Симулакры

— Слушай, Мори, — сказал он. — Ты не имеешь права увольнять меня сейчас. У меня сплошные проблемы, я уже говорил тебе по видеофону. У меня появилась девушка, которая…

— Хорошо.

— П-прости, не п-понял…

Мори Фрауэнциммер тяжко вздохнул:

— Я сказал «хорошо». Я подержу тебя еще немного. Чтобы ускорить банкротство «Фрауэнциммер Ассошиэйтес». Так вот. — Он пожал плечами. — So ist das Leben! Такова жизнь…

Один из симулякров-детей сказал взрослому:

— Разве это не добрый человек, папа?

— Да, Томми, — кивнул симулякр-мужчина. — Очень добрый. — Он погладил мальчика по плечу.

Семейство просияло.

— Я не уволю тебя до следующей среды, — решил Мори. — Это все, что я способен для тебя сделать, но, возможно, и это поможет. А что будет дальше — не знаю! Я не могу предугадывать будущее. Хоть в некоторой степени и обладаю даром предвидения, как всегда об этом говорил. Я имею в виду, что обычно к меня есть предчувствие того, что ждет меня в будущем. Но в данном конкретном случае, черт бы все это побрал, не ясно ничего. Во всяком случае, в отношении моей судьбы.

— Спасибо, Мори! — сказал Чик.

Мори Фрауэнциммер только хрюкнул и снова уткнулся в утреннюю газету.

— Может быть, к следующей среде случится что-нибудь хорошее, — сказал Чик. — Что-нибудь такое, чего мы никак не ожидаем.

«Может быть, мне как менеджеру по сбыту удастся получить приличный заказ», — подумал он.

— Все может быть, — сказал Мори.

Однако голос его прозвучал не слишком убежденно.

— Я действительно намерен попытаться изменить ситуацию к лучшему.

— Разумеется, — согласился Мори. — Ты будешь стараться, Чик, изо всех сил. — И добавил совсем тихо: — Ведь ничего иного тебе и не остается…

ГЛАВА 6

Для Ричарда Конгросяна чертов акт Макферсона стал подлинным несчастьем, ибо в одно мгновение лишил его главной жизненной опоры — помощи со стороны доктора Эгона Сьюпеба. Пианист был брошен на произвол судьбы, и это в момент, когда особенно сильно дала знать о себе болезнь, длящаяся практически всю жизнь. Сейчас она попросту подчинила его себе. Именно поэтому он покинул Дженнер и добровольно лег в нейропсихиатрическую клинику «Франклин Эймз» в Сан-Франциско. Место это было Конгросяну прекрасно знакомо: в течение последнего десятилетия он оказывался здесь много раз.

Однако теперь могло случиться так, что он окажется уже не в состоянии ее покинуть — процесс продвинулся слишком далеко.

Ему было точно известно, что он является ананкастиком — человеком, для которого действительность сжалась до различной степени принуждения. В его жизни уже не было ничего, что бы он делал добровольно, исходя из собственных желаний. И, что хуже всего, он начал вступать в конфликты с рекламышами Теодора Нитца. Вот и сейчас при нем была одна из этих тварей; пианист нес ее в кармане.

Вытащив рекламыша на белый свет, Конгросян тут же услышал его дьявольское сообщение.

— Он может вызвать отвращение у окружающих, — пропищал рекламыш, — в любой день и час.

И тут же перед мысленным взором пианиста начала разворачиваться полноцветная картина: черноволосый красавец наклоняется к полногрудой блондинке в купальном костюме, намереваясь поцеловать ее. Однако выражение восторга и покорности на лице девушки исчезает, а на смену ему приходит откровенная гадливость.

— Ему так и не удалось полностью избавиться от неприятного запаха, что исходит от его тела! — пропищал рекламыш. — Видите?

«Это я, — сказал себе Конгросян. — Это у меня неприятный запах».

А все из-за этого проклятого рекламыша. Рекламыш заразил его жуткой вонью, и нет теперь никакой возможности избавиться от нее. В течение нескольких недель пианист испробовал самые различные моющие и ополаскивающие средства, но все напрасно.

В этом-то и заключались неприятности, связанные с мерзкими запахами. Раз пристав, они становятся все сильнее и сильнее. В данный момент он ни за что бы не посмел приблизиться к любому другому человеческому существу; ему приходилось держаться на расстоянии не менее десяти футов, чтобы другие ничего не заметили. И о полногрудых блондинках теперь придется забыть!..

И в то же самое время он прекрасно понимал, что запах был иллюзией, что на деле его не существует, что это всего-навсего навязчивая идея. Однако само по себе понимание этого факта Конгросяну не помогало. Он никак не мог заставить себя приблизиться к другому человеческому существу — будь оно полногрудой блондинкой или нет.

Вот как раз сейчас его разыскивает Джанет Раймер, главный искатель талантов из Белого дома. Если она его найдет, даже здесь, в персональной палате «Франклина Эймза», она захочет встретиться и переговорить с ним, а в результате, хочет он того или нет, она обязательно окажется в непосредственной от него близости — и тогда мир, во всяком случае для него, попросту рухнет. Ему нравилась Джанет, обаятельная женщина средних лет, обладавшая озорным чувством юмора. Разве сможет он спокойно перенести то, что Джанет обнаружит мерзкий запах, исходящий от его тела? Это была совершенно невозможная ситуация, и потому Конгросян ссутулился за столом в самом углу палаты, сжимая и разжимая кулаки, мучительно пытаясь придумать, что можно предпринять.

Скажем, стоило бы позвонить ей по видеофону. Но запах — Ричард в этом нисколько не сомневался — способен передаваться и по проводам, так что она его все равно обнаружит. Нет, это бессмысленное предложение… Может быть, дать телеграмму? Нет, запах перейдет и к телеграмме, а следовательно, все равно достигнет Джанет.

Фактически, этот мерзкий запах способен заразить весь мир. Такое вполне возможно — по крайней мере, теоретически.

Но ведь должен у него быть хоть какой-нибудь контакт с другими людьми — например, очень скоро ему захочется позвонить своему сыну Плоту Конгросяну, живущему в Дженнере, в летнем доме. Как ни пытайся, но совсем от людей не отгородишься, взаимоотношения с ними не прекратишь, сколь бы неприятны ни были эти контакты.

А может, ему сумеет помочь «АГ Хеми»? Этот картель вполне уже мог разработать ультрамощное синтетическое моющее средство, которое в состоянии уничтожить мерзкий запах тела, по крайней мере, на какое-то время. Кого Ричард там знает, с кем можно было бы связаться? Он напряг память. Кажется, в Хьюстоне, штат Техас, в правлении местной филармонии был…

В палате зазвонил видеофон.

Конгросян тщательно завесил экран полотенцем.

— Дьявол! — сказал он, встав на приличном расстоянии от аппарата.

Таким способом он рассчитывал предотвратить передачу инфекции. Естественно, надежда вполне могла оказаться тщетной, но он должен поступать так, как всегда поступал в аналогичных ситуациях.

— Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия, — раздался голос дежурной видеофонистки. — Звонит Джанет Раймер. Пожалуйста, мисс Раймер. Палата мистера Конгросяна на связи.

— Привет, Ричард! — сказала Джанет Раймер. — Чем это вы закрыли экран?

Конгросян прижался к дальней стене, отдалившись таким образом от видеофона на максимальное расстояние, и ответил:

— Вам не следовало связываться со мной, Джанет. Вы же знаете, что я серьезно болен. У меня прогрессирующее навязчиво-одержимое состояние, самое худшее из тех, что я когда-либо испытывал. Я очень сомневаюсь, что вообще смогу когда-либо играть публично. Слишком уж это рискованно. Я полагаю, вы обратили внимание на заметку в сегодняшней газете о рабочем кондитерской фабрики, упавшем в чан с затвердевающим шоколадом? Так вот, это я сделал.

— Вы? И каким же образом?

— С помощью психокинеза. И, разумеется, непреднамеренно. В настоящее время я несу ответственность за все психомоторные несчастные случаи, имеющие место в мире. Именно поэтому я и лег сюда, в эту клинику, чтобы пройти курс электрошокотерапии. Я верю в этот метод, пусть он и давно уже вышел из моды. Конечно, я не против лекарственных средств. Но, когда от тебя исходит такой отвратительный запах, Джанет, то вряд ли лекарства…