Кольца вероятности

Смотря в зеркало заднего вида, я изучил свое лицо. Черт. Как после недельного запоя. В таком виде меня Ольга на порог не пустит. Ха-ха. Хороша шуточка?

Итак. Решение принято. Я хочу домой. Домой, домой, домой. Может, кто подвезет? Но для этого надо хотя бы добраться до трассы.

Я вытащил пистолет, подкинул в ладони и аккуратно положил на капот машины. Не нужна мне эта железяка. Туда же бросил документы и бумажник убитого Петра Романовича. Деньги, поколебавшись, сунул в карман. Не все, конечно. Взял только российские рубли и доллары. Как компенсацию за разгромленную квартиру и нервное потрясение. Помахал на прощание спящему Михаилу.

А потом двинул в сторону едва видневшейся на горизонте проселочной дороги, по которой неторопливо полз окутанный клубами пыли трактор.

– Ну, спасибо, что подкинул. Бывай.

Я сунул пожилому водителю смятую пятисотрублевую бумажку и тяжело спрыгнул на землю. Подождал, пока натужно ревущий «КамАЗ» не исчезнет за поворотом, и глубоко вздохнул. Почти дома.

Было около девяти часов вечера. Небо хмурилось, кажется, готовясь разразиться дождем. Мокнуть мне не хотелось, и поэтому я ускорил шаг. Идти было недалеко.

Вот уже и моя родная пятиэтажка. Боже мой, три милицейские машины у подъезда. Я поднял голову и сразу же заметил зияющий проем выбитого окна. Окна моей квартиры. Поморщился и вошел в подъезд.

Взяли меня уже в тот момент, когда я поднимался по лестнице. Пару раз врезали по почкам, заломили руки, обшарили карманы. Потом, не обращая внимания на мои протестующие вопли, затолкнули в машину, и мы покатили.

– Твое?

– Нет.

– Чье?

Я тоскливо глядел на лежащую на столе пачку денег. Лучше бы я их не брал вовсе. Чем думал? Наверное, задним местом. Теперь приходилось выкручиваться, объясняя наличие в карманах четырех с лишним тысяч долларов и определенного количества рублей. Хорошо еще догадался пистолет оставить, иначе вообще была бы труба.

– Не знаю я его. Он один из тех, кто позавчера устроил стрельбу сначала в парке, потом у меня дома. Мне он сказал, что его зовут Михаил. Фамилию не называл...

Допрашивал меня подтянутый майор средних лет с аккуратно приглаженными волосами и небольшими усиками. Рядом с ним я смотрелся как самый натуральный бомж, вонючий, немытый, нечесаный, обряженный в вымазанные навозом брюки и помятый пиджак на голое тело. Я уже рассказал ему все, что знал, стараясь особо не завираться. Припомнил все, что говорили мне эти бандиты, постарался передать слово в слово разговор с Михаилом в машине. Назвал номер его «форда». По крайней мере, первую цифру, которую я запомнил точно. Указал место, где Михаил оставил тело убитого Петра Боенко. Умолчал только о браслете, что таился внутри моей руки. Причину, конечно же, легко было понять.

Не знаю, насколько мне верил этот майор, но одни и те же вопросы он повторял, по-моему, уже по пятому разу.

– Значит, ты выпрыгнул в окно? С четвертого этажа? И попал в машину с навозом? Не кажется ли тебе, что это немного... необычно?

– Может быть. Не знаю. Но я рад, что она там оказалась. Лучше уж неприятно пахнуть, чем размазать голову об асфальт.

– А как объяснить, почему эта машина там появилась?

– Не знаю я. Вам виднее. Могу я увидеть свою жену?

– Не сейчас. Немного позже. Объясни, почему ты согласился сесть в машину с этим самым Михаилом? Ведь он всего за день до этого пытался тебя убить.

– Если бы он хотел меня убить, то, наверное, убил бы. А что до того, почему я сел в машину?.. А вы бы не сели, если на вас направили пистолет?

– То есть у него был пистолет?

– Да, девятимиллиметровая «беретта».

– Откуда ты знаешь? Разбираешься в огнестрельном оружии?

– Господи! Да он сам мне сказал.

Ну прямо гестапо какое-то. Хорошо еще, что пальцы не ломают. Хотя, возможно, еще все впереди? Это уже не наша родная милиция. У нас так не работают. Может, спецслужбы? ФСБ или еще кто-нибудь?

Вечером того же дня, когда я сидел в камере голодный и злой как черт после многочасового допроса, ко мне заглянул Иванович и поведал последние новости.

– Все подтверждается. Мы нашли то место. Все так, как ты и говорил. Только машина там не «форд», а «волга». И трупов не один, а два. Один из них действительно Петр Боенко – документы мы нашли. А вот кто второй?

– Слушай, Иванович. Ну хоть ты мне поверь. Не знаю я ничего. Сам до сих пор в себя прийти не могу. Еще два дня назад жил себе и горя не знал, и вдруг стрельба, пальба, трупы в моей квартире... Скажи, Ольга-то как?

– Да ничего. Нормально почти. Вчера я ей помогал окна на кухне вставлять. Да, Зуев, если бы ты видел свою квартиру... Там теперь капитальный ремонт делать придется. Повсюду кровь, стены все в дырках, мебель раскурочена.

– Сделаем. Только когда меня отсюда выпускать собираются?

– А вот этого не знаю. Тут уже не моя власть. Как начальство решит, так и будет.

Выпустили меня через три дня. Под подписку о невыезде. Радуясь жизни и наслаждаясь теплым солнечным днем, я вышел из дверей милицейского управления и, широко шагая, двинулся домой. Душа томилась приятным ожиданием. Сначала душ, потом хороший обед вместо той картофельной размазни и черствого хлеба, которыми меня потчевали в камере. И Ольга. Оля. Оленька. Она же меня ждет. Мы будем делать ремонт и забудем об этом кошмаре. Жаль только, что денежки не вернули. Но я в этом и не сомневался.

Я вовсю радовался жизни, надеясь, что самое худшее уже позади. Но, как оказалось, зря надеялся.

– Привет, Антон Зуев. Давненько не виделись.

Вот ведь как. Пока ни в чем не повинный я сижу за решеткой, настоящие убийцы бродят по городу и вершат свои грязные делишки.

– Что молчишь? Не рад встрече, что ли?

– Зато я вижу, что ты рад, – огрызнулся я. – Где твой дружок Алик?

– Ишь ты, даже имя запомнил... Занят Алик – времена сейчас тяжелые. Работать надо. Пойдем, поговорим немного. Ты не против?

– А если против?

Он вздохнул. Он – это тот, кого я раньше видел в мотоциклетном шлеме, а потом в пиджаке новорусского фасона. Тот, кто устроил засаду в моей квартире.

И чего это я треплюсь с ним? Дать в морду да тащить в милицию.

– Ну, если ты та-ак. – Тощий бандит вытащил из кармана какой-то сверток, пошелестел бумажной оберткой, но разворачивать не стал. – Тогда придется тебя заставить. Видишь этот пакет? Здесь тебе знакомая «беретта» девять миллиметров. Та самая, что ты в руках держал. С твоими пальчиками. А, между прочим, из этого ствола не столь давно одного моего знакомого шлепнули. Хочешь, этот пакет майору Таранову на стол ляжет?

Видимо, в моем взгляде тощий прочел все, что я о нем думал, потому что внезапно хмыкнул и широко осклабился. Сверток опять вернулся в карман.

– Пошли. Поговорить надо.

Мы сели на ближайшую скамью. Точнее, сел этот шантажист, а я всего лишь прислонился к стене дома и принял демонстративно-независимый вид. Кроме нас лавочку избрала местом своего отдыха какая-то старушка, но бывший мотоциклист выразительным взглядом вынудил ее найти себе новое место для сбора свежих сплетен.

– Нам с тобой о многом надо побеседовать, Антон Зуев. Но, прежде всего, я должен представиться. Федор Рогожкин, представитель Обновленного Братства в России и ближайшем зарубежье.

– Какой звучный титул, – фыркнул я. – Ты, наверное, большая шишка в этом своем Братстве?

Рогожкин улыбнулся. Широко и беззаботно, будто бы это не его разыскивала вся милиция области.

– Любой носящий кольцо автоматически становится большой шишкой. Сейчас таких во всем мире всего пятнадцать. И один из них – ты. Ну что уставился? Думаешь, если бы ты был пешкой, то я стал перед тобой разоряться? Если следовать шахматной аналогии, ты – офицер, хотя нет, ты – конь. Действия твои непредсказуемы, путь извилист и непонятен, прыгаешь через наши головы, пытаясь приткнуться в какой-нибудь угол, не понимая, что покоя тебе все равно не будет. Игра уже началась, и ты избрал самый неудачный момент, чтобы вылезти наружу. Хотя именно твое появление и стало той последней соломинкой, что переломила хребет верблюду, уж прости за высокий слог.