Чудовище (СИ)

А когда его отпустили, когда плечи перестали обжигать колючие вспышки, Скай даже думал, что все закончилось, и он свою цену заплатил. Большой цена получилась. Так он думал. Пока отчим не сказал, что сейчас Ская на совет общины отправит и все сделает для того, чтоб его за воровство, драки и непочтительное отношение к правилам самой общины, права лишили на Магрибе находиться. Скай не понимал, к каким это последствиям приведет. Сам злился, думая побыстрей бы куда-нибудь с ненавистной планетки рвануть.

Не было совета общины. Открытого - точно не было. В полчаса, тем же вечером, все и решили. Скай так домой и не попал, и ни с мамой не простился, ни с маленькими. Дон Грей мэра позвал в лавку, и пастора. И втроем, после небольшого совещания, приняли решение. А когда Скай услышал, что и, главное, кем предстоит ему Магриб покинуть, вот только тогда дошла вся серьезность ситуации. Но что он мог сделать? Тем более, по-настоящему же был виноват, и, самое важное, по-настоящему чужаком был, так и не научившимся жить по правилам.

Дон Грей у матери документы на Ская забрал, заставив ее подписать согласие на то, чтобы община города Маае, планеты Магриб могла со Скаем делать все, что угодно. Скай знал, как мать заставили документы подписать - в аргументах Дея и Томаш были, которые точно такими же изгоями могли стать, как и Скай. А дон Грей пообещал усыновить маленьких и в общину принять с полными правами. Это уже сам дон Грей рассказал, хвастаясь на перелете между Магрибом и Тейей. Тогда Скай и понял, какая на самом деле ненависть может быть. А надо было не ненавидеть и, бесясь от бессилия что-либо сделать, проклятья посылать, а гордыню унять и ... прощения просить. Хоть на коленях, хоть на брюхе, хоть как угодно. Может быть, пожалел бы дон Грей. А Скай... при первом удобном случае зубами в руку вцепился. Хорошо хватанул. До крови. Дон Грей кричал громко и глаза у него белыми стали от такой же ненависти. И придумал, как еще больше жизнь усложнить.

- Посмотрим, как ты с рабским ошейником жить будешь, когда на плече воровское клеймо появится, - сказал совершенно спокойно отчим, уже отойдя от вспышки гнева.

Клеймо ставил сам на Тейе, купив подходящий штамп в рабской лавке. Так Скай знаком на плече обзавелся, еще даже раньше, чем чипом и ошейником, и это тоже было... немыслимо. Отчим-то после того, как клеймо поставил, уже не как с человеком общался, а как с мусором и грязью. Не знал Скай тогда, что следующие восемь лет именно так к нему и будут относиться. Все.

А еще запомнил многообещающее:

- Дай только утра дождаться и на первом же аукционе...

И как же не хотелось, чтобы это утро наступило. Потому, что именно тогда на Тейе, когда на плече появилась уродливая отметина, которая жгла и болела, даже через слой анестетика, до Ская дошло, что назад дороги уже нет. И просить прощения надо было раньше. Не играть в гордого и независимого. Не строить из себя непонятно кого, а научиться признавать свои ошибки и принимать свою вину. Легче бы было. И не попал бы тогда, действительно с первыми лучами солнца, в рабский барак на открытые торги в качестве живого товара. Даже сейчас Скай и то вспоминал обо всем, как сквозь пелену, а тогда вообще казалось - на голову черную тряпку накинули и не понимает Скай ни где он, ни что происходит. Хуже всего, что противно было.

Когда на помост выпихнули, когда раздеться приказали, растерялся до невозможности, даже плакать пытался. Но никому и дела не было до его слез. Это тоже запомнил. Таких, как Скай десятки на торгах, и у каждого уже не имя, а номер на выходе с помоста... Номер. Это тоже слишком больным было.

Продали его слишком быстро. Седоволосый снабженец с Авроры заплатил семь галаксов за Ская, купив для работы на табачной фабрике. В ловких руках таких вот мальчишек фабрика нуждалась... Взрослые с упаковкой с конвейера не справлялись. Но для Ская все едино было - хоть фабрика, хоть тюрьма. Понял - воля закончилась. Детство тоже закончилось.

А отчим, подписывая документы, получая за Ская золотые, лишь довольно ухмыльнулся и добавил, что пусть хоть так жизнь научит взрослых уважать и ценить тех, кто куском хлеба обеспечивает.

Жизнь действительно научила. Много раз и после.

Поэтому и думал Скай, что лучше б гордыню свою усмирил и выпросил бы, вымолил прощение. Слишком уж страшной настоящая жизнь получалась.

И по утрам, с трудом просыпаясь в бараках, одуревая уже от вечного недосыпа и усталости, Скай бояться новый день начал, слишком хорошо понимая, что будет дальше. Тяжелая работа впроголодь, бесконечный конвеер, постоянные тычки да затрещины от мастера, унижение и... боль. Боль поселилась постоянная и никуда уходить не собиралась. И рассвет четко с новой болью ассоциировался.

А сейчас... Новый день нес совершенно иное значение. И рассвет уже не пугал, а, наоборот, завораживал. Слишком красивым был. Неожиданно добрым... Ласковым... Скай никогда не думал, что солнце может таким быть. Не обжигать кожу, не высушивать губы, не забирать последнюю влагу, а быть вот таким, как с утра, когда оно показывалось из-за высокого холма. Или таким, каким солнце было на закате. Таким, каким солнце Скаю господин показал. На Эрика солнце на закате было похоже. Тоже доброе. Надежду дарившее...

Скай мог неподвижно, замерев у панорамного окна без движения, просто наблюдая за просыпающимся утром, стоять до тех пор, пока не слышал шаги Эрика в коридоре. Только тогда, улыбался солнцу и новому дню, кивал головой и выходил здороваться с хозяином, помня о той надежде, которую ему солнце пообещало.

А Эрик...

Хоть и думал Скай, что втайне от господина в гостиной рассветы встречает, все совсем по-другому было.

Наблюдал Эрик и за ранними пробуждениями Ская. И за тем, как стараясь быть бесшумным, парень в гостиную шел, и за тем, как он на рассвет смотрит. И как плачет, тоже Эрик видел. И как стоит возле стекла, руками лицо закрывая...

И сколько раз вот так, наблюдая, за этот месяц, что Скай жил в доме, Эрик хотел отбросить гордость и подойти хотя бы просто по плечам погладить, утешая. Но не мог себя заставить. Боялся, что нарушит границу того маленького островка свободы, который Скай даже в ущерб сну для себя выкроил. Смотря на солнце, Скай действительно вольным был. И хоть и плакал, хоть и переживал, но уже без той страшной обреченности, без того страшного равнодушия, которое Эрик помнил. Но понимал - не выдержит. Вмешается и постарается помочь. Потому что слишком больно было смотреть на то, как плачет человек, умеющий своими объятьями и теплом утешать,и исцелять, и дарить надежду.

Комментарий к Утро

не вычитано. исправляю в процессе.

========== Прошлое ч.1 ==========

- На Магрибе тоже было красиво. Я помню. Только там солнце не за горизонт уходило, а медленно затухало - маленькое искусственное светило. Фео. Его по расписанию выключали. И моря не было. Вообще. Магриб - маленькая планетка, всего-то одна община и множество ферм по периметру. Поля за городом от горизонта к горизонту. У нас домик был за городским валом в квартале для пришлых... Но мне даже нравилось так жить - солнце казалось и просыпается, и засыпает совсем рядом. Меня маленького отец на плечи сажал и выходил за город специально солнце провожать. Он говорил, родился на планете, где есть настоящие закаты, и солнце золотого цвета ходит по синему небу от одного края к другому, и люди живут совсем иначе - свободно - каждый может летать от звезды к звезде даже без одобрения общины. Я тоже хотел улететь с Магриба, дурак... - сказал Скай, глядя в куда-то мимо Эрика в горизонт за панорамное окно.