Путь обмана

Сердце королевы сжалось. Она облилась холодным потом, когда увидела, сколь ловко пафликяне раскроили ее передний фланг. Но мгновением позже Еленка поняла, что эта ловкость дорого им обойдется. Королева схватила Окнера слева и резким броском, с хрустом раздавила его. Теперь осталось только вырезать оставшихся Боевых Мечей и распугать соденейский сброд. Еленка выпустила резервную окку...

Земля раскололась под ногами королевы. Солнце хлестнуло по глазам, Еленке чудилось, что ее воины бредут по пояс в крови. Кровавый океан был пустынен и неподвижен, как застывший магмовый поток. Королеву бросало то в злость, то в слезы. Она то вспыхивала, взвивалась, принималась неистово рубить врагов, то затихала, опустив короткий меч, и Лету с другом-телохранителем приходилось оттеснять Еленку назад и отбивать нападения шальных соденейцев. Друг-телохранитель воспринимал все бесстрастно, как должное, но Лет был удивлен: возможно, королева больна и лишь в краткий миг просветления способна следить за работой войска. Впрочем, этого было достаточно. Гибель Боевых Мечей была определена.

И когда лучники-каратели вылетели на своих длинноногих лошадях из-за спин зейгеров, чтобы завершить начатое пехотой дело, тринадцатитысячная армада побежала. Остатками Боевых Мечей Окнер усмирил ужас войска, организовал четкий отход армии, но был убит снайпером Линга. Войска соденейского союза снова впали в панику.

Вдруг королева метнула меч на землю, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Все ее небольшое тело трясло. Друг-телохранитель едва успел подхватить падающую повелительницу. Шлем упал с ее головы, и черные слипшиеся волосы рассыпались по груди воина. Подъехавшие каратели спешились, взяли Еленку на руки и отнесли в палатку. Отозванный от пороховых дел Камен велел раздеть королеву и тщательно ощупал ее тело. Он тронул упругий, тренированный живот королеви, улыбнулся.

- Если сегодня же не найдем для королевы творога, молока и ягод, сказал алхимик, - плохо ее дело.

Каратели молча покинули палатку.

Камен смочил жидкостью из пузырька палец и провел им по верхней губе королевы. Королева сморщилась и чихнула. Потом еще раз. Она оттолкнула руку и вскочила. Еленка повела по сторонам осоловевшим взглядом.

- Где Лет? - сказала она.

- Убит, - сказал Камен.

- Как?! - Еленка схватила алхимика за тощие плечи, тряхнула его.

- Убит, - повторил Камен и посмотрел королеве в лицо.

Еленка села на скамью, ссутулившись, опустив плечи, запустив руку в гущу волос.

- Он очень плохо фехтовал... - то ли спрашивая, то ли утверждая, сказала она.

- Да, - сказал Камен, - ему, кажется, разрубили голову.

Королева вздрогнула, но промолчала.

Алхимик побросал в мешки свои банки, опустился на колени и поцеловал еленкину голень. Королева отчаянно посмотрела на него.

- Почему ты не оживляешь мертвых? - спросила она.

- Я слаб умом, королева, - сказал алхимик. - Если б я мог, я оживил бы всех людей, погибших под этим солнцем.

Только сейчас Камен обратил внимание, как запали глаза и опухло лицо королевы.

Еленка встала, провела руками по бедрам и выругалась так, что старый алхимик удивленно дернул бровями.

- В Столице - пафликяне, а мы греем задницу на солнышке! - железным голосом добавила королева.

- Над долиной - дождь, королева, - невозмутимо сказал Камен.

Лицо Еленки пошло красными пятнами, рука потянулась за мечом, но распахнулся полог, и каратели втолкнули растрепанную Эилинн. Та сплюнула кровь и, поднявшись с колен, сказала:

- Королева, твои завернутые в железо философы учили меня жить и, по-моему, обломали два ребра.

Еленка села на свернутое костровое покрывало и закрыла глаза рукой, чтобы никто не увидел слез.

...На десятый день пути остатки дианейской армады, слившейся в дороге с выжившими окками Эйра, подошли к пепелищу эниесзы.

Усталые грязные солдаты прошли по пожарищу еленкиного детства. Стертые копыта коней, расползающиеся сапоги, разбитые в кровь ступни подняли целое облако мелкого пепла, лежавшего холодным серо-черным знаменем на трупе эниесзы. Возле дороги, некогда протекавшей по лесу, по-прежнему стоял белый обелиск могилы солдата неведомого космоса. "Его звали как-то необычно, мучительно вспоминала Еленка, - кажется, Байрон, или даже Дэйв Байрон. И он умер, чтобы спасти ласкового дурака Женю..." Королева вытащила из переметной сумки женину куртку, надела поверх панциря и застегнулась. Проезжая мимо могилы, Еленка сняла шлем и положила руку на рукоятку меча. И вся армада повторила жест королевы, отдавая честь воину. Негде даже сорвать фиеру, чтобы положить тебе на могилу, - подумала королева Ель.

Внизу, за выжженной проплешиной эниесзы, показалась Столица. Единый вздох вырвался из тысяч глоток. Королева хлестнула коня плеткой и вырвалась вперед. На скаку надевая и застегивая шлемы, дианейцы скатились со скал и хлынули в пойму реки.

Это была единственная битва королевы, возникшая без плана, без мучительных подсчетов необходимых жертв. Дианейцы ледопадом обрушились на стены священного города.

Гарнизон Боевых Мечей, облепивший стены Столицы, вряд ли знал о гибели Пафликэна и окнеровского стада. И об этом им надо было сказать. Но под властью общего прилива злости, порожденного чуть ли не детской обидой, королева бросила войска на город. Только нестерпимое чувство обиды, вспыхнувшее в душе Еленки, когда она разглядела со скал тонкие шпили Столицы, заставили ее без подготовки, оставив в обозах осадные колеса, ринуться на приступ города.

Первые три оголтелые атаки были хладнокровно сброшены со стен. Комматоры вынуждены были отвести карателей за предел полета арбалетной стрелы и перегруппировать их для нового штурма.

Дикая ярость овладела королевой. Кольнуло сердце. Она выхватила меч, пришпорила коня. Каратели устремились вслед за летящей к стенам Столицы королевой. Лавина промчалась по завалам во рву, оставшимся со времени штурма Окнера. Возле стены Еленка спрыгнула с коня и нечеловеческим усилием рванула валявшуюся на земле осадную лестницу. Подоспевшие каратели подхватили и приставили лестницу к стене. Королева, воткнув меч в ножны, полезла наверх. Глянув в сторону, она увидела, как стена мгновенно заросла осадными лестницами. Боевые Мечи выплеснули сверху котел кипятка. Еленка извернулась, повисла на руке, и шипящий, брызжущий паром клубок рухнул вниз на головы солдат. Королева возобновила движение. Тяжело ухнул маятник, пролетая вдоль стены. Бронированный канат перебил лестницу, по которой карабкалась Еленка. Королева судорожно вцепилась в перекладину, в ужасе зажмурив глаза. Лестница устояла. Сломавшийся кусок отскочил, и лестница уперлась обрубками в ласточкин хвост бойницы. Еленка молниеносно метнула нож. Обдирая застежки на куртке и панцире, она свалилась внутрь каменной щели, встала, выдернула нож из тела - мертвый парень с залитым кровью ртом сжимал в откинутой руке полупустой самострел. Еленка неслышно побежала по коридору. Возле каждой бойницы она останавливалась и наносила короткий удар мечом. Королева взлетела по лестнице наверх. Она увидела перед глазами ноги одного из Боевых Мечей и резким взмахом перерубила вражеское колено. Солдат крикнул, падая в котел со смолой. - Мальчишка, паачий! - Еленка сморщилась, выпрыгнула из лаза и, схватив пафликэнца за волосы, ткнула его лицом в остывающую гущу. Солдат дернулся, вырываясь. Тогда королева ударила мечом по беззащитно открывшейся шее. Еленка отбросила отрубленную голову. В глазах у нее позеленело, и ее вытошнило прямо на сведенный агонией труп. Удар в спину привел королеву в чувство. Копье было брошено с чудовищной силой, но неловко и в страшной злобе. В полете его развернуло, и оно, как булава, ударило Еленку тяжелым наконечником. Королева откатилась за котел. С трудом распахнув веки, она увидела над собой скалоподобного пафликэнца с белыми от ярости глазами. Узловатыми, посиневшими от напряжения руками он занес над королевой топор. - Это отец того мальчишки, - подумала Еленка. Она зашипела сквозь зубы, метнулась в сторону, но солдат пинком вернул ее обратно. От удара на еленкином панцире отлетел замок. Панцирь распахнулся, раздирая ползущую застежку на куртке. Солдат, брызгая слюной, вновь замахнулся топором. Взгляд его упал на обнажившийся грязный торс королевы. Рука с топором дрогнула, рот сломался в изумленной гримасе.