Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

– Ничего! – ослепительно улыбнулся мне Льюис. – Первое впечатление обманчиво! Как только ты все покажешь…

– Эй! Джо! Ребята! Вы уже приехали! – раздался чей-то звонкий голос у нас над головами.

Мы повернулись и впервые узрели во всей красе величественное Главное здание. Оно напоминало огромный испанский собор, но явно было освящено в честь каких-то языческих богов, потому что из окна третьего этажа высовывалась махавшая нам рукой Марион Дэвис.

– Да! Привет! – крикнул я.

Льюис во все глаза смотрел на Марион. Она, кажется, была одета только в полупрозрачную ночную рубашку. Может, на ней еще что-нибудь было, но на таком расстоянии это было не видно.

– А это твой друг? Какой симпатичный! – крикнула Марион. – Похож на Фредди Марча [Марч Фредрих (1897-1975) – американский актер.].

– Я его дублирую! – крикнул покрасневший Льюис и глупо захихикал.

– Чего?!

– Я его дублирую. Я каскадер!

– Понятно!… – ответила Марион. – Хотите имбирного эля? А то до вечера тут ни-ни!

С этими словами она скорчила смешную физиономию и поднесла руку ко рту, словно что-то пила из горлышка бутылки.

– Да! Хочу! – заорал Льюис.

– Я скажу, чтобы вам принесли! – ответила Марион и исчезла.

У следующей статуи мы повернули налево и оказались во дворе перед домом. Двор был в несколько раз больше любой городской площади. Он вместил бы толпу возмущенного народа из "Ромео и Джульетты" и атакующий ее рысью эскадрон веронской конной полиции. Однако в настоящее время его украшали только фонтан и несколько плетеных кресел. В одном из них сидела Грета Гарбо [Гарбо Грета (1905-1990) – легендарная голливудская актриса шведского происхождения.] и угрюмо чистила апельсин.

– Здравствуй, Грета! – сказал я, гадая, помнит ли она меня.

Грета Гарбо, насупившись, зыркнула глазами и, не говоря ни слова, продолжала чистить апельсин. А ведь она меня точно узнала!

Мы с Льюисом уселись на почтительном расстоянии от нее. Рядом с нами словно из-под земли возник молодой слуга. У него на подносе стояли два стакана безалкогольного эля со льдом.

– Марион Дэвис сказала, что я симпатичный, – с довольным видом сказал Льюис и тут же нахмурился. – А это не помешает нам выполнить задание? Что, если ее слышал Херст? Она же орала во все горло.

– Не волнуйся. Ничего страшного не случится, – устало пробормотал я, потягивая ледяной имбирный эль. – Марион считает, что почти все мужчины на свете симпатичные, и никогда не стесняется орать об этом.

Некоторое время мы грелись на солнышке. Лед у нас в стаканах начал таять. Грета Гарбо жевала апельсин. Заспанные голуби тихо ворковали на часовой башне, а я думал о том, что скажу Уильяму Рэндольфу Херсту.

Скоро стали подходить остальные гости. Грета Гарбо не обращала ни малейшего внимания и на них. Кларк Гейбл сел на бортик фонтана и заговорил со светловолосым молодым человеком со студии "Парамаунт" о лошадиных бегах. Пришел один из пяти сыновей Херста со своей девушкой и попытался познакомить ее с Гретой Гарбо, которая в ответ лишь буркнула что-то нечленораздельное. Наконец сын Херста махнул на нее рукой, и они с подругой пошли купаться в римском бассейне. Чарли и Лоренс, которых Марион знала еще по немому кино, завязали оживленный разговор о древнегреческой мифологии. У обоих был довольно потрепанный вид. Судя по всему, они давно сидели без работы.

Я разглядывал огромный дом и прикидывал, где сейчас Херст и что он делает. Покупает за миллион долларов очередную газету? Растолковывает сенаторам и конгрессменам, как они должны голосовать? Выписывает чек на приобретение оптом книг какой-нибудь средневековой библиотеки? В основном Херст занимался именно этим. Потому-то им и заинтересовалась Компания.

От этих глубоких мыслей меня отвлекло появление Констанс Толмедж [Толмедж Констанс (1897-1973) – американская киноактриса, снявшаяся в знаменитом немом фильме режиссера Давида Уорка Гриффита "Нетерпимость" (1916).]. Ей уже было под сорок, но она так же звонко смеялась и летала по двору, как и тогда, когда играла юную девушку с Гор в "Нетерпимости". При этом и ее бруклинский акцент сохранился. Она тут же подбежала к Льюису, которого давно знала, и они стали оживленно обсуждать общих знакомых. Вскоре распахнулись высокие двери, и из Главного здания появилась – нет, не процессия священнослужителей с крестами, – а Марион Дэвис в вечернем платье.

– Здравствуйте, друзья! – крикнула она поверх струй фонтана. – Извините, что заставила вас ждать, но пришлось обслужить хозяина первым!

Собравшиеся неуверенно захихикали, а здание за спиной у Марион, как мне показалось, нервно дернулось. Впрочем, Марион Дэвис, кажется, было все равно. Она подошла к гостям и стала тепло здороваться со всеми… Или почти со всеми. Грета Гарбо вроде бы не удостоила ни слова даже ее… Потом Марион пригласила всех пройти в дом.

– Кто у нас здесь впервые? – спросила она, когда мы вошли. – Джо, ты здесь вроде еще не бывал. И твой друг тоже.

– Смотрите! – воскликнула она, ткнув пальцем в мозаичный пол вестибюля. – Знаете, откуда это? Из самой Помпеи! На этом полу в ее последний день жарились люди!

Если Марион не врала, я лично знал некоторых из них. Веселее мне от этого не стало.

После солнечного двора обширный зал показался прохладным и сумрачным. Он был довольно удобен. Повсюду стояли современные диваны, мягкие кресла и маленькие пепельницы на бронзовых треножниках. Этот зал можно было бы даже назвать уютным, если бы он не тянулся почти милю в длину и не был увешан полотнами эпохи Возрождения. Одну из его стен украшал камин такого размера, что в нем поместился бы бык на вертеле. Потолок, терявшийся где-то в высоте, почти недоступной взгляду, кажется, опирался на дубовые балки. Здесь, как и в остальных помещениях, висели картины и стояли статуи, изображавшие Мадонну с Младенцем. Судя по всему, это был любимый сюжет Херста в изобразительном искусстве.

Некоторое время гости бесцельно слонялись по залу. Потом появились слуги со спиртными напитками, и перемещения гостей сразу стали гораздо целенаправленнее. Под снисходительным взором Мадонны мы бросились к подносам, как пираньи на оказавшуюся в реке антилопу.

Сразу стало веселее. Чарли сел за фортепиано и стал наигрывать популярные мелодии. Кларк Гейбл, Лоренс и молодой человек со студии "Парамаунт" нашли колоду карт и решили сразиться в покер. Остальными же гостями занималась Марион, следившая, чтобы каждому достался стакан с любимым напитком и никто не скучал.

Появился сын Херста со своей девушкой. У них были мокрые волосы. Откуда-то возникла пара чрезвычайно пронырливых на вид служащих Херста. Завидев Грету Гарбо, они тут же бросились к ней за автографами. Вошла высокая, худая и очень импозантная дама с двумя тявкающими собачонками на руках. Марион приветствовала ее с распростертыми объятиями. Дама оказалась писательницей. По одному из ее произведений решили снять фильм, и ее пригласили в Голливуд писать сценарий.

Я осматривал стены зала, пытаясь отыскать потайную дверь личного лифта Херста. Льюис мужественно отплясывал чарльстон с Конни Толмедж. Марион подвела к ним писательницу.

– А это Констанс Толмедж. Вы ее, конечно, видели в кино… А это… Как тебя зовут, красавец?

– Льюис Кенсингтон… – В этот момент музыка замолчала. Пианист раскуривал сигарету.

– Льюис! Точно! А вблизи ты еще симпатичнее, – сказала Марион, потрепав Льюиса по щеке. – Ты ведь тоже снимаешься в кино, красавчик?

– В некотором смысле, – потупился Льюис. – Я каскадер.

– Значит, ты по-настоящему работаешь. Не то что разные длинноногие блондинки, – сказала Марион, имея в виду саму себя, и первой захохотала своей шутке. – Конни, Льюис, это – Картиманда Брайс. Вы о ней, конечно, слышали. Она пишет невероятно увлекательные и жутко страшные романы!

Импозантная дама шагнула вперед. Две чихуахуа рванулись было, чтобы вцепиться Льюису в горло, но хозяйка крепко держала их.

– А эт-т-то ее собачки, – заикаясь промямлила отшатнувшаяся Марион.