Эдем. Трилогия

— Говори за себя, — с твердостью возразила Фар<. — Говори за тех, кто слушает тебя, если они хотят этого. Ты не можешь говорить от лица всех, кто верит в Эфенелейаа, Духа Жизни, что стоит за всей жизнью и разумом. Тем, что отличает живое от мертвого. Медитируя над эфенелейаа, мы испытываем великий экстаз и сильные чувства. Ты не можешь отнять это у нас, запятнав наши руки низменными трудами. Нас не заставить.

— Тогда вас незачем и кормить, — возразила практичная Амбаласи.

— Довольно! — громовым голосом приказала Энге, и все отступили — никто еще не слышал, чтобы она говорила с подобной твердостью. — Мы обсудим все это, но сейчас прекратим обсуждения. И будем следовать наставлениям Амбаласи, пока не найдем среди мыслей Угуненапсы указания на то, как же нам жить. — Она обернулась к Фар<, и та отшатнулась от нее. — Тебе я приказываю молчать. Ты не хочешь, чтобы эйстаа распоряжалась нашей жизнью и смертью, но сама берешь на себя роль эйстаа-от-знания, что ведет своих последовательниц к смерти. Умри лучше ты — и пусть остальные живут. Я не хочу этого, но я понимаю чувства эйстаа, которая заставляет умереть одну, чтобы жили другие. Я отвергаю это чувство, но теперь понимаю его.

Среди Дочерей послышались крики, стоны отчаяния. Закрыв огромные глаза, Фар< сотрясалась всем телом. Потом она хотела заговорить, но повиновалась Энге, призвавшей всех к молчанию именем Угуненапсы, священным для каждой. Потом Энге заговорила с печалью и смирением:

— Сестры мои, вы мне дороже жизни, я охотно умру, чтобы жили нижайшие из вас. Предадимся же служению Угуненапсы, выполняя приказы Амбаласи. Пусть все разойдутся в молчании и каждая надолго задумается над тем, что случилось. А потом все обсудим и найдем приемлемый для каждой выход.

Дочери расходились почти безмолвно, ведь предстояло еще так много думать. Когда Энге и Амбаласи остались одни, старая ученая вымолвила, превозмогая усталость:

— Сгодится на время, но только на время. Тебе, мой друг, предстоит много хлопот. Следи за Фар<, этой смутьянкой. Она ищет разногласия и зовет других за собой. Она — ересь в ваших стройных рядах.

— Я знаю и огорчаюсь. Была такая, что толковала мысли Угуненапсы на собственный лад. Поняв свои ошибки, она умерла. А с ней и многие Дочери. Пусть это не повторится.

— Повторится… Мне страшно за будущее этого города.

Глава 45

Первые весенние дожди принесли неприятные перемены в долину саску. Тоненькие лианы, свисавшие с вершин скал, окружавших долину, стали толще и длинными плетями протянулись к земле. Они не горели — их безуспешно пытались поджечь, — а ядовитые колючки не позволяли даже приблизиться к ним. И теперь на стеблях зрели ядовитые зеленые плоды.

— Созреют, упадут, что тогда? Какие еще козни мургу поджидают нас? — проговорил Херилак, наблюдая за зловещим ростом.

— Что угодно, — со вздохом проговорил Саноне, словно груз многих лет тяжело гнул его к земле. Мандукто и саммадар бродили вдвоем, теперь они часто так делали, ища ответа на неразрешимые вопросы. Саноне с ненавистью поглядел на грубые зеленые плети над головой, свисавшие уже со всех скал вокруг долины. — Из них может появиться что угодно: яд, смерть — плоды постоянно меняются. Впрочем, в них могут оказаться только семена, но и это очень плохо.

— Вчера на месте реки еще был ручеек, а сегодня он пересох.

— У нас есть родник, хватит на всех.

— Я хочу знать, что они сделали с нашей водой. Надо разведать. Я возьму двоих охотников.

— И одного из моих мандукто. Как следует завернитесь в ткань, руки и ноги закройте тоже.

— Знаю, — мрачно ответил Херилак. — Погиб еще один ребенок. Иглы летят вверх прямо из песка, и их так трудно заметить. Придется соорудить стойло для мастодонтов и не выпускать их. Они и так набрасываются на всякую зелень. Чем все это кончится?

— Все это может кончиться единственным образом, — прежде чем уйти, пустым и бесцветным голосом произнес Саноне.

Херилак повел свой небольшой отряд мимо караульных, за барьер, перегораживавший путь в долину. Под плотной тканью было жарко, но приходилось терпеть. Мургу держались на расстоянии и всегда отступали, не принимая боя. Но они повсюду успели наставить иглометатели.

Охотники осторожно шли по ложу долины, вдоль сухого русла, в котором глина уже превратилась в жесткую корку. Впереди что-то шевельнулось, и Херилак выставил вперед стреляющую палку, но ничего не произошло, послышался только звук чьих-то удаляющихся шагов. Русло сделало еще несколько поворотов, и охотники добрались до перегородившей реку стены.

Перепутанная масса лиан перекрывала все ущелье, на живой изгороди пестрели цветы. Редкие капли воды стекали по листьям в крохотную лужицу у подножия живой плотины.

— Надо резать, жечь, — сказал Саротил.

Но Херилак медленно качнул головой, лицо его побагровело от бессильного гнева и отчаяния.

— Если резать — вырастет снова. А гореть не будет. Она вся в ядовитых колючках. Пойдем, я хочу посмотреть, куда девается вся вода.

Они полезли вверх, как вдруг раздался свист — и несколько шипов вонзилось в их одеяния. Херилак выпалил наугад, но это были не мургу. Мандукто показал Херилаку на куст — ветви его еще колыхались, избавившись от смертоносного груза.

— Ловушка — мы сами наступили на корни. Мургу окружили нас этими растениями.

Больше сказать было нечего. Осторожно обогнув этот куст и несколько других таких же, охотники поднялись на край ущелья, и живая плотина оказалась под ними. За ней образовалось небольшое озерцо, а река, прорвав берег, поворачивала в пустыню.

Хорошо, что остался еще родник с чистой водой.

Спустившись вниз и отойдя от стены на безопасное расстояние, охотники осторожно обобрали с одежды ядовитые шипы и скинули с тел ткань, в которой было так душно.

Саноне поджидал Херилака на обычном месте. Охотник рассказал об увиденном.

— И ни одного мургу. Они научились держаться от нас подальше.

— Плотину можно разрушить…

— Зачем? Они вырастят ее снова. Тем более что лианы с каждым днем опускаются все ниже и ниже. Надо признать, что мургу научились побеждать нас. И не в бою, а медленно и упорно выращивая свои растения. И они победят. Мы не в силах остановить их, как не можем остановить прилив.

— Но прилив каждый день сменяется отливом.

— Мургу не прилив, они не отступят. — Херилак опустился на землю, чувствуя себя усталым и старым, как мандукто. — Они победят, Саноне, они победят.

— Я никогда не слыхал от тебя подобных речей, могучий Херилак. Битва еще впереди. Ты всегда вел нас к победам.

— Теперь мы погибли.

— Мы уйдем на запад, через пустыню.

— Они последуют за нами.

Глядя на согбенные плечи рослого охотника, Саноне чувствовал его отчаяние и против собственной воли разделял его. Неужели след мастодонта привел их к смерти? Он не мог поверить в это. Во что тогда верить?

Внезапно возбужденные крики нарушили его мрачные мысли, и он обернулся, чтобы узнать, что происходит. К ним с воплями бежали охотники, указывая назад. Схватив стреляющую палку, Херилак вскочил на ноги. С гулким ревом по сухому руслу навстречу им катилась огромная волна, желтая от ила. Испуганные саску и тану едва успели вскарабкаться вверх по обрыву, как вода прогрохотала мимо.

— Плотину прорвало! — проговорил Херилак. — Все целы?

Саноне вглядывался в мутные воды, но не увидел в них тел — только крутящиеся ветки и прочий мусор.

— Да, река вернулась в прежние берега. Посмотри, вода стала ниже. Так, как и должно быть.

— Но ведь они починят плотину, вырастят заново. Это ничего не изменит.

Даже эта радость не могла развеять отчаяния Херилака. Он оставил надежду и ждал только смерти. И он не поднимал головы, не обращая внимания на крики, пока Саноне не похлопал его по плечу.

— Смотри, что делается! — закричал мандукто с надеждой в голосе. — Лианы! Погляди на лианы! Кадайр не оставил нас, мы ступаем по следам его.