Зеленые тени, Белый Кит

— Привет, — сказала она слабеньким голосом откуда-то издалека.

— Лиза! — воззвал я с напускной бодростью.

— Я хочу спросить только одну вещь.

— Спрашивай, Лиза.

Она чихнула.

— Где… — сказала и запнулась она. И затем продолжила: — Где Том?

Глава 10

Был рождественский полдень, и меня пригласили в «Кортаун» на индейку с подарками. Джон позвал несколько охотников с женами и Бетти Малоун, которая нежно заботилась о его лошадях, и писателя с любовницей из Парижа. Мы отведали индейки и раздали все подарки, кроме одного.

— А теперь, — объявил Джон, — для Рики. Большое событие. Все во двор!

Мы вышли, Джон оглушительно свистнул, и из-за дома выбежала Бетти, ведя на поводу черную кобылу с рождественским венком на шее.

Рики завизжала от радости и обняла Джона, а потом лошадь. Джон подсадил ее в седло, и она, хохоча от удовольствия, похлопывала прекрасного зверя.

— Отлично, — сказал Джон. — Вперед.

Рики пришпорила лошадь и поскакала по двору, а потом перемахнула через забор. Перепрыгивая, она выпала из седла. Все мы с криками побежали к ней. Я никогда раньше не видел, как падают с лошади, поэтому у меня заскрежетали зубы и резануло в животе.

Джон первым подбежал к Рики и встал, возвышаясь над ней. Он не прикоснулся к жене и не помог подняться с земли. Он не стал смотреть, целы ли у нее ноги, руки или туловище, а только наклонился и проорал:

— Эй, ты, дрянь такая, а ну обратно в седло!

Мы все остолбенели.

Джон стоял между нами, и мы не могли дотянуться до Рики.

Безо всякой поддержки Рики, тряся головой, встала на ноги.

— Черт тебя побери, — вопил Джон, — лезь на лошадь!

Она попыталась забраться на лошадь, но у нее кружилась голова. Хьюстон затолкал ее в седло. Она оглянулась на зеленую траву, забор, на мужа, посмотрела на лошадь под собой и на меня.

Я почувствовал, как у меня зашевелились губы. Они беззвучно прошептали два слова:

«Счастливого Рождества».

«Счастливого Рождества», — ответили мне беззвучно ее губы.

Счастливого Рождества.

Глава 11

Я уже трижды перечитал «Моби Дика» от корки до корки. А это три раза по восемьсот с лишним страниц. Некоторые отрывки я перечитывал по десять раз. Кое-какие эпизоды — по двадцать. И все для того, чтобы избавиться от жира и всякого хлама и просветить рентгеном кости и костный мозг.

Я был и оставался преследователем Кита. Маленьким ахавом, не имеющим ничего за душой. Ибо я чувствовал, что Белизна все равно обгоняет мои хилые гребки и никудышное суденышко — портативную машинку и большие белые листы бумаги, дожидающиеся, когда их запятнают кровью.

Мы с Китом писали на бумаге кровью, но этого было недостаточно. Это должны были быть кровь и слезы Мелвилла. Он был Гамлетом, ожившим на замковой стене, и Лиром на лугу. Иногда мы отчетливо слышали его рыдания. В остальное время его голос тонул в соленых приливах и отливах, которые, то прибывая, то убывая, выводили нас из равновесия. Бывали дни, когда мой Вождь, невзирая на свой талант вылеплять актеров и придавать их теням узнаваемые формы, был не в силах помочь мне, равно как и я ему.

Короче, бывали дни, когда мы, уставившись друг на друга, пожимали плечами и начинали хохотать. Мы куснули пескаря и обнаружили, что это Левиафан во всей своей библейской грандиозности и безумном неистовстве. Смех был единственным спасением от нашего отупения, которое грозило перерасти в идиотизм, если бы мы осмелились доверить бумаге кое-какие идеи, слетавшие с наших губ, идеи, которым было суждено утонуть в виски.

Однажды посреди нашего мелвилловского затмения я вдруг вскочил и закричал:

— Ухожу!

— Куда? — поинтересовался монстр из гильдии режиссеров.

— К Финну.

— Зачем?

— Затолкать Кита в большую кружку и утопить.

— А мне с тобой можно? — спросило Чудовище.

Глава 12

— А еще раньше, — сказал Финн во время очередного монолога за стойкой бара, — произошло одно ужасное событие, которое лучше помнить, чем видеть.

— Когда это было? — спросил мой режиссер.

— В 1916 году во время Пасхального восстания, — сказал Финн. — Тогда дотла сгорели огромные здания. Вы видели развалины?

— Видел, — сказал Джон.

— Это делали патриоты, когда собирались толпами, — сказал Финн. — Среди них был и мой отец.

— И мой, — сказал Дун.

— И мой, и мой, — сказали все.

— Печальное время.

— Слава Богу, не все было так печально. Ибо время от времени Господь позволял себе посмеяться. А с ним смеялись и мой отец, и отец нашего лорда Килготтена. Рассказать вам все по порядку от начала до конца?

— Расскажи, — сказал я.

— Итак, — начал Финн, — в разгар восстания, в холодных снегах поздней зимы, внезапно нагрянувшей на Пасху, моему отцу и отцам всех прочих недоумков, что торчат здесь, подпирая стойку бара, пришла в голову мысль, от которой зажегся, нет, возгорелся некий план…

— Какой план, Финн, что это был за план? — заговорили все наперебой, хотя слыхали эту историю и раньше.

— А план был такой… — прошептал Финн и облокотился на стойку бара, чтобы поделиться своим зимним секретом.

Они с полчаса прятались возле сторожки у ворот, передавая по кругу бутылку, а потом, в шесть вечера, когда сторож отправился почивать, крадучись двинулись по дорожке, поглядывая на огромный дом, в котором каждое окно излучало теплый свет.

— Вот та самая усадьба, — сказал Риордан.

— Черт, что значит «та самая усадьба»? — возмутился Кейси и тихонько добавил: — Она всю жизнь нам глаза мозолит.

— Конечно, — сказал Келли, — но теперь, во время восстания, и усадьба вдруг стала выглядеть иначе. Совсем как игрушка на снегу.

Так всем четырнадцати и казалось — огромный кукольный дом стоял под тихо кружащими пушинками весеннего вечера.

— Спички принес? — спросил Келли.

— Принес ли я… да за кого ты меня принимаешь?

— Так принес или нет, тебя спрашивают?

Кейси принялся шарить по карманам и, вывернув все наизнанку, ругнулся и сказал:

— Нет, не принес.

— Какого черта, — сказал Нолан. — Что там, спичек нет? Позаимствуем у хозяев. Идем.

Когда они вышли на дорожку, Тималти споткнулся и упал.

— Ну что ж ты, Тималти, — сказал Нолан, — куда улетучился твой романтический дух? Великое Пасхальное восстание в разгаре — мы должны все сработать как надо. Чтобы многие годы спустя мы могли зайти в паб и рассказать про Страшно Большой Пожар в Усадьбе, ведь так? А смотреть, как ты шмякаешься задницей в снег, недостойно восстания, в котором мы участвуем, разве нет?

Тималти встал, чтобы не портить общую картину, и кивнул.

— Я буду вести себя как подобает.

— Тс-с! Мы пришли! — закричал Риордан.

— Черт, да что ты заладил — «эта усадьба» и «мы и пришли», — сказал Кейси. — А то мы сами не видим! Что дальше-то делать?

— Уничтожить? — неуверенно предложил Мерфи.

— Ну, ты просто чудовищно глуп, — сказал Кейси. — Конечно, мы его уничтожим, но сперва… чертежи и планы.

— В пабе «У Хикки» все казалось легко и просто, — сказал Мерфи. — Приходим, и от чертовой усадьбы не остается камня на камне. Моя жена настолько превосходит меня в весе, что мне просто необходимо что-нибудь разрушить.

— По-моему, надо постучаться в дверь, — сказал Тималти, хлебнув из бутылки, — и попросить разрешения.

— Разрешения! — сказал Мерфи. — Не хотел бы я, чтобы ты заправлял делами ада — падшие души так никогда и не попали бы на сковородку! Мы…

Но тут распахнулась входная дверь, оборвав его речи.

Кто-то вглядывался в темноту.

— Послушайте, — раздался негромкий урезонивающий голос, — не могли бы вы говорить потише? Хозяйка дома прилегла отдохнуть перед вечерней поездкой в Дублин, и…

Теплый отсвет из-за открытой двери выхватил из темноты мужчин; они пришли в замешательство, отступили на несколько шагов и сняли шапки.