Проповедник

Лина опустила глаза и сказала:

- У нашего племянника была свадьба.

- Но это значит, - сказал я, - что при такой засухе вы вряд ли соберете хороший урожай.

- Похоже на то, - согласился Ласси.

Я оглядел комнату. Черт возьми! У меня земли было ровно столько же, сколько у этого туземца, и такого же качества. Только у меня растет счет в банке, а он... Заставлять беременную женщину таскать воду!

- Знаете, - сказал я, - мы только что купили новую водоустановку.

Ласси встрепенулся и подозрительно посмотрел на меня. Я запнулся и продолжил:

- Не очень-то это хорошо, если у меня будет две установки, а у вас ни одной. Как я буду глядеть на ваши поля и думать, что они пропадают из-за моей жадности?

"Что я несу?" - отчаянно подумал я. "Даймонд" стоит по меньшей мере десять тысяч кредитов. Что я, украл его? Он мой, а этот бездельник...

Ласси как-то странно смотрел на меня.

- Вы мне ее дарите, - уточнил он.

Вот! В этом-то все и дело. Если бы передо мной стоял Джек Митчелл, я бы сказал ему: "Слушай, у агента старый "Даймонд" будет стоить тысяч семь, и кто может поручиться за его состояние? Я продам его тебе за четыре тысячи ты сэкономишь на покупке, я на перевозке, и ты получишь машину, за качество которой можно ручаться". Я и Митчелл выгадали бы на этом деле оба и остались бы друзьями, если это можно назвать дружбой. Но с туземцем так не бывает. Я не могу продать ему эту машину хоть за два гроша и быть ему другом. Я не могу дать ему эту машину в аренду, потому что это значит, что я становлюсь его господином, а он - моим вассалом. Если я хочу быть его другом, я могу только подарить ему машину, которая и сейчас стоит пять-шесть тысяч. Они дотошно различают каждый тип обмена вещами и услугами, и то, к какому типу обмена прибегают между собой два человека, раз и навсегда помещает их в определенную категорию людей.

- Конечно, дарю, - сказал я.

- Спасибо, - Ласси поклонился, - я принимаю ваш дар с открытым сердцем.

Мы переночевали у Ласси, а утром поехали за водоустановкой. Я думал, что Агнес рассердится, но она только сказала. "Конечно, милый"

К вечеру мы смонтировали "Даймонд".

После совместной работы уехать без трапезы было никак нельзя, а после трапезы настала ночь, а ночью по Кипарисовой долине тоже ездить не следует, потому что ночь - время привидений и террористов.

Спали мы вместе с Ласси и его рабами под открытым небом. Мы долго глядели на звезды, ворочались и говорили, а под конец Ласси спросил:

- Скажи, почему ты все-таки приехал извиниться за парнишку?

- Знаешь, - сказал я, - недавно в мой кабинет явился один чудак по имени ван Роширен и стал говорить, что все люди должны каяться друг перед другом: и если бы Президент и полковник попросили друг у друга прощения, то и войны бы не было.

- Неглупая мысль, - сказал задумчиво Ласси.

- Очень глупая.

- Почему? Ты же вот просил прощения?

- Это потому, - возразил я - что мы с тобой обычные люди. Пешки И между нами, если разобраться, нет никаких поводов для вражды. Даже наоборот. А президенты? У них свои интересы, свои партии... Как же им извиняться? Кто извинится, тот потеряет власть.

Вечером в понедельник я вернулся в столицу и первым делом позвонил ван Роширену. Я боялся, что он опять попал в какую-то переделку по дороге, но трубку немедленно сняли.

- Алло, - сказал он, - это вы, мистер Денисон?

- Я только хотел сказать вам, - говорю, - что не верю в Бога.

- Я только хочу вам ответить, что Бог верит в вас.

Я пожал плечами и бросил трубку.

До последнего срока оставалось шестьдесят семь дней.

Глава четвертая

Двести лет назад на месте здания "Анреко" стоял замок князя Басина, и в этом замке князь, будучи опекуном государя, выкинул государя из окошка. Народ за такое дело ворвался во дворец, повесил князя за волосы и отщипывал от него по кусочку, пока ничего, кроме волос, от князя не осталось. Дворец снесли, жрецы предали место проклятию, а новый глава государства запретил возводить на месте дворца каменные здания. Так в самом центре столицы обосновалась куча крытых соломой лачуг, пока на это место не позарилась компания. Запрета она не нарушила: в шестнадцатиэтажном здании компании не было ни одного камня, только сталь и бетон.

После утреннего совещания я встретил в коридоре ван Роширена. За ним следовали лев и ягненок.

- Как прошла вчерашняя проповедь? - поинтересовался я.

- Меня забросали плодами крушинника, - ответил он.

Теперь я понял, почему от него так странно пахнет. Запах крушинника не выветривается неделю. Я пожал плечами и сказал:

- Ничего у вас не получится.

- У меня - нет. У Бога - да.

Часа через два мне позвонил Антонио Серрини; я поднялся в его офис.

- Ты знаешь, - спросил я, - как ван Роширен ездил на свидание с Исаном Красивые Глаза?

- Об этом знают даже утренние газеты, - сказал Тони.

- Предположим, - сказал я, - что Исан Красивые Глаза заинтересовался этим человеком или решил его использовать. Во вторник он послал ему приглашение. В четверг случилась эта история с убийством вице-префекта, ван Роширена возили к майору Ишеддару, и Исан Красивые Глаза испугался: он решил, что за ван Роширеном будут следить. Что делать? Отменить встречу значит выдать себя. Он велел своим людям прикинуться грабителями. Возможно, дал им приказ убить ван Роширена, если те убедятся, что он - шпион.

- Ну и что это означает?

- Это означает, что Исан Красивые Глаза находится в Кипарисовой долине, потому что ван Роширена не повезли бы через всю страну.

- Находился в пятницу, - возразил Тони. - Даже если дела обстоят так, как ты говоришь, Исан не повез бы ван Роширена к себе. Он наверняка бы назначил для свидания какую-нибудь туземную ферму, а их в Кипарисовой долине насчитаешь не меньше тысячи.

- Две недели назад, - сказал я, - застрелили Ричарда Таша.

Тони вздохнул. Смерть Ричарда Таша стала сенсацией. Это был туземец, блестящий инженер, выпускник университета Торонто. Перед ним были открыты все пути, но его дядя был большой человек среди мятежников. Ричард бросил карьеру, вернулся в Зеленые Горы и жил там среди ящериц, обезьян и террористов, а две недели назад нелепо погиб, нарвавшись в одном из уездных городков на гвардейский патруль.