Прыжок леопарда (СИ)

Дело было в один из питейных дней. Судно стояло в беспросветном ремонте. Давно и решительно выветрился запах застарелого перегара. И вдруг! с неба упали деньги - доплата за прошлогодний креветочный рейс, со всеми из этого вытекающими.

С утра поправлялись головы, подводились итоги. Повар гремел кастрюлями, "матюкался". Все у него валилось из рук. Валька всегда пребывал в состоянии "бодрого бодуна", был чужд пораженческих настроений. У народа, естественно, возникли вопросы: что, да как?

- Кощ-щмар, мужики! - честно признался Морж. - Я сам себя перестал уважать.

- ???

- Ходил на охоту в "Рваные Паруса", - хмуро продолжил Валька и пояснил, - там контингент побогаче. Все, вроде бы, правильно сделал: пил только шампанское, налегал на закуску, а получилась лажа.

Принесли, поднесли еще. Постепенно стенания повара вылились в плавную речь.

- К шапочному разбору, - рассказывал он, - мужики, как всегда, набрались. Разборки пошли, мордобой. Я, стало быть, король. Дамочку прицепил какую хотел, в глазах у нее желание и решимость. Едем в такси, и тут я почувствовал: что-то не то съел. В животе - перестройка. Режет его, пучит, газы наружу рвутся.

Х-х-осподи, - думаю, - пропаду! Только виду не подаю, стишки, анекдоты рассказываю, а сам чуть ни плачу.

Заехали черт те куда. Дамочка встрепенулась, на пятиэтажку показывает:

- Вот здесь, - говорит, - сестренка моя живет. Если свет на кухне горит, значит, дома она. Встретимся в другой раз. Если нет - зайдем на минутку, кофе попьем...

- Теперь это, стало быть, называется "кофе попить", - мрачно заметил кто-то из моряков.

На него тот час же зашикали, замахали руками.

- А я себе думаю, - Валька поднял страдающие глаза, - Х-х-хосподи, да хоть бы там что-нибудь с электричеством!

Поднимаемся мы с ней на четвертый этаж, открывает она дверь своим ключиком.

- Ты, - говорит, - в комнату проходи, а я пока чайник поставлю.

Вот он, думаю, шанс! Залетаю я, братцы, в комнату, дверь коленкой прижал, и - др-р-р!!! Дух перевел и опять - др-р-р!!! Запах, чувствую, не чижелый, а вдруг?! Снимаю я, братцы, пиджак, и в воздухе им машу.

А тут и дамочка с кухни:

- Ты что, - говорит, - сидишь в темноте?

И выключателем - щелк! - а там! Братцы мои, а там... еёная сестра лежит с мужиком в кровати. Приподнялись обои на локотках, и оттакенными глазами на меня смотрят!

Когда изложение докатилось до кульминации, Стаса согнуло так, что он чуть не свалился со стула. Игорь стучал по столу правой ладонью и хохотал. Только Никита остался серьезен глазами, лишь делая вид, что смеется. Недаром я его опасался больше всего.

Пора было подавать признаки жизни. Старлей должен был убедиться, что он ловкий мужик, и труды его не пропали даром. Никто не заметил, что я кружку с отравой я поставил под стол, загнал ее ногой под диван и подменил на ту, из которой пил Сергей Павлович, а ему подсунул пустую, из которой наливали Моржу. Гости все еще хохотали.

Не дожидаясь призывов "выпить за это дело", я поднял голову, нетвердой рукой ухватился за кружку, чуть не опрокинув ее. Смех прекратился. Ловцы человеческих душ чуть было не ахнули. То-то же, гады!

Раскачиваясь, я выцедил содержимое, закашлялся и сдавленно прохрипел, обращаясь к Сереге:

- Поплохело мне. Пойду, проветрюсь. А это, - я взял со стола нетронутую бутылку, - Орелику отнесу. Пусть тоже порадуется.

- Шел бы ты лучше спать, - сказал капитан. - Чуть что, я тебя разбужу.

Ну, как же! Нашел дурака.

Супротив моего ухода гости, естественно, не возражали. Никита, с молчаливого согласия Стаса, вызвался меня провожать.

Уколоть его, что ли, для верности? - вовсю сомневался он, лелея в кармане заряженный шприц.

Здоровенный старлей сделал попытку увлечь меня за собой, в сторону моей одноместной каюты. Я, молча, вцепился в поручень. Он попробовал поднажать, но на мостике хлопнула дверь, раздались голоса. Вниз спускался кто-то из вахтенных. И Никита смирился. Я заскользил вниз, соплей растекаясь по трапу, а он семенил рядом, скромненько так, поддерживая меня под локоток.

У "пяти углов" курила толпа. Мое возникновение встретили шумными возгласами.

- Не забудь про аккумулятор! - сказал я Орелику и упал.

Меня затащили в каюту электромеханика, принялись водружать на верхнюю койку, а я сделал все, чтобы никто из матросов не сачковал.

Глава 6

Наконец-то я остался один. Внезапно разбогатевший электромеханик умчался делиться своей нечаянной радостью и даже, на что я в тайне рассчитывал, запер дверь каюты на ключ. Он раньше ходил в "Тралфлоте", а там так заведено: "если хочешь жить в уюте, пей всегда в чужой каюте".

Нет, это я здорово сделал, что спрятался здесь. У курилки всегда много народу и проникнуть сюда незамеченным не рискнет даже Стас. Понял это и мой провожатый. Он неловко потоптался на месте, сделал пару безуспешных попыток "встрять в разговор" и ушел восвояси, шлепая тяжелой рукой по поручню трапа.

Итак, сомнений не остается. Игорь, Стас и Никита пришли за мной. Пришли очень сложным путем, транзитом через подводную лодку. Узнаваемый почерк конторы и, лично, Мушкетова. Вот и накрылась моя тихая гавань. А всего-то хотелось быть как все, не высовываться, детишек растить, ходить на работу, рассказывать пошлые анекдоты, поверхностно рассуждать о политике.

Я лежал, задыхаясь от ярости. Родина! Милая моя Родина! Не трогай меня, сука, не изводи! Дай мне дышать, просто дышать! Живи себе дальше, как хочешь, страна иуд, и непуганых идиотов! Мне, как и всем, насрать на твои властные заморочки. Все давно уже поняли главное: За великое счастье родиться в России, нужно платить вечным стыдом за тех, кто ей управляет!

- А ну-ка, мальчишка, полегче, - выплыл из памяти голос отца, - нервишки побереги! Водку жрать да сирот по стране плодить - это мы, значит, всегда с дорогой душой. А чуть что не заладилось - сопельки распустил: Родина виновата! Ну-ка скажи мне как на духу: где ты чаще бываешь, в ресторане, или спортзале? Молчишь? То-то же! Из тебя на сегодняшний день Морской черт, как из дерьма разрывная пуля. Не я ли тебе говорил: ешь, спишь, гуляешь по улице - помни: на тебя никогда не прекратится охота. Это твой крест. Поэтому, хочешь жить - сам становись хладнокровным охотником. Выплевывай разные там антимонии, как пистолет отстрелянные патроны. А если невмоготу, милости просим ко мне на кухню. Внимательно выслушаю, налью даже рюмочку коньяку...

Когда отец заводился, он начинал суетливо сновать по замкнутому пространству, от холодильника - к плотно зашторенному окну. Смешно припадая на раненую ногу, он как бы стремился догнать ускользающую мысль и, лишь настигнув ее где-то на полпути, круто разворачивался на носках, весь подавался в мою сторону и начинал разрубать воздух ребром раздвоенной, как копыто, ладони.

- Пора стать машиной, - ревел он голосом артиста Высоцкого, - железной, расчетливой, холодной машиной. В жизни как в уличной драке: можно бесчисленное количество раз уходить от удара, отступать, ставить блок. Ты не устанешь, если делаешь эту работу механически, с отсутствующим взглядом, если ты повинуешься неосознаваемым импульсам свыше. Обстановка, ее изменения, маневры противника - все это вторично. Разум далеко в стороне, вместо него опыт и выучка. Но стоит только подумать: Боже мой, их же четверо! - и все, кранты! В активе одна надежда: на реанимацию...

Где ты сейчас, отец? Жив ли?

Этот тревожный звон опять налетел ниоткуда - неуловимо возник из легкой вибрации корпуса. Легкие снова заклинило. Но пропахший соляркой воздух, продолжал проходить сквозь тело в заданном ритме дыхания, освежая сердце и мозг, трепетавший на грани обморока. Из далекой пространственной точки с каждым вздохом, каждым биением сердца нарастал, надвигался огромный огненный шар насыщенного красного цвета. В голове потемнело, как будто бы я глянул на солнце сквозь приоткрытые веки. Впрочем, видел все это я уже не глазами, а всем своим существом, распыленным на мыслящие субстанции. Каждая из пылинок была переполнена ужасом, болью, непониманием. И все это море эмоций эхом отдавалось во мне - центре сосредоточения, существующем отстраненно.