Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.11

– Но, – тут в голосе моего собеседника зазвучали трагические нотки, – спортсмен, желающий выступать в обычных для Галактики видах спорта, дает клятву забыть о своих способностях. Больше того, мы надеялись, что никто в Олимпийском комитете не узнает наших… Ни к чему это… пошли бы разговоры…

– Ни к чему, – согласился я.

– Теперь, после этого краткого вступления, я хотел бы пригласить вас на специально приуроченные к вашему приезду соревнования по легкой атлетике. Вы сможете своими глазами убедиться, что и без фликанья мы добиваемся отличных результатов…

Я поднялся и последовал за моими гостеприимными хозяевами.

У подъезда гостиницы остановился автобус. Пассажиры уже вошли в него, и двери вот-вот должны были закрыться, когда за моей спиной послышался топот. Какой-то пожилой человек с двумя чемоданами в руках мчался через холл, держа в зубах голубую бумажку, наверно, билет. Я посторонился. Увидев, что автобус отходит, человек подпрыгнул, превратился в серую птицу, подхватил когтями чемоданы, не выпуская из клюва билет, в мгновение ока долетел до автобуса и протиснулся внутрь, заклинив чемоданами дверь.

– Ну вот видите, – сказал мой коллега несколько укоризненно. – Иногда это помогает, но… не везде.

Не спуская глаз с удаляющегося автобуса, я спросил:

– А под землю ваши предки не пробовали прятаться?

– Это атавизм! – возмутилась Маша. – Там же грязно.

– Такие способности встречаются у геологов, – поправил ее мой коллега. – Так каковы наши перспективы в олимпийском движении?

– Еще не знаю, – сказал я.

А сам уже думал о бесконечных заседаниях комитета, где мне придется уламывать упрямую федерацию и торжественно клясться от имени илигийцев, что они преодолеют инстинкты ради честной спортивной борьбы.

Один мальчик наступил на рамокали

По долгу службы мне, разъездному представителю Олимпийского комитета, приходится бывать в самых дальних уголках Галактики.

На Вапру я летел впервые. Планету открыли меньше двух веков назад, а заселили совсем недавно, причем заселили с тридцати разных звездных систем. Там до сих пор нет общего языка, все ходят с транслейтерами. Населения на планете негусто, да и суши на Вапре немного – раз в десять меньше, чем на Земле. Климат жарковатый, но без особых перепадов, жить можно.

Космограмма о моем прилете затерялась в пути, никто меня не встречал, я выбрался из здания космодрома и остановился на минутку, чтобы оглядеться и подивиться разнообразию жителей Вапры, которые ходили, бегали, ползали, прыгали, летали и передвигались непонятным образом по площади.

Вечерело. В зеленом небе быстро крутились многочисленные луны, зажглись первые огни. Громадная стрекоза, крылья в полметра, сделала круг над моей головой. Я на всякий случай снял шлем и помахал им над головой, чтобы стрекоза не приставала к прохожим. Она поднялась чуть выше. Поглядывая на стрекозу краем глаза, я высматривал свободное такси. Наконец высмотрел. Путь к машине лежал через группу непринужденно расположившихся скорпионов размером с собаку. Это меня несколько задержало.

Водитель флаера, многоногий пульсиканец, принялся махать конечностями, привлекая мое внимание.

– Иду, – сообщил ему я на космолингве и сделал шаг по направлению к скорпионам. Нерешительный шаг, вернее, шажок.

И в этот момент проклятая стрекоза спикировала на меня.

Чтобы спастись, я сбил ее шлемом на землю и в страхе, что она цапнет меня, наподдал ей ногой, отчего она рассыпалась на кусочки.

Гордый своим подвигом, я уже смелее направился к скопищу скорпионов, но тут вижу, что шофер схватился за голову и нырнул в машину.

– Погодите! – крикнул я.

Такси взяло с места и свечой ушло в зеленое небо.

Я бросился было за ним. Скорпионы в панике ринулись в стороны.

Вдруг меня крепко схватили под локти две юные девушки спортивного типа.

– Что случилось? – спросил я.

Они смотрели на меня с ужасом и отвращением. К ним присоединился шар с глазами наверху, который выпустил ложноножки и вцепился мне в грудь. Стремительно собралась разномастная толпа.

– Давайте его растерзаем, – сказал кто-то из толпы.

– Придется растерзать, – согласилась одна из девчушек. – Иначе последствия будут ужасны.

– Погодите! – воскликнул я. – Я ничего плохого не хотел! Я приезжий!

– Он приезжий! – сказал шар с ложноножками. – А нам что, расхлебывать? Нет, я предлагаю его растерзать!

Меня тут же начали терзать. Шлем улетел в сторону, чемодан валялся на мостовой, костюм трещал по швам. Скорпионы подошли поближе и, видно, тоже хотели принять участие в действе.

– За что? – кричал я, стараясь перекричать толпу. – Разве стрекозы охраняются законом?

– При чем тут закон, при чем тут охрана? – кричали мне в ответ.

– Неужели она была разумной? – испугался я.

– Разумной? – по толпе прокатился смешок. Я решил, что смех несовместим с насилием и меня сейчас отпустят. Не тут-то было. Я полез в карман, чтобы достать удостоверение, дающее право на дипломатическую неприкосновенность. Несмотря на удары и толчки, это мне удалось сделать.

– Я пользуюсь дипломатической неприкосновенностью! – прохрипел я. – Я член Олимпийского комитета!

– Не поможет! – кричали в толпе, но хватка шара с ложноножками, почти задушившего меня, вдруг ослабла.

– Повторите, – сказал он, – вы – член чего?

– Олимпийского комитета.

Ложноножки шара рванули меня в сторону.

– Помогайте мне и не шумите, – быстро шепнул он девушкам. – Мы ошибочно терзаем уважаемого Кима Петрова, которого отчаялись дождаться.

И, обращаясь к толпе, шар объявил:

– Мы его утопим в пруду Последнего Разочарования. Возвращайтесь к своим делам.

Две девчушки и шар с ложноножками поволокли меня к олимпийскому автобусу.

Я постепенно пришел в себя настолько, что смог задать обязательный вопрос:

– Скажите, что же я натворил? Стрекозы не охраняются законом, не являются разумными существами… Может быть, у вас существует система религиозных табу?

– Системы нет, – ответил шар с ложноножками, который оказался впоследствии милейшим и добрейшим существом, отличным шашистом, эрудитом, умницей и стал моим близким другом. – Какая может быть система, если всему городу грозила гибель?

– Клянусь, я не хотел губить город.

– Верю, – серьезно ответил шар. – Но каждый знает, что если убить краколюру, начнется эпидемия древесной лихорадки.

– Почему? – не понял я. – Стрекозы, то есть краколюры, уничтожают возбудителей этой лихорадки?

– Каких еще возбудителей! – возмутилась прыгунья в высоту. – Нет никаких возбудителей. Но если убить краколюру, начнется ужасная эпидемия древесной лихорадки.

– Может быть, это суеверие, – сказал шар. – Вернее всего, суеверие.

– Но суеверие должно быть на чем-то основано, суеверия редко возникают на пустом месте, – глубокомысленно сказал я.

– Не знаю, не знаю, – вздохнул шар.

– Может быть, раньше возникали опустошительные эпидемии древесной лихорадки и в сознании…

– Не говорите глупостей, – без всякого уважения заявила надежда легкой атлетики. – Никто никогда не болел древесной лихорадкой. Такой болезни даже в справочнике нет.

– Но если она начнется, это будет ужасно, – сказала вторая девушка.

– А что надо сделать, чтобы не началась эпидемия болезни, которой нет? – спросил я.

– Растерзать виновника, – сказал шар. – Безжалостно.

– И уже кого-нибудь растерзали? – спросил я.

– Ну, какой идиот будет убивать краколюру? – удивилась надежда легкой атлетики.

– Только если приезжий, – добавила вторая девушка. – К счастью, краколюры очень редко залетают в город. Пока обходилось.

На следующее утро, проснувшись, я увидел, что ночью, без моего ведома, гостиничный номер «украсили» зеленым, в рыжую крапинку, фантастически пыльным ковром, повесив его на подоконник. Ковер вонял прелью, и над ним тучей носились мухи.