Сайт двойников

— Нет, Галя, — прервал ее размышления Сергей. — Мне не хочется скрывать от сына правду. Торопиться не будем, но я дождусь от него письма, после того, как ты расскажешь все. Но, рекомендую написать сразу после официального развода. Думаю, что он поймет, и воспримет сей факт, как неизбежное и уже происшедшее. Если желаешь, то я даже позволю тебе прочесть мое письмо к нему, чтобы потом у тебя не возникло сомнений в моем восприятии нашего разлада. Ни одного слово о тебе не напишу, чтобы ты потом не обвинила меня в предвзятости. Но выкручиваться враньем я не намерен. Потому и даю тебе право самой и первой признаваться.

— Хорошо, — согласилась Галина. — Ты когда улетаешь? Давай сразу после командировки и встретимся. Тогда и обсудим наш развод и планы общения с сыном.

— Не надо! — вдруг резко воскликнул Сергей, словно ему сделали непристойное предложение. — Мы сегодня же, сейчас отнесем заявление в ЗАГС, и нас без всяких проволочек разведут по сторонам. А видеться нам нет необходимости.

— Ты боишься? — усмехнулась Галина, развеселившаяся его реакцией на предложение о встрече.

— Боюсь? Да, но больше не хочу. Повторюсь по поводу твоего предложения о вечной дружбе. Я совершенно не желаю, не просто дружить, но даже знать друг друга. С того момента, если ты подробно помнишь мой арест, мы переселяемся на разные планеты, которые просто недоступны друг для друга. И если даже случайно вдруг увижу тебя на улицах нашего города, то закрою глаза на время, чтобы пропустить этот кошмарный кадр, как облако выхлопного газа автомобиля. Я хочу начать жизнь с чистого листа, где твое имя и с твоим прошлым даже упоминаться не будет.

— А как же сын? Он все же наш общий, и с таким фактом тебе придется считаться.

— Нет, не придется, и не должен. Он мой сын для меня отдельно, и для тебя отдельно твой. После училища сын никогда не вернется в наш город. Его профессия для больших аэропортов с большими городами. Так что, уважаемая, раз в год в отпуске и не чаще, мы сможем в разное время навещать своего сына. Только ты своего, а я своего.

— Зачем ты так жестоко рвешь. Ну, случилось, так почему ты стараешься все сразу порвать и поломать. Мы почти четверть века вместе, а ты так легко хочешь выбросить эти годы насовсем. Я понимаю, что нет ни в чем твоей вины. Ты был идеальным, лучшим мужем, но я полюбила, а любовь не может быть бедой человека. Не стоит изображать меня монстром. Вот потому и боюсь твоего письма сыну. После твоего описания он запросто возненавидит меня. Я знаю, вы с ним договоритесь. Ну и пусть, черт с тобой, у меня тоже все впереди будет хорошо.

— Замечательно. Я догадывался, что мы с тобой обо всем договоримся без эксцессов. Давай просто забудем о существовании друг друга. Я тут вчера некоторые фотографии перебирал. Можешь нужные забрать. Я взял лишь те, где тебя нет. Мне они без надобности. Если сын захочет, так пусть себе оставит, чтобы для себя память сохранить, — Сергей принес из комнаты альбом и положил его перед Галиной. — Свой альбом я начну с завтрашнего дня. Прощай, навсегда и навеки. Все.

Галина еще бы поговорила. Ей ужасно хотелось высказаться, выговориться, доказать Сергею свою невиновность, свалив этот внезапный разрыв на судьбу и волю случая, но Сергей демонстративно не желал ее слушать и видеть. Ему ужасно хотелось побыстрей выпроводить бывшую супругу, так как в голове образовался горячий туман, который стучал по вискам и жег затылок. И он просто испугался за свое состояние, но не желал демонстрировать слабости перед Галиной. Пусть так и считает, что он пожелал срочно забыть ее и не желает по такому мелочному поводу страдать.

Оставшись наедине с собой, он заварил большую кружку чая, насыпал в нее три столовых ложки сахара, и с жадностью чуть ли не залпом выпил. Сергей любил урегулировать свою нервную систему сильно сладким крепким горячим черным чаем. Он действовал на него благотворно и ободряюще. К таблеткам старался не привыкать. Это не болезнь, чтобы ее лечить. А чай от стресса — лучшее лекарство.

— Сергей Владимирович! — радостно встретил его командир летного отряда Котов Геннадий Константинович. — Я полностью в курсе, можешь не информировать детали и подробности. Единственное, чего хотелось бы услышать, так это о готовности приступить к выполнению своих прямых функциональных обязанностей.

— Как пионер, Геннадий Константинович, — отсалютовал Сергей перед командиром, прикладывая руку к голове. — Готов по графику хоть сейчас, как и планировали.

— В дополнительном отдыхе не нуждаешься? — сочувственно и с настороженностью поинтересовался Котов. — Все же такой стресс, нежданный двойной удар судьбы. Знаешь, мы тут вместе сильно возмущались поведением твоей жены. Подло, пошло и не по-человечески, не по-людски это. Вот так в самую трудную минуту получить удар в спину от своего, кому верил и доверял свои тылы.

— Забудем, Геннадий Константинович. А вот с тюрьмой, так даже, считаю, повезло. Следак предоставил мне замечательный халявный отдых. Так что, в дополнительных не нуждаюсь.

— Что, серьезно понравилось? — с недоверием усмехнулся командир. — Уж больно сомнительное удовольствие. Почему-то очередей из желающих попасть, туда не встречал.

— Так смотрели слабо. Ну, а как мне было еще отвлечься от бытовых коллизий? Еще, даже трудно представить, чем бы завершилась моя семейная драма, если бы не та свинья, что Валентин подложил. Считаю, что временная отсидка отвлекла мысли от катастроф.

— Это ты про ту тварь? И еще хватает сил петь ему дифирамбы! — Геннадий Константинович от возмущения даже из-за стола выскочил и забегал по кабинету, словно желал сам поймать этого участкового и оторвать ему подлую голову. — Ладно, твори делишки, коль жить по-иному не желаешь. Но пацана стрелять зачем? Да еще все на тебя свалил. Вот только честно — тебе самому не хочется набить ему морду?

— Нет. Занятие глупое и бесперспективное. Во-первых, теперь он недоступен для простых смертных, а во-вторых, мараться не желаю об эту грязь. Пусть сам за свои поступки отвечает. Так кажется, что достанется по-максимуму, одной рожей не отделается.

— На вышку потянет?

— Не хочется загадывать, но там кроме убийства, как намекал следователь, еще полно всего.

— Да, — Котов даже слегка вспотел от одной только мысли за будущее Валентина. — Наломал, паршивец, дров.

— Вы мне лучше скажите, — Сергей постарался перевести разговор на производственные темы. — График не меняли? Мы, как и планировалось, с Шуршилиным в Колычев летим?

— В Колычев полетит с Шуршилиным Усиков. Мы долго сомневались и вот приняли такое решение.

Сергей побледнел и от дрожи в коленках присел на стул, мертвой хваткой вцепившись в сидение.

— Не надо, Геннадий Константинович, очень прошу вас. Мне срочно лететь туда необходимо. Я уже не могу без нее. Если бы не Маринка, и смысла самой жизни не осталось бы.

— Вот не нужны мне твои высокие речи, попросил бы без этого, и не давить на меня, — возмутился, но немного восторженно и с уважением, Котов. — Ты успокойся и прислушайся к трезвому расчету. Я просто не имею никакого права отправлять тебя в Колычев.

— А она. Она же совсем пропадет там без меня. Да еще, поди, после всей этой свистопляски, так совсем ей плохо одной. Мне нельзя в такой момент бросать ее.

— Слушай, Сережа, — уже миролюбиво и по-отечески обратился к нему командир. — Только пойми меня правильно, и оставим сие между нами. Я тебе не навязываю свои советы, но один разумный хочу предложить. Лишь понять до сих пор не в состоянии, что сам ты до такого не домыслил. Ну, ладно, считай, что сам догадался. Я уже проинформирован, а особенно за эти твои дни отсидки и разбирательства, о твоих взаимоотношениях с ребенком. Мне судить трудно и не хочется. Всякие у людей бывают причуды. Но я не осуждаю и даже, по секрету, одобряю. Пусть Виктор эти дни присмотрит за ней, а на обратном пути, ведь как раз почти по маршруту с небольшим отклонением, залети в Колычев и забери ее домой. Чего вам мыкаться и страдать, коль все можно просто решить. Твоя ведь к этому старому козлу ушла? Вот и флаг вам в руки, обзаводитесь новой семьей.