Всемирный следопыт, 1925 № 07

— Ну, видите, Рульер. Причина, побуждавшая вас к от’езду, устранена. Да и отправляться вам сейчас отсюда на золотые прииски было бы верхом неблагоразумия.

Но я настаивал на своем, и моему хозяину ничего не оставалось делать, как отпустить меня.

— Вы свободны в своих решениях, конечно, но все-таки я думаю, что скоро вы пожалеете о том, что ушли; от меня, — оказал он мне на прощание.

Когда я вышел на пристань с чемоданчиком в руке, мои сообщники негры уже поджидали меня. Лодка была готова, и они должны были перевезти меня в ней на пароход, стоящий в гавани. Завидев меня, они поступили очень хитро. Они стали звать и подгонять меня:

— Скорее же, мастер, вы задерживаете остальных. Они вас ждут!

Это дало мне возможность совершенно спокойно и открыто пройти мимо группы полицейских, стоящих на посту и наблюдающих за работой и жизнью порта.

Я прыгнул в лодку и сел спиной к берегу. Мои два черных друга сильно налегли на весла и через несколько минут я уже стоял на палубе английского парохода «Триумф».

О, с каким облегчением я вздохнул, когда пароход поднял якорь, и Гвиана стала постепенно исчезать за горизонтом. Мой побег не сопровождался какими бы то ни было необычайными — происшествиями, но зато я не знаю ни одного, который был бы совершен так просто и спокойно, а главное прямо перед глазами полицейских властей.

XXI. Мои скитания по Америке

Как только я поднялся на палубу парохода «Триумф», меня, конечно, сейчас же попросили пред’явить свой билет. Я сказал, что билет я не успел купить, так как только что приехал в город и узнал тут о скором отходе «Триумфа» и поспешил попасть на него в надежде, что мне разрешат заплатить за проезд уже на самом пароходе; что у меня были будто бы срочные дела в Каракасе и Венецуэле, почему я и не мог отложить свей поездки до следующего парохода. Деньги от меня приняли, и вопрос этот был таким образом улажен.

«Триумф» принадлежал одному судовладельцу с Барбадоса; капитан судна был очень симпатичный и дельный человек. К сожалению, я так и не узнал его фамилии. Вечером он заговорил со мною, когда я блаженствовал, вытянувшись на складном кресле на палубе и любовался свободным океаном, необозримой пеленою растилавшимся передо мною. Затем, в разговоре он дал мне понять, что он не заблуждается относительно моего настоящего социального положения, но я постарался перевести нашу беседу на менее опасную для меня тему. Но за обедом, когда он меня пригласил пообедать с ним, я не мог избежать его расспросов. Он стал рассказывать мне, что беглые ссыльные часто бывают у него на пароходе, но никогда у них нет заранее купленных билетов: ведь в конторе выдаются билеты только по предъявлении визированных французскими властями паспортов.

— Конечно, я думаю, — продолжал он, — что среди них есть и дурные люди, но вас я к их числу не могу причислить. Во всяком случае, я никогда не мешаю. Каждый имеет право, по моему, добиваться свободы. К тому же мне хорошо известно, какие ужасы творятся в этих местах ссылки, — добавил он, указав рукой на Острова Спасения, мимо которых мы в это время как раз проходили.

Я отвечал ему очень сдержанно и предоставил ему право думать обо мне, что ему было угодно. В одном я только постарался убедить его, что я никогда не преступал законов чести и порядочности..

После недельного путешествия «Триумф» бросил якорь в бухте С.-Лючиа, но тут мы узнали, что на нас наложен недельный карантин, как и на все остальные суда, приходящие из Кайенны. Я этого ждал, так как в Кайенне, действительно страшно свирепствовал а эпидемия желтой лихорадки.

Через неделю мы могли сойти на сушу. Прощаясь с милым капитаном, я выразил ему свою благодарность за его расположение и пригласил его на обед в один из отелей города. Я был очень доволен, когда он согласился притти. В указанное время я заехал за ним. Когда мы сидели за столиком, капитан стал извиняться передо мной в том, что он сначала принял было меня за беглого каторжанина, но я его тотчас же остановил. После обеда, за бутылкой вина, я рассказал ему свою жизнь. Он внимательно слушал, ни разу не прервав. Когда же я кончил, то-есть когда объяснил, каким путем я оказался у него на пароходе, он крепко пожал мне руку. Волнение сквозило в его тоне, когда он говорил мне: —Вы славный человек, и я люблю вас, как родного брата!

На следующий день мы с ним простились, и «Триумф» отбыл в Барбадос,

Мне говорили, что из С.-Лючиа легко можно перебраться в Нью-Йорк. С.-Лючиа большой торговый порт, и в Нью-Йорк ежедневно отправлялось много угольных пароходов, но ни на один из них меня не брали из-за только что изданных законов об эмиграции. Я прождал две недели, безрезультатно тратя свои скромные сбережения. Я стал уже побаиваться, что скоро у меня не останется и тех пятидесяти долларов, которые необходимо было иметь каждому, вступившему на землю Северо-Американских Штатов.

К этому времени в C.-Лючиа пришел прекрасный пароход Квебекской Пароходной Компании; капитаном его оказался один очень любезный англичанин, который, выслушав мою просьбу и поняв мои опасения оказаться без денег, нужных для в’езда в Штаты, предложил мне ехать с ним, хотя пароход и не шел прямо в Нью-Йорк, а должен был сначала зайти в Джоржтоун в Британской Гвиане.

Я охотно воспользовался этим советом, так как был уверен, что рано или поздно, но во всяком случае в Нью-Йорк я с ним доеду, а второго такого случая долго могло не представиться. Я купил билет, внес требуемые пятьдесят долларов, привез свой скромный багаж и спустя несколько часов вновь плыл по океану.

Через шесть дней после отплытия из Тринидада, ночью, часа в три раздался возглас: «Земля». Я не мог больше спать, я горел от нетерпения скорее быть уже на территории Американской Республики.

Я не мог дождаться, когда, наконец, пароход подойдет к берегу. Но вот он вышел в широкое устье реки Делавар, разделяющее город Филадельфию на две части, и бросил якорь.

Санитарные, таможенные и иммиграционные чиновники взошли на судно. Осмотр производился в салоне первого класса. Я был страшно горд тем, что на все задаваемые мне вопросы я мог свободно отвечать на хорошем, чистом английском языке. На один вопрос ответил за меня любезный капитан: когда меня опросили о моих средствах к существованию, он сказал:

— Он уже внес пятьдесят долларов, а кроме того у него есть еще некоторый капитал…

Он сильно заблуждался. У меня осталось всего несколько долларов в кармане, но, очевидно, как говорят французы, я казался богачем, не имея ни гроша в кармане.

XXII. В Нью-Йорке

Два месяца прошло со дня моего бегства из Кайенны и я, наконец, оказался в Нью-Йорке. Я был счастлив от одного сознания, что дышу воздухом страны, где я знал, что найду отзывчивых друзей и единомышленников. После моего освобождения с Острот Спасения, я завязал переписку с одним парижским публицистом, который дал мне много адресов своих нью-йоркских друзей. Среди других был адрес Этьена Броссара— мастера искусственных цветов.

На следующее же утро по прибытии в Нью-Йорк, я отправился по указанному адресу. Там оказался Французский пансион; женщина, открывшая мне дверь, на мой вопрос о мосье Броссар, ответила, что он уехал на несколько дней, но предложила мне поговорить с ее мужем, которому мосье Броссар перед от’ездом давал какие-то поручения.

Муж ее, тоже француз, владелец пансиона, любезно встретил меня и когда узнал, что я приехал из Южной Америки, поправил меня:

— Точнее, из Французской Гвианы, не так ли?