Арсик

сказать старик?

Может быть, талант – это совесть?

– Я увидел себя сейчас, – продолжал Игнатий Семенович. – Я давно не смотрел на себя, не разрешал себе этого. Так, окидывал поверхностным взглядом – вроде все в порядке, застегнут… И вдруг заглянул вглубь. А там – ничего, Гена, понимаете?… И не поправить.

Мы попрощались возле его дома. Старик неожиданно улыбнулся и сказал:

– И все-таки мне стало лучше. Арсик это хорошо придумал.

Я шел домой, размышляя. Одновременно я радовался, что завтра суббота, а послезавтра воскресенье. До понедельника можно войти в норму. «Норма, норма…» – повторял я про себя, пока это слово не превратилось в кличку собаки, потерявши свой смысл.

Что такое норма? Норма здесь, норма там, норма, норма… Тьфу ты, черт! Норма, ату!

Я зациклился, как говорят программисты. С большим трудом перед сном я отодрал от себя это слово и снова погрузился в желто-зеленые поля с бабочками. С крыльев слетала синяя пыльца. Она оседала на моем лице, кожа становилась бархатистой.

Я провел ладонью по лицу и проснулся. Жена готовила завтрак. Дочка уже тыкала пальчиками в клавиши пианино. Я вышел на кухню. Там за столом сидел Арсик и ел яичницу. Жена подкладывала ему ветчину.

– Я жавжакаю, – объяснил Арсик, борясь с непрожеванной ветчиной.

– Молодец, – сказал я. – Даже дома не удается от тебя отдохнуть.

– У Арсика важные вопросы, – сказала жена. – Он женится.

– На Шурочке? – спросил я.

– Угу, – кивнул Арсик. – Понимаешь, она меня очень любит, – жалобно сказал он.

– А ты?

– Геша, я сейчас люблю свою установку. Я только о ней и думаю.

– Женись, – сказала моя жена. – У тебя сразу появятся другие мысли.

– Я ее тоже, наверно, люблю, – задумчиво сказал Арсик. – Ну как старик? Я очень за него волнуюсь.

Я рассказал о нашем разговоре. Арсик внимательно слушал. Потом он спросил, на каком делении стоял указатель. Я сказал, что не заметил, но свет в установке был багровый.

– Это котенок, – сказал Арсик. – Зря старик смотрел котенка. Ему нужно смотреть солнышко.

– А что такое солнышко?

– Бело-голубые линии спектра. Радость, – сказал Арсик.

– А котенок – печаль?

– Кошки, которые скребут на сердце, – ответил Арсик. – Это не печаль. Это хуже.

Жена положила на стол что-то круглое, величиной с арбуз, с румяной кожурой.

– Смотри, что принес Арсик, – сказала она. – Это лук.

– Лук?! – только и смог я произнести.

Арсик смущенно потупился. Потом он объяснил, что вырастил эту головку дома, после того как я убрал его грядку из лаборатории. «Головку! – пробормотал я. – Это целая голова, а не головка». В головке было килограммов пять.

– Хорошо, что ты возился с луком, а не с капустой, – сказал я. – Капуста не пролезла бы в дверь.

– Ты, Генка, смеешься, а сам прекратил такой эксперимент! – сказала жена. – Да Арсику памятник поставит Министерство сельского хозяйства!

Она отрезала от головки кусочек, и мы стали его есть. Мы ели и плакали. Лук был сочный, сладкий, чешуйки – толщиной с палец.

– Лук