Помни о микротанцорах

арбузе или апельсине есть две стороны: во-первых, это уход от природных форм; во-вторых, это удобно для складирования. Молекулярный дизайн последующих лет развивался именно по этим направлениям: свободные художники выдумывали бесполезные, но причудливые формы, а прикладники изобретали то, чему можно найти применение. Но Анна понимала только прикладное искусство.

Впрочем, молекулярный дизайн уже давно перестал быть свободным творчеством одиночек. Первый скандал случился после изобретения прозрачной собаки. Такие собаки оказались очень агрессивны и научились пользоваться своей невидимостью.

Несколько экземпляров загрызли своих хозяев и сбежали в леса. Там они стали размножаться с катастрофической скоростью. Причем их агрессивность ничуть не уменьшалась. Собак удалось истребить только после двух с половиной лет «собачей войны», так это назвали газеты, причем многие люди погибли и очень многие остались калеками. После этого было запрещено разведение любых прозрачных животных, включая даже рыб и медуз. Несколько лет спустя все же произошло нашествие невидимых муравьев, очень кусучих, но эту вспышку удалось погасить без труда.

Сейчас дизайнеры изощрялись в изготовлении полуневидимых экземпляров. На выставке можно было найти собак с прозрачной спиной: были видны лишь исправно работающие сердце, легкие, кишки, под всем этим две пары лап. Были собаки видимые лишь наполовину спереди и наполовину сзади. Были особи с полосатой невидимостью, были с невидимой кожей. А одна даже виделась как отдельно существующие голова и хвост. Всех этих уродов хорошо покупали. Особенно дорого оценили плоскую собаку: при нормальном росте она была плоской как камбала – всего в два пальца толщиной. При этом она была хорошо надрессирована и приучена притворяться подстилкой. Девяносто процентов всех животных были разновидностями собак. Остальные – в основном свиньи и кролики. Растениями в последнее время интересовались мало.

Выставка проходила каждую пятницу на аллеях центрального парка. Пятница, первая половина дня – такое время выбрали специально, чтобы приходило поменьше праздных зевак. В последние годы выставки ориентировались больше на специалистов и коллекционеров. «Помни о микротанцорах!» – висели огромные лозунги над центральной аллеей. Но о микротанцорах Анна помнила всегда.

Сделав записи и снимки, Анна взяла моб и отправилась в лабораторию. Она любила свою работу, но лаборатория означала не только работу. Каждый раз, когда она входила в здание, почти каждый раз, она была вынуждена говорить с толстой уборщицей Уваровой, и эти разговоры никогда не доставляли ей удовольствия.

Уварова была еще молодой, сильной, энергичной женщиной. Полной, но не до безобразия. Она постоянно улыбалась, довольная жизнью, работой и собственной глупостью. Это существо, как ни странно, имело особенное зрение, особенную прозорливость, развитую за годы: Уварова всегда исхитрялась говорить именно о том, о чем собеседник говорить не хочет. Уварова была, по-своему, остра на язык, и горе