Машина снов

атик засмеялся. Буква «О» у него выходила не совсем ровной – верхняя губа приподнималась сильнее.

– Где Ульшин? – спросил он.

– Не знаю. Мы с ним гуляли, а потом я ушла.

– А что это?

– Это он слепил из пластилина. Называется цветок. Специально для меня.

Волосатик протянул руку и пощупал один из листков.

– Не похоже на пластилин.

– Это пластилин с кровью, – обяснила Полина, – капля человеческой крови делает пластилин очень прочным. Вы об этом не слышали?

– Слышал, именно сегодня, – сказал Волосатик. – Передайте Ульшину, чтобы не опаздывал. Все билеты проданы.

Когда Полина ушла, Волосатик откинул волосы со лба (нельзя же все время ходить слепым, глаза испортятся) и дважды стукнул в стену. Вошла группа людей, каждый из которых выглядел обыкновенно, но вместе составлявших очень тяжелый и неприятный образ.

– Ращщитайсь! – скомандовал Волосатик.

– Первый-второй-третий-четвертый-пятый-шестой-седьмой-восьмой!

– Все ко мне в кабинет, получите инструкции и оружие.

Он ненадолго остался в камере Полины, чтобы дочитать последние страницы дневника Шао Цы. Последние страницы великий китаец дописывал уже приговоренный к смерти, за несколько часов до того, как его втолкнули в яму. Неспособный сосредоточиться в такой момент он писал короткими отрывками, но очень сильно. Перед смертью каждому хочется сказать такое слово, которое приколет его образ к будущим векам как кнопка прикалывает открытку к стене.

"Истина искусства в том, – писал Шао Цы, – что оно разрушает темницы. Именно поэтому деспоты всегда преследуют искусство". Волосатик записал карандашиком на полях: "Истина искусства в том, что оно разрушает. Именно поэтому твой долг преследовать искусство."

Хороший получится плакат, – подумал он, – напишу так и повешу в своем кабинете. Тогда никто не скажет, что я не работаю над идеологией.

Полина вернулась поздно. Она пошла и потолкалась в центральной пыточной, чтобы встретить наблюдателя, встретила, погоревала о том, что приговоренный не явился (наглость какая! Что он себе думает?), потом вместе погуляли по коридорам, дождались ужина. Она взяла четыре обеда и два сухих пайка для ужина, но не удержалась и один паек сьела по дороге. Когда лампы включили в полнакала, она попрощалась с новым другом, договорилась о встрече и пообещала, что обязательно придет. Потом, еще на радостной волне, пошла к Ульшину. У входа стоял незнакомый наблюдатель и смотрел на нее с натренированной подозрительностью. Полина назвала имя своего нового друга и была пропущена.

Подходя к той галерее, где вчера ее кусал сумасшедший, она почувствовала предварительный страх. Но сумасшедшего творца нигде не было, вместо дерева торчал невысокий пень, срезанный очень аккуратно (только обломки веточек валялись здесь и там, да опилки подметены плохо, явно мужская рука). Пластилиновое дерево было повалено и раздавлено. По нему прошлись несколько мужских ног с разными размерами обуви и разным рисунком на подошвах. Из кусков пластилина на стене вылеплена игривая