За гранью

Внимание Трэвиса вновь отвлеклось на обстановку в зале. Скользнув взглядом по площадке внизу, он внезапно нахмурился и наклонился к уху Бельтана:

- Послушай, в чем дело? Мне говорили, что в Фаленгарте всего семь доминионов.

- Семь, - подтвердил рыцарь.

- Почему же тогда за столом восемь кресел?

- Восьмое предназначено королю Малакора. Трэвиса его ответ поверг в еще большее недоумение.

- Малакора? Но Фолкен говорил, что Малакор пал много веков тому назад!

- Верно. Прошло более семи столетий с тех пор, как на Серебряном троне Малакора восседал законный король. И почти столько же минуло с того дня, когда Малакор окончательно обезлюдел. Ныне никто уже не обитает в пределах его былых границ.

Трэвис озадаченно поскреб ногтями бороду.

- Семьсот лет, говоришь? Немалый срок, чтобы столько времени держать вакантным место за столом! Бельтан рассмеялся:

- Ты прав, но такова традиция. В доминионах свято чтут память о Малакоре, в то же время считая себя законными наследниками его славы и могущества и тщась когда-нибудь превзойти блеском и богатством великих властителей безвозвратно ушедших времен. Потому и держат за столом Совета пустующее кресло - отчасти в память о великом прошлом, отчасти в надежде вновь обрести былое величие, но главным образом, я полагаю, как что-то вроде приносящего удачу талисмана.

Трэвис с интересом оглядел восьмое кресло, стоявшее на особицу от других. По внешнему виду оно почти не отличалось от других, будучи изготовлено из такого же светлого, с серебристым оттенком дерева, украшено искусной резьбой и инкрустировано самоцветными камнями, но контуры его показались Трэвису более строгими и четко очерченными, а кожа обивки не столь потертой и потускневшей, как на остальных. Впрочем, последнее обстоятельство легко объяснялось тем, что за истекшие семь веков им вряд ли кто-нибудь пользовался. Он припомнил, что однажды уже видел очень похожее кресло - в "Обители Мага", в потайном кабинете, где Джек держал самые ценные экспонаты своей коллекции.

- И что, все семьсот лет оно так и простояло пустым?

- Существует старинная легенда о наложенном на него одной колдуньей заклятии. Легенда гласит, что любой, кто осмелится сесть в это кресло, не будучи законным наследником малакорского престола, в тот же миг умрет.

Трэвис недовольно глянул на рыцаря.

- Ты не ответил на мой вопрос, Бельтан. Тот равнодушно пожал плечами:

- Честно говоря, я не больно верю в колдуний и их заклятия, но не думаю, что найдется глупец, который рискнет посидеть в кресле владыки Малакора, чтобы проверить достоверность легенды на собственной шкуре. Не верю и тому - несмотря на неоднократные туманные намеки Фолкена, - что когда-нибудь объявится законный претендент. Что ни говори, а дураков на свете куда больше, чем потомков Малакорского королевского дома.

На последнее утверждение рыцаря у Трэвиса возражений не возникло.

Перекрывая людской гомон, чисто и звонко затрубили трубы герольдов. Голоса мгновенно умолкли. Все встали, приветствуя входящих в зал королей и королев Семи доминионов. Бельтан наклонился к Трэвису и шепотом на ухо называл ему имена монархов, по мере того как те спускались вниз и приближались к круглому столу.

Возглавляла процессию королева Эминда Эриданская, в чьей манере держаться проявлялось больше спеси, нежели подлинного королевского величия. За ней выступал Лизандир, правитель Брелегонда, - коротышка, до того расфуфыренный и разряженный в усыпанные драгоценностями и отливающие всеми цветами радуги пышные одежды, что казалось, будто главный здесь костюм, а человечек внутри него выступает всего лишь в роли вешалки. Третьим шел высокий и невероятно худой мужчина с глубоко запавшими глазницами и унылой аскетической физиономией, которого Бельтан представил как Соррина, короля Эмбара. За ним семенил жизнерадостный старикашка с лицом сатира и хитрыми маслеными глазенками - Персард Перридонский. Пятым спустился к столу молодой монарх Голта, которого, по словам Бельтана, звали Кайла-ром. Примечательно, что Кайлар, едва войдя в зал, тут же растянулся во весь рост, зацепившись носком сапога за складку в ковре, образовавшуюся, судя по всему, как раз в тот момент, когда он на него ступил. Лорд Олрейн, стоявший поблизости, ринулся на выручку, но Кайлар успел подняться сам, без посторонней помощи, и небрежно помахал рукой в знак того, что не пострадал. По залу прокатился единодушный вздох облегчения.

Облегчение сменилось столь же единодушным восхищением, когда по ступеням начала спускаться потрясающе красивая женщина - столь же ослепительная, как отразившийся во льду солнечный луч. Широко раскрытыми глазами Трэвис завороженно следил, как Иволейна Толорийская словно плывет по воздуху к своему месту за столом Совета. Платье ее таинственно мерцало переливами звездного света, играющего в осененном вечерними сумерками снежном покрове. В роскошных волосах сияли крупные бриллианты.

Замыкающий процессию король Бореас выглядел полной противоположностью эфемерной королеве Толории. Больше всего он походил на свирепого дикого быка, казалось, готового в любой миг нагнуть голову и с утробным ревом наброситься на окружающих. Впрочем, следует отдать ему должное: повелитель Кейлава-на, несмотря на свирепый вид, являл собой редкостный образец мужской красоты и нисколько не уступал врожденным благородством и величием самой Иволейне. От него исходили ощутимые даже на расстоянии столь мощные токи животного магнетизма, что Трэвису почудилось: прикажи ему сейчас Бореас - и он, не рассуждая, исполнит любое его повеление. С другой стороны, с таким телосложением несложно добиться беспрекословного повиновения и не прибегая к внушению.

Встав за спинками своих кресел короли и королевы одновременно приложили правую руку к груди и поклонились пустующему - восьмому - креслу. Затем Бореас открыл рот и зычно, на весь зал, объявил:

- Да будет произнесена руна начала!

Из боковых проходов с противоположных сторон появились две фигуры в длинных, до пят, балахонах цвета утреннего тумана и начали приближаться к столу. Эминда Эриданская сопровождала каждое их движение исполненным подозрительности и страха взглядом. Справа неторопливо спускался высокий старик с коротко подстриженными седыми волосами и суровым морщинистым лицом, а слева - совсем еще молодой парень невысокого роста, но плотный и мускулистый, с круглой, некрасивой, но добродушной физиономией. Достигнув стола, оба низко поклонились, выпрямились и в один голос громко произнесли единственное короткое слово: