Красный кефир

Он вдруг отшатнулся, словно вместо Василия Алексеевича увидел какое-то чудовище. Хорек без слов поднялся со скамьи и попросил меня подержать ребенка, пока он будет спускаться на землю. Я переборола отвращение и взяла визжащий сверток.

– Жора? – вскричал Василий Алексеевич. – Ну, что ты обиделся? Я же пошутил. Куда ты с ней пойдешь?

Хорек протянул ко мне руки, и я отдала ему маленькую девочку. Он прижал ее к груди и, не оглядываясь, зашагал прочь от дороги – прямо в степь, к далекой полосе деревьев. Я обернулась и посмотрела на отца Насти. Ситуация развивалась неправильно. Мы могли бы довезти Хорька до города. Я как-нибудь перетерпела бы скрипучий плач ребенка.

Лицо Василия Алексеевича ничего не выражало. Похоже, ему действительно было плевать на чужие проблемы. Он бежал от плена и рабства. В таких случаях каждый сам за себя. Меня удивили широкие залысины над его ушами. На миг мне показалось, что вчера их не было. Или я просто не заметила – варилась в котле тревог и смотрела на мир через фильтры страха.

– Ну, и черт с ним, – проворчал Василий Алексеевич. – Так, пожалуй, даже лучше. Сам виноват. Эта девчонка привлекла бы к нам излишнее внимание.

Он сел в кабину, и мы поехали дальше. Фигура Хорька уменьшилась и превратилась в точку. Он, конечно, здорово помог нам, но мы сейчас находились в положении беглых преступников. Институт подключит к поискам весь административный ресурс: милицию, прокуратуру, законопослушных граждан. Тут придется прятаться, отказывая себе во многих вещах. А его малышка была слишком заметна. От ее плача трескались стекла. Как с ней скроешься от посторонних глаз? Прости, Хорек, но нам не по пути. А что так расстались, то Василий Алексеевич правильно сказал: сам виноват.

Я посмотрела в заднее окно кабины. Настя сидела, как статуя. Ее тело покачивалось, когда машину трясло на буграх, однако это были движения большого манекена, а не человека. Наверное, она задумалась о чем-то, или ее ввели в транс широкая степь и дорога. Из-под грязных волос проглядывали кончики ушей – заостренные и длинные, как у киношных эльфов. Интересно, что раньше я не замечала этого дефекта, хотя мы прожила в одной камере почти три месяца. Я наклонилась и посмотрела на ее отца. Таких залысин у него точно не было. От короткого «ежика» седых волос осталась только широкая полоса, ото лба до затылка, словно белый гребень.

Что происходит, черт возьми? Я четко помнила, что уши у Насти выглядели иначе; что прическа ее отца радикально отличалась от этой. Но где-то внутри меня сладкий голос говорил, что в данной ситуации такие мелочи не важны. В данной ситуации я должна держаться рядом с ними. Меня могли защитить только сила и опыт Василия Алексеевича. А чтобы добиться его расположения, мне следовало вести себя ненавязчиво и дружелюбно. Хотя уши у Насти были еще те!

Мы остановились в небольшом поселке у магазина. Я не понимала, зачем нужно было гнать Хорька. Он, между прочим, просил именно об этом. Парень хотел достать еды для девочки…

Василий Алексеевич вышел из кабины. В его руках был автомат. Он набросил на него пиджак, заимствованный у экспедитора. Настя постучала в окошко и велела мне оставаться в кузове. Она поспешила следом за отцом. Я горестно вздохнула. Автомат предполагал ограбление. Жизнь превращала нас в преступников. Но мы находились в безвыходном положении. Я просто не видела других вариантов. В городе нам обязательно понадобятся деньги, новая одежда, пища и кров. Если мои спутники возьмут часть выручки, мы сможем продолжить наше бегство. Снимем квартиру, отсидимся дней десять, пока не уляжется шум, а затем купим билеты и разъедемся по домам. Возможно, я вообще подамся в Белоруссию, к бабушке. Сейчас нам просто нужны были деньги. С другой стороны, налет на магазин мог вывести охрану института прямо на наш след. Учел ли это Василий Алексеевич? Скорее всего, да. Он долго служил в армии и многому там научился. Мне повезло, что я примкнула к ним.

Мои спутники подошли к магазину. Дверь была закрыта, но рядом уже слонялись местные жители. Два алкаша, с «горящими трубами», смотрели через витрину в торговый зал. Дородная женщина средних лет сидела на крыльце и щелкала семечки. Два парня и девушка шептались о чем-то и подсчитывали собранную в карманах мелочь. Обычно утро у магазинчика сельпо. Неподалеку на поле паслись два коня и корова.

Когда магазин открылся, Василий Алексеевич и Настя вошли в зал последними. Через минуту, услышав приглушенный крик, я вдруг поняла, что ужасно хочу в туалет. Это было наказанием всей моей жизни. Как только возникал серьезный момент, когда любая секунда начинала иметь решающее значение, мой организм превращался в злобного врага. Экзамены, свидания, спортивные мероприятия. Сколько нелепых и обидных ситуаций… Я решила справить нужду в кузове, а затем прикрыть следы своей невоздержанности большим куском брезента. Небольшой сюрприз для институтских сыскарей.

Я увидела, что из магазина вышли трое – Василий Алексеевич, Настя и девушка, которая раньше была с двумя парнями. Женщины несли сумки. Наверное, продукты и одежду. Они передали мне их через задний борт. Затем я помогла Насте забраться в кузов. Ее отец и незнакомая девушка сели в кабину. Заметив мой вопросительный взгляд, Настя пояснила, что нашу новую спутницу звали Татьяной. У ее двоюродного брата имелся дом на окраине города. Район примыкал к железнодорожной станции. Рядом находились свалка и завод, вечно чадящий кислотными дымами.

– Как раз то, что нам нужно, – подытожила Настя. – Место почти безлюдное.

– А почему она согласилась нам помочь? – спросила я. – Мы ее совершенно не знаем.

– У нее не было выбора. Не волнуйся. Она нас не выдаст. В той сумке одежда. Переодевайся.

– Вас видело столько людей… Как они отнеслись к ограблению?

– Хорошо отнеслись. Помогли собрать вещи и продукты.

– Я слышала крик.

– Да, – ответила Настя. – Продавщица закричала, когда увидела автомат. Но все закончилось нормально. Чем тут пахнет?

Я кивнула на брезент и солгала:

– Это Хорек.

Настя приподняла край и поморщилась.

– Ох, уж эти люди!

Я усмехнулась. Откуда столько пафоса, подруга? Неужели ты забыла, как три недели назад пятеро охранников затащили тебя в душевую? Как ты рыдала после этого у меня на груди? Как ты мучилась поносом? А теперь, ой-ой-ой, как мы губки поджали!

Машина снова помчалась по дороге. Я сбросила робу, вытерла ею ноги и надела шелковые трусики. Бра, блузка, белые носки, короткая юбка. Все вещи были другого размера. Все болталось и норовило упасть, но я буквально млела от блаженства.

– А ты почему не переодеваешься?

– Позже, – ответила Настя. – Еще успею.

– Странно, что все прошло так гладко. И одеждой вас снабдили, и домик предложили. Тебе не кажется это подозрительным?

– Не кажется. Успокойся, Влада. Ты с нами, и тебе не о чем тревожиться. Открой вторую сумку.

Я хотела задать ей очередной вопрос, но, увидев колбасу и сыр, забыла обо всем на свете. Булочки с изюмом! Рыбные консервы! Две бутылки вина! Сигареты!

– Настя! Я сейчас все это съем и выпью! Хочешь что-нибудь?

– Нет, – ответила она. – Я должна кое-что обдумать. Не мешай мне, пожалуйста.

Ну и дура! На сытый желудок люди думают гораздо лучше. Особенно, когда вместо жидких каш и водянистых супчиков перед тобой появляются продукты, которых ты не видела долгое время.

– А можно я открою бутылку вина? Пить очень хочется.

– Конечно, открывай. Пей, не стесняйся.

Я чувствовала в ее поведении какую-то странность. Она вела себя неестественно – не как та Настя, которую я знала. Если бы не моя зависимость от Василия Алексеевича, я бы растормошила ее, вырвала из омута мыслей и заставила вспомнить, кем она была. Но сладкий голос внутри меня говорил, что это не важно. Вот колбаса и сыр. Вот вино. Оставь ее в покое. Набей рот едой и жуй, пока не за заломят скулы. Наслаждайся и не мешай другим. Я посмотрела в заднее окно кабины. Незнакомая девушка сидела, откинув голову назад, слегка повернувшись в мою сторону. Ее глаза были закрыты. Пуговицы блузки расстегнуты сверх мер приличия. Рука прижата к груди. Неужели сердечный приступ? Наверное, испугалась мужчины с автоматом… Нет. Я увидела, как кончик ее языка скользнул по сладко приоткрытым губам. Она не прижимала руку к сердцу. Она поглаживала и пощипывала сосок, а ее вторая рука кружила по внутренней части бедер. О, черт! Она мастурбировала прямо под боком у Василия Алексеевича!