Жизнь на обочине

Сам большой лагерь находился в стороне от посёлка Старого Надыма, Этот посёлок основали в те далёкие годы для работников комендатуры, конвойных и прочих вспомогательных служб НКВД. Они занимались лагерем. В нём жили и люди обслуживавшие порт.

У директора местного краеведческого музея выяснил вопрос. Для чего вообще были нужны эти заполярные лагеря и поселения? Это было для меня не понятно. Тогда о добыче газа, нефти в Заполярье и не думали. Геологоразведку проводили. Составляли карты залежей. Так было везде. Но для хозяйственной деятельности страны это в тот период было не востребовано. Он рассказал. Делалось это с одной целью обозначить присутствие на огромных территориях. По ним ненцы и эвенки гоняли оленьи стада. И там стояли редкие заставы пограничников.

Север испокон веков заселяли беглые крестьяне, осуждённые, бежавшие из мест отбытия наказания. Вот власть и старалась обозначить своё присутствие. Лагеря обеспечивали и рабсилу. Для тех разработок кои велись. Наверно были и другие причины. Но он о них не знал. Так было ещё с давних времён царизма. Советская власть сохранила это и развила. Когда началось интенсивное освоение недр Заполярья и его обустройство руки заключённых очень пригодились. Цели тогда были другие стратегические, геополитические. Часть лагерей так и осталась востребованной в новых реалиях. Заключённых хватало! Держать их просто так? Не использовать? Было расточительством! Не пропадать же добру? Вот и использовали дешёвую, безотказную рабочую силу на бескрайных просторах кладовой Родины.

Остальные места поменяли названия. Стали ударными комсомольскими стройками. Сколько людей за все эти годы своими костями устлали тундру? Не знал никто! По крайней мере, никто не знал точных цифр этих погибших. Разрушающиеся лагеря стояли памятником всем тем людям. Пока их не поглощало время.

И вот по старой разрушенной временем колее я ехал к лагерю. Памятнику тех лет. Рядом с дорогой шла узкоколейка. Раньше она вела к портовым сооружениям. Но теперь осталась только часть её она вела к лагерю. Старые шпалы. Ржавые рельсы. Заросшая дорога. Вот и всё, что осталось от тех лет. Поражали другие мысли от увиденного зрелища. Почти 14 лет никто не ремонтировал и не подсыпал эти дороги! А они брошенные людьми зарастали, но не тонули. Построенные нами дороги не могли выстоять и года. Разрушались и тонули. Это и засело в голове.

Около часа езды по разрушенной дороге занял путь. Мы подъехали к лагерю. Место для лагеря было выбрано толково. Здесь тундра приближалась к берегам Обской губы. Она переходила в лесотундру. Зелёные ели и сосны радовали глаз. В этом живописном распадке стояли рубленные из брёвен дома лагерного начальства и охраны, амбары и конюшни. Потемневшие стволы срубов с выбитыми окнами и покрытыми тесом крышами. Они стояли прочно не подвластные времени. На возвышенности виднелись сторожевые вышки. Всё опоясывал забор из колючей проволоки. Впечатление было такое, что люди просто на некоторое время отошли куда-то и сейчас вернуться. Мороз пробежал у меня по коже.

Это ощущение ещё больше усилилось, когда мы подъехали к воротам. Створки их были аккуратно закрыты и обмотаны цепью. На этой цепи висел прочный замок смазанный тавотом. Даже покрывавшая его ржа не бросалась в глаза.

Вышёл из кабины машины. Подошёл к воротам и тогда увидел сам лагерь. Он размещался в низине. Ряды бараков из брёвен тянулись ровными рядами. Большая площадка в середине. Ветер насыпал песок, разогнал его между бараками и укрыл площадку. Бараки с закрытыми дверями стояли целыми. Разрушений временем не было видно! Казалось, лагерь уснул. Затаился в ожидании новых заключённых и охранников. Ждал когда разбудят его. Вдохнут новую жизнь. Время как бы замерло. Остановилось. Это было страшно. Заходить на территорию лагеря не хотелось. Я постоял у ворот. Снял кепку. Особых усилий не потребовалось. Перед глазами предстал этот лагерь живым. С лаем собак. Окриками охранников и снующими заключёнными. Бесправным народом. Людьми, попавшими в это царство горя и тоски. Так и стоял у ворот. Опустив не покрытую голову. Отдавал дань памяти их душам. Обитавшим здесь. Повернулся. Ни раду не оглянулся на лагерь шёл к машине. Сел в неё. И уехал. Всю обратную дорогу ехали молча.

Больше за всё время моего пребывания в Заполярье здесь никогда не бывал. Об этом месте вспомнил в августе 1991. Когда произошёл путч ГКЧП. Тогда мне почудилось, что лагерь встрепенулся. Очнулся ото сна. Но, слава Богу! Всё обошлось.

Этот первый год работы познакомил меня с природой Заполярья. Полярной ночью и полярным днём. Когда только наступил серый рассвет и буквально через 1.5–2 часа уже лежит глубокая ночь. Полярный день это когда всё наоборот. Познакомил с коротким жарким летом и длинной морозной, снежной зимой. С комарами и мошкарой. От них не было спасенья. Даже в накомарнике. С захватывающей дух картиной северного сияния. С людьми, нравами и обычаями жизни вахтовых методов работы. Этому знакомству способствовала коллективная встреча Нового года. Мне на приключения встреча этого праздника всегда везло. Мимо не проходил.

Уже рассказывал о традициях того времени. Все праздники встречать рабочим коллективом. Но существовала и грань. ИТР, партийная и профсоюзная верхушка праздновали вместе. Рабочих приглашали редко. Да и они среди начальства чувствовали себя неловко. Поэтому даже если они попадали на эти мероприятия, то всегда старались незаметно уйти быстрее. В Заполярье это обставлено было ещё проще. Такие были условия работы.

Рабочие вахты работали без выходных. Вырабатывая норму часов за месяц отдыха между вахтами. Если попадали праздники, то они тоже были рабочими днями. ИТР работали по обычному рабочему графику. Воскресенье и праздники были для них выходными. Это и было основным предлогом разделения.

Все в той ушедшей стране были равны. Но существовали две жизни. Для руководства и для рабочих. Это и были два класса тогдашнего общества. Все блага жизни тоже делились также. Для руководства их было больше. Они были доступней. Но об этом особо не говорили. Для рабочего класса их было меньше и о них трубили на каждом углу.

Вот и в Новогодний вечер в столовой после ужина была установлена ёлка и накрыты столы. Для руководства. Хотя и был сухой закон на столах стояли бутылки с водкой и шампанским. Из расчёта бутылка водки и бутылка шампанского на двоих. Так сказать норма.

Плакаты и растяжки были обвиты гирляндами. Они украшали зал столовой. Посредине зала столовой, украшенная горящими лампочками и стеклянными разноцветными шариками, сверкала ёлка. Один из плакатов гласил:

" Дорожники! Ударным трудом встречаем Новый год!"

Второй плакат был ещё конкретней:

"1970 год СУ-98, обязуется перевыполнить план на 10 %!"

Третий плакат тоже не подкачал:

" Тебе Родина наш ударный труд!"

Так тогда лозунгами отмечали все праздники. Это была норма того времени. Показная идейность и самоотверженность. Была серьёзно воспринимаемая всеми.

К 22.00 ИТР и руководство нашего СУ начало собираться в столовой. Все приходили уже навеселе. Начали встречу Нового года самостоятельно. Оживлённо стояли и разговаривали. Разбившись на группки. Среди собравшегося в зале столовой народа были и женщины. Примерно 1/3, Это были жёны руководства и ИТР, а так же работницы отделов СУ. В 22.05 в зал вошла наша верхушка руководства. Начальник СУ, секретарь парторганизации и председатель профкома под руку их держали жёны. По их весёлым лицам было видно. От остальной массы они не отстали. Тоже уже начали отмечать праздник. Но держались. Старались играть роль трезвых людей. Получалось? Как уж получалось. Со стороны было видно. Удавалось это им не очень.

До их прихода заместитель председателя профкома взял на себя роль распорядителя банкета. Он распределял народ за столиками. Все столики были составлены рядами. В центре три сдвинутые вместе столика были предназначены для руководящего треугольника и их жён. Мне досталось место посредине между жёнами начальников других участков. Еда на столах по тем временам стояла шикарная. Это были тарелки с салатом оливье, винегрет. Соленья, огурцы, помидоры, капуста, грибы. Нарезка, колбаса, сыр и мясо. Ну, и конечно была рыба местный продукт. О бутылках уже говорил. Как обычно столы ломились. Съесть такое количество? Было не возможно.