Инквизитор

- Приехали, друг! - Водитель тронул Ласковина за плечо. Андрей открыл глаза. Он чувствовал себя немного лучше, чем полчаса назад. И сон... этот сон был лучше, чем прежние. Но спроси его почему, Андрей, вероятно, не смог бы ответить.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Чердак на Советской был раз в пять меньше и намного теплей. Он вплотную примыкал к жилой мансарде, имел небольшое окошко и выглядел почище. На двери его висел замок. Не из тех, что открываются гвоздем. Но замок не соответствовал двери. Три дня назад Андрей вырвал скобу из гнилой доски, потом пристроил обратно. Так, чтобы снаружи дверь выглядела запертой. Даже когда он внутри. Ласковин проспал до девяти и проснулся совершенно разбитым. В таком состоянии впору брать больничный, а не сражаться с мафией. Подкрепив собственную волю несколькими глотками коньяка, отчасти унявшими хотя бы головную боль, Ласковин спустился вниз и вышел на Суворовский. Мысль о завтраке вызывала у него тошноту. Хотелось лечь в теплую ванну и не вставать. Никогда. Но ванны не было. Максимум - умывальник на Московском вокзале. Хотя... Андрей посмотрел на часы. 9.22. Через тридцать восемь минут - первый сеанс в сауне. Почему бы и нет? И рану надо обработать как следует: налепленный наспех бактерицидный кровоостанавливающий пластырь стал жестким, как кусок жести. Андрей нашел открытый галантерейно-парфюмерный магазин, купил мыло, мочалку, разовый пакетик шампуня. Здесь же он приобрел черный свитер, рубашку и нижнее белье. Черный цвет был выбран не в знак траура по погибшей "Жигуленке", вернее, не только поэтому, но еще и потому, что пулька ТТ-шки продырявила в двух местах его кожан. На черном же фоне дырки не так заметны. Ровно в десять часов Ласковин уже заворачивался в простыню. В сауне было пусто. Два мужика, изгоняющие похмельный синдром, света белого не видели, не то что соседа. Погревшись минуток двадцать, Ласковин выкупался в холодном бассейне, потом всласть наплавался в теплом, подобрал старый веник, похлестался в парной (очень неплохо для исцеления ушибов и кровоподтеков, которых у Ласковина было на троих), вымылся и, оторвав пластырь, промыл рану. Выглядела она скверно, но была поверхностной. Несколько дней - и затянется. Шрам, правда, будет в три пальца, ну и хрен с ним. Ласковин наложил повязку с английской быстрозаживляющей мазью, забинтовал туго и, завернувшись в простыню, отправился в кафе. Позавтракав сосисками с зеленым горошком, высушил волосы, оделся и покинул сауну уже человеком, а не перележавшим в земле зомби. Ровно в двенадцать он был у Львиного мостика, где его с нетерпением дожидались "разведчики". Расположившись на скамейке у горки-мамонтенка, Ласковин выслушал "истории бандитского двора". Сначала приехали пожарные. И сразу взялись ломать ворота. Из ворот вывалили бандиты, и едва не началась драка. Но не началась. Пожарные уехали. Тут появилась милиция. Эти пробыли почти полчаса, топтались по двору, беседовали, затем вошли внутрь и вышли уже с большой картонной коробкой. Тяжелой, поскольку тащили вдвоем. Затем приехала грузовая с платформой и краном. Погрузили сожженные машины ("Бедная моя малышка!" - подумал Ласковин) и увезли. Затем прикатили новые тачки. Шесть штук, все крутые, и привезли целую кодлу вооруженных до зубов бандитов. Потом прибыла "техпомощь" и наварила по железному листу сверху на каждую створку ворот. (Разумная мера: сегодня - бензин, завтра, глядишь, связку гранат бросят.) Потом привезли какие-то ящики. Потом стемнело, и наблюдатели ушли домой. Оба парня были страшно довольны и глядели на Андрея, ожидая похвалы (и получили ее) и продолжения военных действий. Дождались. - Салабоны, есть закурить? Сзади. Ласковин напрягся было, но сразу понял: обычная заводка. Один надвинулся слева, другой - справа. Третий навис сзади. Крутые, как... спинка хомяка. Уселись, притиснули Федю и Юру с двух сторон к Ласковину. Шелупонь. На пацанву наехать, старушку в темном подъезде облегчить. Ласковина не заметили - со спины подошли. А со спины он почти как Федя. Ну, помускулистей чуть. - Нет у нас! - Это Федя. Правильно. Он и поздоровее. У Юры, впрочем, язык лучше подвешен. - Нету! - Однако мандражирует. На Андрея не очень-то рассчитывает. Бандиты бандитами, а эти тоже будь здоров. По двадцатнику каждому, наглые, приблатненные... Дешевка! Ласковину и глаз поднимать не надо. И слушать не надо, как базар ведут. Только на сапоги стоптанные, замызганные, глянуть - и вопрос ясен. - А бабки есть? Ну ты, белобрысый, бабки у тебя есть? - Нету! - угрюмо пробормотал Федя. Уже готов, что бить будут. Готов и принял. Как судьбу. - А поискать? - Лапа в чужой карман. Федя лапу придержал. Насколько мог. - Нету, говорю. - Ну ты че, крутой? Да, крутой? Козел ты! Понял! Юра с другой стороны дернулся, но сосед придавил: - Сидеть, салабон! "Времена, - подумал Ласковин. - Лет десять назад хотя бы в подворотню увели, с посторонних глаз". Он распрямил спину, повернулся к первому засранцу. Вот уж точно - засранец. Морда прыщавая, кислая, умывался, должно быть, летом последний раз. - Испарись! Одно слово. И взгляд тоже один. Хватило бы: взгляд у Андрея весомый. На настоящих бойцов действует, не то что на оборзевшую шелупонь. Но вмешался третий. Тот, что сзади, за скамейкой. Активно вмешался. Захватом за горло, локоть - под подбородок... в общем, правильный захват. И здоровья хватает, а уж положение - лучше не придумаешь: ногой не достать, опоры никакой... Лицо Ласковина вмиг отяжелело от прилившей крови. Что делает человек, когда его душат? По яйцам бьет. Или пальцами в глаза. А если иначе? За руки хватает. Верно, если иначе - никак, нужно - за руки. Нажатие на точки, например... Но куртка у ублюдка толстая, руки накачанные... Впрочем, можно и покрасивей сделать, если ты не старушка в лифте, а действующий коричневый пояс. Андрей взялся за удушающую руку, слегка подсел - ноги под скамейку, зацеп снизу - резко толкнулся вперед, прижав руку душителя подбородком к груди. Ха! Выглядело очень красиво: шелупонь-качок перелетел через Ласковина, дрыгнув ножками в воздухе (горло отпустил - какое там горло!), и смачно приложился спиной по краю песочницы. Хорошо, зима, песок подмерз - а то сломал бы детское развлечение. Хорошо и то, что в куртке, а то бы спину сломал. - Испарись, я сказал! - Андрей вернул взгляд на прыщавого. Тот, что с другой стороны, рыпнулся было, но Ласковин, не глядя, выхлестнул кулак, и второй герой уткнул ряшку в шаловливые ручонки. Ха-ар-роший фингал будет! - Я - все. Я уже! - Третий привстал, курточку Федину рефлекторно поправил-пригладил. - Уже уходим, шеф! Уже... - У, бля, козел, бля, еш твою... - выл справа подшибленный. - Это он кому? - осведомился Ласковин. - Не надо, шеф, не надо! Я, мы, он все понял, шеф. Уже уходим, уже ушли, шеф... - Срань тоже прибери. - Андрей пнул ногой шапку "душителя". Сам "душитель" уже подавал слабые признаки жизни. - Убивец! Убивец! Откуда-то возникла бабка с палочкой, заплясала около скамейки. - Убивец! Убивец! - Отважно тыча палочкой Ласковину в ногу. - Не трожь его, не трожь! Прыщавый, не пострадавший, глянул на бабку дико, затем толкнул подшибленного, вместе подхватили приятеля под руки, подняли, шапочку тоже прихватили и уплелись раны зализывать. Бабка же продолжала вопить и приплясывать. Именно такая бабка, каких эта самая шелупонь за десятку по башке лупит. А может, не за десятку? Пива в ларьке купить нельзя, чтоб рядом не возникла этакая старушонка с протянутой лапкой. - Ой, помоги, внучик! Ласковин иной раз "помогал". А вот Митяй, тот в таких случаях говорил: - А где ж твои внучки, бабушка? - Убивец! М-да. - Пойдем, ребята, кофейку попьем, - сказал Ласковин, поднимаясь. "Злой становлюсь, - подумал он. - Это плохо". - Ну ты им дал! - восхищенно проговорил Юра. Бабки они словно бы и не видели. Зато засветись над Ласковиным нимб - приняли бы как должное. - Перестань, - отмахнулся Андрей. - Шелупонь, шавки. Времени нашего не стоят. Что правда, то правда. И о времени, и о том, что не стоят. "Если б крупную мерзость вот так же легко давить", - подумал в очередной раз. - Развяжусь с этими, - кивок в сторону Мастерской, - пристрою вас в настоящее место. Только уж чтоб деньги из мелюзги не выколачивали! - Улыбнулся, дав понять: шутит. Да, если б тех пристроить вовремя к Зимородинскому или к Шиляю, когда он еще сэнсэем был, а не коммерсантом. Нет, вряд ли. Не взял бы Слава. И Шиляй не взял бы. Мразь, мразь и есть. И учит ее такая же мразь! Ласковин вспомнил почти профессиональный захват "душителя". Хотя, если сравнить со вчерашним, с ноктовизором... "Жигуленку" жалко! Первая машина как первая женщина. "Как же все-таки они меня нашли? - подумал Ласковин. - Может, Лидочка-принт подсобила?" Может быть. Ну и Бог с ней. Не пойдет Ласковин к ней разбираться. Женщина есть женщина. Только Богу известно, когда ее наказывать, а когда утешать надо. Нет, не будет Ласковин наказывать Лидию Андреевну. И утешать тоже не будет... Булочка с вишенкой...