Двери паранойи

снесли ящик в подвал, где хранился сельскохозяйственный инвентарь.

В подвале пахло сырой землей. Запах пробуждал воспоминания и нехорошие ассоциации, но здесь он казался куда более естественным, чем в кабине «сессны».

На ржавых садовых ножницах, которыми можно было кастрировать слона, запеклась кровь. Присмотревшись, я заметил, что в дальнем темном углу подвала земля разрыта совсем недавно.

И снова я не стал спрашивать у Фариа, кому принадлежала вилла и откуда взялся свежий труп.

67

Прошло три дня. Этого времени мне вполне хватило, чтобы убедиться в том, что капитализм, социализм и всякие вшивые «измы» – различные стороны одной медали. В чем-то буржуазный народ как две капли воды похож на меня и прочих «совков». Та же задроченность, только по иному поводу. Жизненная программа почти не допускает отклонений. Существование вполне параноидальное. Бег по кругу от одних призраков к другим. Примерно к двадцатилетнему возрасту система подгоняет под готовые шаблоны абсолютное большинство. Для остальных – добро пожаловать в личный ад!

Возможность понаблюдать за психами обеих категорий появилась на вечеринке, которую устраивал один неапольский судовладелец, отдыхавший в Сорренто от трудов праведных. Я был приглашен как личный друг Фариа, а Фариа, оказывается, считался лучшим в Европе специалистом по морскому праву. Я догадывался, что в любом случае скучно не будет, и уверился в этом, когда узнал, что судовладелец холост и не задавлен католическим воспитанием. Предполагалось изобилие русской водки и русской икры. А водка, как известно, размягчает даже булыжники за пазухой.

Вечеринка началась на закате, когда спала жара и с залива подул освежающий ветер. Подъезды к вилле были забиты «бугатти», «мазератти» и близнецами моего красного рысака. Парочка «мерседесов» и «ягуаров» не нарушала единства рядов и цельности картины. Бросив взгляд на номера, я окончательно успокоился – иногда мои телодвижения не напрасны. Птичка влетела в клетку.

Лакей в белом проводил нас в холл. Тут хозяин виллы, Фариа и кое-кто из гостей принялись лобызать друг друга и пожимать многочисленные ладони, пальчики, запястья. Фариа называли сеньором Бернуллески. Последовала перекрестная скороговорка в духе:

– Как поживаете?

– Великолепно. А вы?

– Чудесно. Прекрасно выглядите!

– Нет, правда?

– О, блестящий вид!

– Может быть, бокал шампанского?

– Гениальная мысль!…

Словом, все было великолепно, чудесно, гениально и вдобавок блестело, будто луна над кладбищем. Прогундосив какую-то любезность, я двинулся в сумеречную прохладу внутреннего дворика, устроенного в испанском стиле. Вода в подсвеченном бассейне отбрасывала блики на лилово-зеленые заросли, среди которых виднелась всевозможная нечисть, главным образом русалки. Впрочем, гоблинов тоже хватало.

Я остановился возле мраморного столика с напитками и икрой, чтобы хватануть рюмку водки. Это способствовало наведению на резкость. Как только я окинул компанию прояснившимся взором, появился хозяин,