил десять лет назад, хотя оставил в сердце кажется навсегда. Приятно осознавать, что кто-то тебя любит не простой любовью слуги к господину, а любит на равных. - Выпьешь? Она кивнула, слегка склонив свою белокурую головку на бок. Я наполнил бокалы, протянул ей один. - За тебя! - За нас. - Как хочешь. Мы выпили. - Идем на террасу, - предложила она. - Меня тошнит от зтой пыли веков, она кивнула на книжные полки. Я повиновался. Мы долго шли по многочисленным комнатам и коридорам, связанным в единый лабиринт некогда буйного моего воображения, пока не оказались на свежем воздухе. Остановившись у перил, Лейла глянула вниз. - Как красиво,- прошептала она.- Извечная борьба двух стихий: воды и суши. Волны бьют о скалы и кричат от боли. Прислушайся, это не шум прибоя, это - стон. - Скалы тоже кричат. - Нет, они скрипят зубами. Лейла повернулась ко мне и рассмеялась. - Ты совсем не изменился. По-прежнему соглашаешься с каждым, но думаешь, зачастую, иначе, делаешь не так, как тебе советуют, хотя все уверены, что ты внял наставлениям. Быть может, я поэтому полюбила тебя. - Не надо, - грустно сказал я. Она опустила глаза. - Но почему? Я думала... - Нет, Лейла, нет. Я позвал тебя не поэтому. Я нежно придрал ее к себе и поцеловал. Она не сопротивлялась, но и не ответила. Я отпустил ее и вздохнул: - Мне плохо, Лейла, очень плохо. Я не могу тебе всего объяснить и потому выслушай меня не перебивая. Она чуть-чуть склонила голову в легком кивке. - Похоже, я скоро останусь без средств на существование. В ее глазах вспыхнул ужас, но я продолжал, понимая, что если сейчас не скажу всего, потом может не оказаться времени. - И все же я кое-что приберег. Помнишь виллу на Канарах? Она теперь твоя, только не возражай. - Нет, Сайрис, - запротестовала она. - Я не приму от тебя такого подарка. - Примешь. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь и не посмеешь отказать. - Сайрис, объясни мне... - Нет. - Но если тебе так плохо, почему бы нам вместе не отправиться на Канары. - Потому что я не смогу жить с тобой под одной крышей, - сухо ответил я, хотя прекрасно осознавал, что делаю больно. Но я также понимал, что если сейчас смалодушничаю, то Лейла непременно окажется вовлеченной во всю эту круговерть, а я еще не забыл, что произошло с Андерсом. - Ты по-прежнему жесток, - сквозь слезы улыбнулась она, - но я всегда тебя понимала. Делай, как знаешь. И счастья тебе. Я взял ее под руку, и так мы шли до самой джайгер-кабины. Молча. Потом она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку. - Прощай. - Прощай, - ответил я. В душе взрывались, коллапсировали звезды, превращаясь в черные дыры. Я ее никогда не увижу. К вечеру с докладом снова пришел Синероуа. - Все, - выдохнул он, - полный крах. Я кивнул. Но он, не заметив этого, продолжал: - Был момент, когда вроде бы положение стабилизировалось. Падение наших акций на всех биржах резко прекратилось. - Все-таки Генри сдержал слово, - подумал я. - Но потом прошел слух, что аргедонцы собираются начать с нами войну. Их послам было объявлено в течение двадцати четырех часов покинуть Землю. После этого на бирже началась настоящая паника, и акция наших предприятий снова поползли вниз. Попытки остановить падение не привели ни к чему. Час назад... - Не продолжай, - перебил я его, - час назад моя финансовая империя рухнула. Синероуа опустил глаза. - И что осталось в моем активе? - Несколько тысяч наличными, вилла на Канарских островах, которую вы запретили закладывать, и космическая яхта "Орион". - А остров?!! - я почувствовал, как бледнеют даже мочки ушей. - Разумеется, - сказал Синероуа. Мне показалось, что вакуум окутал меня подушкой Отелло. Я задыхался от пережитого только что волнения, хотя и осознавал, что все обошлось. - Вам плохо, господин? - встрепенулся Сивероуа. - Нет, ничего, уже проходит. - Может быть, вызвать врача? - Не надо. Наверное, я просто устал. Я хочу лечь в постель. Синероуа восхищенно смотрел на меня. - Мне бы вашу выдержку. У меня даже не было сил улыбнуться. - Все приходит с годами, друг мой. Мы решили не тревожить камердинера, и Сипероуа сам помог мне раздеться и лечь в постель. Пора отвыкать от этой привычки, подумал я. Скоро все придется делать самому: и одеваться, и зарабатывать деньги, и заботиться о хлебе насущном. - Разбудишь в шесть, - сказал я Синерсуа, прежде чем он ушел, и заснул. Что мне снилось всю ночь, не помню, но уже под утро я увидел ЕЕ. Я задохнулся от ослепительной красоты ее глаз, от созерцания ее нежной, словно лепесток розы, кожи. - Ты не верил мне, - улыбнулась она. - Но я доказала тебе, что ты, как и все в этом мире зависишь от высших сил, руководящих вами. Ты лишился своего богатства, но это лишь дарвое звено в цепи твоих лишений. Последнее - будет являться твоим добровольным отказом от ЖИЗНИ. - Ты ошибаешься, я никогда не сделаю этого, как бы мне не было плохо. Это - первое. А во-вторых, я еще достаточно силен, чтобы постоять за себя. Она расхохоталась. И смех этот, казалось, сотрясал стены, раскачивал ложе подо мной, сотрясая воздух громовыми раскатами. Я очнулся. Кристелонион находился рядом. Он был бледен и напуган. - Землетрясение, сэр, - прохрипел камердинер. - Похоже, остров уходит под воду, уже затоплена пристань и нижние постройки. Боже, она решила лишить меня острова, подумал я, вскакивая на ноги. Я действительно червь перед нею. Но что же делать? Кристелонион схватил меня за руку и потянул вон из комнаты. - Надо скорее добраться до джайгер-кабины, - закричал он, заглушая грохот трясущихся стен. - Вот-вот могут обрушиться потолки, и тогда нам конец. Действительно, сверху на нас сыпалась пыль, мелкие камни и песок. Дышать было нечем, слабый свет ламп с трудом пробивался сквозь пелену взвешенных частиц. Возле кабины собрались почти все мои люди: охранники, повара, технический персонал. - Все живы? - спросил я. - Вроде да, - ответил Синероуа, выходя вперед. - Почему тогда не отправляетесь? - Мы ждали вас, господин, - ответило сразу несколько голосов. (Кажется тогда на глазах у меня проступили слезы). - Немедленно в джайгер-переход. - Только после вас. И вдруг я понял, что спорить с ними бесполезно. Они преданы мне все до единого. Почему? Ведь я со многими почти не общался, ни видел месяцами. Чем я отплачу им за эту преданность? Тем что буду вынужден выкинуть их на улицу без средств на существование? Боже, но ведь я тоже оказался в их положении. Так, может быть, это только сочувствие с их стороны, но никак не преданность? 371 год прожить и так не научиться разбираться в людях. Идиот!.. Остров разрушался. И рушились с ним все мои надежды, уходили в морскую пучину счастливые годы, прожитые в спокойствии и достатке. Смерть не хотела меня отпускать, я был ей нужен. И мне оставалось лишь одно - бегство. Для этого я и оставил "Орион". Всегда необходимо подготавливать путь к отступлению - это закон для беглецов. Подальше отсюда! Подальше от этой планеты, где мне волей судьбы уготована печальная участь! Прочь! И не оглядываясь, я ступил в джайгер-кабину.