Искусство умирать

л. Оттолкнулвшись от гусеницы, чтобы не попасть под нее, он покатился и снова оказался у края ямы.

Он сполз в яму и стал ждать. Ждать оставалось несколько секунд, но секунды растягивались.

Машина подошла и направила пулеметы на него.

– Чего ты ждешь? – спросил Орвелл.

– Я жду своих друзей. Я не хочу убивать тебя так, чтобы не увидели они. Я хочу лишить их такого прекрасного зрелища.

Орвелл ждал.

– Почему же они не идут? – сказал он примерно после минуты ожидания.

Танкетка развернулась и исчезла.

Орвелл поднял голову из песчаной ямы. Все аппараты поспешно уходили. Вот взорвался передний, вот взорвались сразу три, шедшие за ним, потом еще два.

Он взглянул и увидел и увидел, как медленно, будто коршун, снижается Зонтик. Этот конец был ничем не лучше. И тут он увидел номер Зонтика и потерял сознание.

81

Он очнулся. Первый Зонтик стоял невдалеке. Его дверь была призывно открыта, за дверью зовущая чернота, в которой угадывается ряд кресел – Орвелл встал на ноги и, все еще чувствуя тошноту и звон в ушах, …

– Здравствуй, – сказал он. – Зачем ты это сделал?

– Ведь мы дузья, – ответил Коре.

Его голос почти не изменился, лишь стал мелодичнее – голоса машин всегда красивы.

– Не знаю, – сказал Овелл, – я никогда не думал об этом. Я никогда не знал, что мы с тобой друзья. Я даже никогда не считал нужным иметь друга. Я думал, что можно прожить…

– И все же ты его имел, – ответил Коре. Если бы не наша с тобой дружба, я бы никогда не вмешался в спор людей.

– Ты до такой степени перестал быть человеком?

– Да, ты даже не можешь представить себе до какой степени. Это невозможно представить – я даже не знаю, радоваться мне или скрипеть зубами. Вот только зубов у меня нет и мотор вместо сердца, он никогда не повысит обороты от радости. Иногда я жалею о своей прошлой жизни. Не знаю о чем в той жизни можно было жалеть. Ведь когда я был человеком, я был готов умереть, убить сам себя, погибнуть в каком-нибудь бессмысленном бою, не заметив его бессмысленности – меня это нисколько не волновало. Но теперь, когда я потерял себя, теперь, особенно ночами, ведь ночами я не сплю, теперь я часто вспоминаю странные подобности моей жизни и только сейчас они мне кажутся странными. Этих подробностей так много – знаешь, ведь у Зонтика очень хорошая память, то есть, он поправился, – у меня очень хорошая память. И я помню слишком многое из своей жизни, эта память давит на меня. Я вспоминаю слишком много людей, рядом с котрыми я был, мимо которых я прошел, доставил им удовольствие или боль, гораздо чаще боль, чем удовольствие. Я вспоминаю женщин, которым я мог бы подарить что-то очень большое, я чувствую, что это могло быть, но всего этого не произошло. Я прожил на Земле человеком сорок два года, и за это время я не сделал счастливым по-настоящему никого. Я не знаю, почему я жалею о своей прошлой жизни, но…

– А как тебе сейчас? – спросил Орвелл.

– Сейчас – это совсем другое. Сейчас я чувствую совсем иначе, ведь у вас, людей, всего