Чародей с гитарой. Том 2

— С такими чарами я совершенно не знаком. — Цапль оправлял новое яркое оперение. — Но ничего не имею против.

Одна из белых цапель дернула себя за длинное хвостовое перо.

— Ай! Сингвит, они настоящие!

Староста деревни был умиротворен. Джон-Том вновь обрел уверенность в себе, даже самоуверенность, и расщедрился.

— Как видите, я кое на что способен. Может, вам и дома починить?

Сингвит не колебался.

— Не вижу, почему я должен отказываться. Судя по всему, ваш голос способен на великие чудеса.

— Чуваки, мне страсть как неохота обламывать вам ништяк. — Мадж вышел вперед и фамильярно обнял голубого цапля за плечи. — Но в свете кой-какого собственного опыта хочу дать дружеский совет. Вы получили взад свои клепаные перья. Почему бы не заткнуться и больше не испытывать судьбу?

Высокая птица рывком высвободилась из объятий выдра.

— Вы усматриваете опасность в продолжении концерта?

— Мадж... — начал Джон-Том, но друг даже не взглянул на него.

— Ну, можа, это и не мое выдрячье дело, да тока местность тут открытая и я не вижу, где можно спрятаться. Думаю, лучше б вам обойтись тем, че уже получили.

— Послушайся выдра, — посоветовал старосте белый цапль. — Оперение свое восстановить мы не в силах, но отстроить дома сможем безусловно.

— Свет дня уже меркнет. — Цапль по имени Фельгрин захлопал крыльями, провел испытательный полет, потом снизился и экзотическим носовым украшением устроился на болотоходе. Он указал крылом на местами заросшее русло реки. — Машупро лежит там. — Картинно стоя на одной ноге, Фельгрин почесал другой щеку. — Если это демоническое судно будет вам подчиняться, я отведу вас прямиком к вашей цели. Я был там много раз и хорошо знаю дорогу.

— Взаправду? — Мадж с подозрением глядел на птицу. — А че те помешает водить нас кругами, а когда натешишься, улететь?

Цапль с негодованием посмотрел на него.

— Если я буду водить вас кругами, вы можете снова оказаться здесь. От одной этой мысли у меня в жилах стынет кровь. Лучше уж я постараюсь, чтобы вы оказались как можно дальше от моего дома.

Выдр пихнул Джон-Тома локтем под ребра.

— Похоже, этот педик не врет. Он выведет нас куда надо, не будь я любовником тысячи безутешных бабенок.

— Ты им не был и не будешь. — Джон-Том снова расположился на месте рулевого. — К тому же не безутешных, а безобразных.

Мадж склонился к Пиввере.

— Вот видите, ваша гибкость, к чему приводит чрезмерное чтение книжек? Даже у такого простенького человечишки крыша съезжает.

Джон-Том сосредоточился на несложном, но требующем внимания управлении болотоходом и убедился, что рычаг переключения скоростей стоит на нейтрали, прежде чем во второй раз запел о топливе. Убрав дуару за спину, он молча прочел наспех сочиненную молитву и лишь после этого повернул ключ зажигания. Мотор оглушительно взревел. Чаропевец крепко схватился за рычаг и осторожно пустил лодку вперед.

Болотоход постепенно наращивал скорость. Через некоторое время к принцессам вернулось достаточно отваги, чтобы они покинули сиденья и даже встали, позволяя ветру ворошить их мех. Джон-Том понемногу поддавал газу, и вскоре лодка, образно говоря, летела по болоту. Фельгрин указывал курс клювом — это избавляло его от необходимости говорить.

Как только шумное и пахучее плавсредство исчезло на юге, обитатели разоренного островка взялись за работу. Предстояло убрать остатки нескольких деревьев и заново отстроить множество домов.

— Фельгрин сослужит им хорошую службу, — рассуждала одна из колпиц.

— Что за странная компания! — Самка белой цапли оправляла растрепанную жилетку. — Впервые в жизни вижу таких путешественников.

— А этот чаропевец! — заявил ее супруг. — Человек! И какой длинный! Представляю, на какие чудеса он способен.

— И на какие бедствия! — Оказавшийся поблизости Сингвит пнул бесформенную груду — свое бывшее гнездо. — Счастье, что никто из нас не погиб, что мы лишь на время были лишены трудоспособности.

— Что верно, то верно, — с готовностью согласились соплеменники. — Серьезного ущерба нам не причинили.

— А я вообще собиралась перестраивать старое гнездо, — весело заявила мартиникская камышница.

Через два дня дали о себе знать побочные эффекты Джон-Томова чаропения.

Прежде чем обратиться к другу, Сингвит, сидевший на любимой ветке над водой, отрыгнул полузаглоченного сребробоко-го губана — в деревне считалось невежливым одновременно есть и говорить.

— Давиль, ты плохо себя чувствуешь?

Розовый колпиц неуверенно щелкнул клювом.

— Ш шего ты вжял, Шингвит?

Все колпицы слегка шепелявят.

— С того, что ты горишь, — спокойно заметил цапль.

— В шамом деле? А я вовше не шувштвую.

— Да ты посмотри на себя.

Колпиц приподнял крыло и увидел самый настоящий оранжевый огонек — он сбегал с кончика крыла по плечу. Другое крыло тоже покрылось огненными крапинками. Как и почти все его тело.

— Жабавно. А ведь я не ишпытываю даже малейшего перегрева. — Колпиц осторожно погладил одно крыло другим. — Это не крашка и не мел.

— Изменился твой природный окрас. — Сингвит метнул злобный взгляд к южному горизонту. — Проклятый чаропевец!

— Ну, не жнаю. — Колпиц вскинул крыло к небу и смотрел, как оно отражает солнце. — Мне вроде нравитша. Кштати говоря, тебе бы не мешало пошмотреть на шобштвенное оперение.

— Собственное? — встревожился цапль. — А что с ним не так?

Смотреть было страшно, а не смотреть нельзя.

Его крылья и зоб играли изумрудными и льдисто-голубыми переливами.

Колпиц указал на двух белых цапель, высматривавших рыбу с соседнего дерева.

— Ты только погляди на Эрельмину!

Ее перья были разлинованы крикливыми желто-черными полосками, отчего цапля походила на гигантского тощего шершня. Наряд подруги тоже был в полоску, но очень тонкую, розовую и оранжевую, на малиновом фоне.

По всему острову, от излюбленных рыбацких насестов до гнезд, звучали вопли, и чего в них было больше — ужаса или восхищения, — трудно сказать. Впрочем, досада быстро уступала место любованию.

Столь внезапные перемены не пощадили никого, однако никого и не повергли в отчаяние. Даже самая тусклая из новых красок не шла ни в какое сравнение с прежними. Собственно, жаловались только те, кто возомнил, что их волшебные метаморфозы уступают соседским. И когда эти птицы не пребывали в дурном настроении, они нет-нет, да и выражали надежду, что чаропевец, уладив свои дела в далеком Машупро, будет возвращаться той же дорогой, и тогда, глядишь, примет заказ на новые косметические изыски.

Сейчас Джон-Том не узнал бы этих птиц. Изменения затронули не только внешность, но и психологию. В далекой, безвестной рыбацкой деревушке теперь шел бесконечный парад постоянно меняющихся красок и блеска, и ее обитатели могли бы состязаться с жителями тропических лесов за титул самой яркой или самой пестрой птицы.

Возможно, все сложилось бы совсем иначе, если бы Джон-Тому не пришлось сочетать новые стихи о перьях с испытанными старыми — о производстве легковых машин по индивидуальным заказам.

 Глава 15

Миновало несколько дней скоростного плавания, и наконец болотоход вынес пассажиров если не в цивилизованный край, то, по крайней мере, в более обжитой. Все чаще попадались на глаза уединенные рыбацкие лачуги и плавучие дома. Время от времени приходилось останавливаться и ждать, пока проводник опишет над суденышком круг в поисках ориентиров и укажет новое направление. Спустя еще день Джон-Том сбросил газ — показался Машупро.

Чаропевец надеялся увидеть город если не размером с Поластринду, то уж никак не меньше Линчбени. Разочарование не заставило себя ждать.

Самые большие здания могли похвастаться от силы тремя этажами; преобладали одноэтажные. Они скопились на южном берегу Карракаса, где река вливалась в открытое море, гнездились под прикрытием песчаной косы, сплошь укутанной мангра-ми. Кипарисы, эвкалипты, темно-коричневые мангры и прочие влаголюбивые растения образовали уединенный лесок на задворках города.