Знай свое место

Зеркало отражало следы позавчерашнего побоища и попоища. В голове неотвязно крутился вопрос. Замазав кое-как синяк розовой и пахучей пудрой, Шура отыскал в комоде среди белья материну заначку на черный день, взял оттуда три рубля и пошел к знакомому музыкальному спекулянту, сыну околопартийного босса городского масштаба.

- У меня сейчас нет ни одного концерта этой группы, надо заказывать, дороже станет - лениво потянулся спекулянт. - А что тебя так приперло? Возьми "Свит", "Назарет", "Дип пурпле". Само то, что ништяк.

Но Шура уперто стоял на своем: нужен "Yes"... Спекулянт пожал плечами и написал записку.

- Пойдешь по этому адресу, скажешь, что от Дика, то есть от меня. Иначе даже не пустят на порог. Я звоночек сделаю сначала. Сам понимаешь, конспирация, конспирация и еще раз конспирация.

- Но почему?

- Послушаешь - поймешь, если крыша не съедет. Запрещено это у нас. Это не просто чуждая идеология - это непонятное власти инакомыслие. Папашка мне как-то целую лекцию на эту тему закатил.

Поход за криминальной пленкой напомнил Шуре фильмы про революцию. Стачки, подпольные комитеты, пароли, отзывы, недоверчивый, но заинтересованный взгляд. Обратно шел, оглядываясь, словно совершил нечто противозаконное. И все вспоминал прощальные хозяина слова наглухо законспирированной домашней студии звукозаписи: "Не дай Бог застукают, скажешь - нашел на улице. Упомянешь этот адрес - сам себя жалеть будешь". Домой Шура вернулся измотанный непривычным напряжением, но с желанной покупкой, завернутой в десяток номеров газеты "Правда". Смысл предосторожностей Шура понял тремя годами позже, когда у него самого на улице забирали и разбивали пластинки с "не нашей музыкой", с величайшей осторожностью привозимые из Новосибирска, когда он попал в список неблагонадежных, которых власти блюли с еще большим рвением, чем банальных хулиганов. Но пока все эти тайны ему казались нелепой игрой в шпионов.

Матери дома не было. Обрадовавшись этому обстоятельству, Шура вытащил из-под кровати ламповый магнитофон, собранный двоюродным братом из вынесенных с завода деталей, и поставил пленку. Подключив самопальные наушники, уселся в кресло и вдавил отверткой непокорную кнопку "воспроизведение", для надежности зафиксировав горелой спичкой.

Из ощущений погружения в красоту дальних странствий, Солнца и Океана, тишины, закатов и рассветов, напрочь нарушивших чувство времени и реальности, Шуру вывели пробивавшиеся сквозь поролон наушников вопли. Открывать глаза не хотелось. Но чьи-то руки настойчиво затрясли его за плечи. Шура одолел оцепенение и вернулся на землю. Белое от ужаса лицо матери окончательно стряхнуло его в реальность. Шура сдернул наушники.

- Слава Богу, я думала - ты умер. Напился опять? - потянула мать носом воздух. - Сидишь, как покойник, рот разинут, глаза закрыты.

- Мам, - растянулись в улыбке губы Шуры, - сегодня мой день рождения.

Мать подозрительно вглядывалась в лицо сына.

- Спятил? Говорила тебе - пьянки и дружки не доведут до добра. У тебя день рождения через полгода! Скорее бы школу отмотал, в армию дурака бы забрили, уму-разуму научили. Глядишь - человеком бы стал, как все, женился бы, на завод пошел...

- День рождения, - продолжал улыбаться Шура на протяжении всего дежурного монолога матери.

11.

Шура умолк. Ирина, боясь пошевелиться и порвать ниточку, ждала продолжения.

- Высокопарно звучит, но тот день на самом деле изменил всю мою жизнь, я до сих пор ежегодно отмечаю свой второй день рождения. - Шура налил молока. Дальше закрутилось, завертелось. Очень скоро разбирать лавочки в парке на колы мне стало скучно, с дворовыми бандитами разошлись по интересам. Кто-то успел угомониться и повзрослеть. А Боню все-таки посадили. По-моему, он до сих пор по зонам периодически сроки мотает. Уже лет десять назад выглядел как старик. Туберкулез у него и почки отбиты. А я пошел путем прямо противоположным уготованному мне социальным статусом.

Книги, "неправильная" музыка, гитара. Как-то знакомая привезла из Москвы две кассеты раннего габриэлевского "Генезиса". Это тоже стало определенной вехой. Уже в институте собрал ребят, сбились в рок-группу. Сами аппаратуру паяли, колонки строгали - фанера-двадцатка, клей ПВА и мощные динамики в то время для меня были высшим мерилом человеческих ценностей. Полушепотом (криминал, левак, для государственных устоев страшнее спекуляции!) зарабатывали деньги на аппаратуру, отыгрывая свадьбы. Пришлось между делом электроникой плотно заниматься - "примочки" гитарные самому паять, мечтал собственный синтезатор сделать, чтобы не хуже чем у Эмерсона. Потом понял либо музыка, либо электроника - что-то одно. Все равно понимание архитектуры звука пригодилось позже, когда компьютерные профессиональные музыкальные программы обработки появились. В институт поступил - через комитет комсомола за полгода концертный комплект в Управлении культуры ножками выбегал, якобы для агитационной бригады. Такие концерты закатывали в "Парфеноне" - зал для институтских вечеров у нас был в Студгородке - комсомольские вожаки на уши от неожиданных музыкальных провокаций вставали. Что только не делали - в милицию сдавали, аппаратуру арестовывали, грозили исключить из института. А мы играли. Музыку. Сначала чужую, потом свою. До смешного порой доходило. Наловчились мы тексты вроде "подвиг - песня молодых" накладывать на музыку из "Генезиса" или аналогичное из той же оперы. Музыка Антона Банкина, Петра Габриэлова или допустим, Прокла Харумова. Комсорг институтский на контрольном прослушивании перед каким-нибудь ответственным мероприятием ушами слышит одно, умом понимает - что-то не так - явная диверсия, а придраться не к чему. Намного позже пришла относительная свобода музыкальных пристрастий.

Сменились времена, за музыку перестали гонять. Уже не разбивали пластинки, не устраивали обысков у нашего брата, не топтали магнитофонные лампы милицейскими сапогами за голос Высоцкого, да и сами ламповые магнитофоны по музеям разъехались на заслуженный отдых.

Шуру как прорвало. Начинать было трудно, но, разговорившись, он уже мчался без тормозов. Уловив паузу после слов: "Тесно стало в родном Горске. Вот я и подался в Москву", Ирина задала назревший вопрос:

- И чем же именно эта музыка так тебя зацепила? Я тоже слушала разную музыку. Но моей работе это не мешало. А дворовый пролетарий-безотцовщина Шура почему-то не остался пожизненным хулиганом. И к тридцати годам не последовал за своими приятелями - наркотики, зона, водка, могильный холмик со скромным памятником от убитой горем матери. А у тебя благодаря музыке еще тогда крылышки начали за спиной формироваться? Да?

Шура улыбнулся и надолго задумался.

- Ты во сне летаешь?

- Давно летала когда-то, в детстве, - пожала плечами Ирина.

- А теперь представь: летишь над землей, над Океаном, воздух расступается перед тобой, пропуская, как равного, над тобой Космос - ты всем естеством ощущаешь его мощь и величие. И все же ты не букашка ничтожная, а существо, питающееся из этих недосягаемых высей. Космос держит тебя на тонких ниточках, воздух обнимает за плечи, вода шепчет тебе самое сокровенное. И ты все понимаешь. Кто ты, для чего ты...

- И я тоже?

- Что - ты тоже?

- Я тоже пойму и научусь летать?

- Музыка как болото. Сунешься - увязнешь по уши. А сама не залезешь, проживешь и без этого. Но останешься тенью на земле до конца дней своих, таинственным, каким-то замогильным шепотом закончил Шура. И рассмеялся, глядя на исказившееся лицо подруги. - Ну, мне повезло - влип пожизненно, сижу по уши в ненаписанной музыке, ни денег, ни семьи, ни работы, ни карьеры.

- И что же, многих музыка облагородила как тебя, наставила на путь истинный?

- Музыка - не насос, музыканты не ассенизаторы. Дерьмо не выкачивают. Но раздвигает двери сознания, образно говоря. Музыкальные образы - это не наркотические глюки и самообман алкоголя, а, скорее, психотерапевтические сеансы. Музыка как хорошая книга - помогает осознать себя на уровне подсознания. Мы часто жалуемся - не хватает слов. Кто-то начинает объясняться жестами, - Шура с ехидной рожицей сделал пальцами козу, - а кто-то слушает или пишет музыку. Музыка становится потребностью. Ну, если совсем банально - как есть, как пить. Для меня, например, я это знаю абсолютно точно, - Музыка своего рода психический предохранитель - чтобы в один прекрасный момент крышу не снесло. Да и для многих других, имеющих склонность строить собственные абстрактные Миры и жить в них, скорее всего, тоже. Если ты мне объяснишь зачем человеку любовь, если в природе достаточно инстинктов продолжения рода и удовлетворения плоти, может быть тогда, твоими же словами, я тебе смогу объяснить, зачем некоторым людям нужна музыка, поэзия и подобные арт-факты, зачем кто-то смотрит на звезды и слушает как растет трава.