Двери паранойи

ионировало предельно четко.

Людей – на удобрения, машины – на переплавку. Эсэсовец у шлагбаума не разговаривал, он слушал «Земляничные поляны навеки». Жест правой рукой – в печь; жест левой – барак, отсрочка. Левая рука поднималась крайне редко.

Ожидающие в очереди были очарованы и парализованы совершенством бюрократического механизма. Спустя десятилетия после краха Третьего рейха конвейер, поставлявший богатое фосфором сырье для удобрений и металлический лом, продолжал двигаться в сумеречном измерении…

Мы уже были очень близко от руки в черной перчатке. Этот резиновый протез разрастался до огромных размеров, превращаясь в крест, который накрыл своей тенью полмира. В тени плодилась нечисть и гнездилась в пустотелых тыквах человеческих голов.

Шлагбаум приподнялся, пропуская нас к бункеру крематория. Когда он обрушился, то был уже топором безликого палача. Топор вонзился мне в шею. Я поднес руку к ране и обнаружил, что порезался бритвенным лезвием. На миг в темноте мелькнуло злорадно ухмыляющееся лицо Кисы Воробьянинова, тут же превратившееся в африканскую маску. Небо, земля и четыре стороны света сдвинулись, снова похоронив меня заживо в тесном автомобильном салоне.

Монахи на «харлеях» взяли наш «джип» в кольцо. «Инквизиция!» – завизжала Верка в таком ужасе, будто была самим Джордано Бруно, изменившим пол, но не убеждения. Началась гонка по вымершим улицам Вечного города при свете костров, на которых сжигали многочисленных жертв террора во имя Любви. Голос Фариа командовал откуда-то сзади: «Налево!», «Направо!», «В переулок!», «Гони!». Я пытался оглянуться, но всякий раз в поле зрения оказывалась дорога и монахи-байкеры, мелькающие в лучах фар. Это была действительность без изнанки. Естественно, все заканчивалось тупиком.

В тупике торчал Великий Инквизитор – нечто самоорганизующееся, принявшее облик гигантского богомола. Мертвое, как государство, и столь же непобедимо-враждебное.

Узкий ручей неба покрылся льдом в железобетонных берегах. Ближе, ближе снующие конечности «насекомого». В протоколе вскрытия почти наверняка будет записано: «смерть в результате абсолютной некоммуникабельности». Апелляции бесполезны. Надежды беспочвенны. Справедливости не существует. Мы оказались последними еретиками на той Земле. Следующим мог стать сам Великий Инквизитор, но это еще не было объявлено ересью.

Нас сжигали прямо в «джипе» – над газовой скважиной. Рядом водрузили чучело ведьмы с черными крыльями. Они поднимались в восходящих потоках, разбрасывая искры и горящие перья, которыми пишут на коже, макая в гной. Их я и запомнил – черные крылья, нагоняющие смертную тоску.

В новом воплощении я попал в королевство геев и лесбиянок, управляемое жесточайшим тираном Анатолем Первым и Последним. Он любил лично резать глотки провинившимся подданным. Уникальность созданного им рая для гомосеков заключалась в том, что этот рай не претендовал на вечность. Он должен был просуществовать всего лишь одно поколение, после чего исчезнуть с лица.

Вот так: