Гном. Трилогия (СИ)

  Узнав о мятеже и лозунге, под которым его подняли, Лаврентий Павлович мгновенно сообразил, что ему - конец при ЛЮБЫХ обстоятельствах и любом исходе дела. Можно сказать даже, что он запаниковал, но, разумеется, паника такого человека радикально отличается от паники простых смертных: это был какой-то совершенно фантастический сплав бурной деятельности, нечеловеческого напора, неординарных идей, неочевидных решений и даже гениальных озарений - с идиотизмом. Лучшим аналогом тут, хоть и не вполне точным, является картежный "запой" у азартного человека: не спал сутки, глаза болят от света, руки дрожат, проигрыш, потихоньку накапливаясь, стал безнадежным, - но он этого с какого-то момента не осознает. Ему все кажется, что вот-вот - и отыграется. Вот только придет счастливая карта. "Суженное" сознание перестает воспринимать что-либо, помимо комбинации в руках, и "заигравшийся" продолжает игру, все больше теряя связь с реальностью. Некоторые останавливаются и платят долг, становясь на грань разорения. А некоторые идут ва-банк.

  Ко всему прочему, Лаврентий Павлович принял фенамин, к которому вовсе не имел привычки. Все наркотики коварны, но коварство амфетаминов состоит в том, что, в отличие от галлюциногенов, опиатов или даже банального алкоголя, они вовсе не создают ощущения "измененного сознания".

  Потребителю кажется, что он мыслит, как обычно, только куда более свежо, ярко, и легко. Оригинально, творчески и изобретательно. На самом деле наркотик загоняет мышление еще глубже в тоннель "суженного сознания", действуя, в общем, в том же направлении, что и паника пополам с усталостью и возбуждением. А для состояния "суженного сознания" как раз и характерно принятие наиболее идиотских решений из всех возможных на основании совершенно вздорных и случайных обстоятельств, при полной уверенности, что решения эти - вообще единственно верные.

  Лаврентий Павлович, например, был убежден, что сможет спасти и жизнь, и власть, совершив нечто уж вовсе неописуемое, разом изменив весь расклад сил, по сути - попросту сбросив с доски фигуры. Крупный человек даже мечется-то по-крупному.

  В то время, пожалуй, ни у кого не было представления об истинной силе ядерного оружия, никто просто не отдавал себе полного отчета, что применение ОДНОГО "стандартного" боеприпаса представляет собой страшную катастрофу. Но он, даже в состоянии паники рассудил вполне здраво, что в любом случае не мешает иметь лишний козырь. И иметь возможность его разыграть. Так или иначе. Иногда само наличие угрозы бывает разрушительнее ее исполнения. Похоже, что именно по этой причине Лаврентий Павлович и "спроектировал" БСБ.

  А еще он вычислил местонахождение Темных Сил. Незаурядные способности полицейского вкупе с большим, разнообразным опытом следователя, - и старого придворного! - в данном случае поднялись до уровня истинного искусства. До прозрения. Отрывочного факта относительно того, что Сталин улетел прямо из Кремля (!!!) на автожире (!!!) ему хватило, чтобы сделать фактически безошибочный вывод: Коба мог сесть в "мэльницу", пожалуй, только в одном-единственном случае. Приняв это сомнительное обстоятельство за исходное положение, нарком начал действовать уже целенаправленно. У него оставались жалкие обрывки прежних возможностей, но их хватило, чтобы подтвердить исходный вывод. Похоже, - все действующие лица, как нарочно, собрались в одном месте, а он во всяком случае ничего не терял. Потому что терять ему было больше нечего. Уж это-то он осознавал ясно, фенамин там или не фенамин.

  - Нэт! У меня по крайней мере три способа контролировать дэло без его посредства. Я знаю. Им нэ менее квартала до сборки прототипа. Я ведь тоже... интэресовался, как работает атомная бомба. Чтоб простыми словами. Сказали: нэт. Будэт хоть чуть меньше, чем надо, и ничего не выйдет.

  - Простите, товарищ Сталин, только врет вам Быстров. И вам врет, и Берия врал. И Курчатову. Мне не соврешь, потому что я знаю график монтажа и производительность оборудования.

  - Зачем ему?

  - Затем же, зачем у нас всего норовят заказать с запасом. На всякий случай. Что не так, - а у него запас. Удержится сейчас, или нет, - не знаю, потому что Берия будет давить страшно. Тут соблазн-то какой. Представляете себе, - одним махом и вас, и генералов, и правительство. А заодно и меня, грешного. Как опасного свидетеля.

  - Это бэссмысленно. Ему тагда нэ удержать власть, и он это знает.

  - В неразберихе можно хотя бы уйти. Прихватив с полпуда бриллиантов из Гохрана. А еще люди совершают отчаянные поступки от безысходности. Стоит ли рисковать-то?

  - Всо равно. - Сталин медленно покачал головой. - Нэ верю. Это слишком.

  - Согласен. Но меры по усилению ПВО объекта не помешают. А вот если он вдруг позвонит сюда...

  - Товарищ Сталин. Вас к аппарату специальной связи товарищ Берия.

  Двое мужчин переглянулись, молча, зрачок в зрачок, но не ломая друг друга взглядом, а буквально слив их их воедино. Слияние это длилось считанные мгновения, но их хватило для полного взаимопонимания. Такого, что слова были попросту не нужны. Берович резко наклонился вперед, так, что его буквально вынесло из полукресла. Так, головой вперед, он и сорвался с места, - как спринтер с низкого старта. В этот момент было особенно отчетливо видно, насколько еще, в сущности, молод, лишен въевшейся в натуру солидности тощий, голенастый Саня. Сталин сказал:

  - Быстро атыскал. Маладэц. Пэредайте, - сейчас подойду.

  - Что тебе, Лаврентий? - Вождь говорил по-грузински, голосом бесконечно усталого человека, которого вдруг навалившаяся беда лишила последних сил. - Что ты хочешь узнать, дорогой? Сильно ли нашкодил? Так не волнуйся, с этим у тебя все в порядке. Не знаем, как расхлебать. И расхлебаем ли вообще.

  - Я не виноват. Готов предстать перед судом и оправдаюсь. Я предупреждал: военные готовят путч. Не послушали. Они где?

  - Верхушку мы взяли. Тут главная заслуга Беровича, молодец, ничего не скажешь. Плохо только, что меня использовал: как живца и без спросу. Невежливо получилось. Теперь надо еще раз, наново обдумать, что с ним дальше-то делать.

  - Так что - уже все?

  - Ты не спеши так, да. Часть на свободе осталась. С Жуковым во главе и при всех полномочиях. Что-то они предусмотрели, какой-то сигнал, мы не знали. Так что в Москву сейчас не сунешься. Там у них вокруг восемь армий.

  - И что предполагаете делать?

  - Я думал, это ТЫ мне скажешь. Что-то же, наверное, все-таки думал? Когда затевал всю эту потеху? Не думал? Жаль. Приезжай, может быть вместе что-нибудь придумаем.

  - Куда, товарищ Сталин?

  - А - прямо сюда, куда ж еще? Только поспеши: закончу дела тут и уже утром буду в резервном центре. А там ты мне уже не будешь нужен.

  Он вел этот знаменательный разговор, безразличным взглядом провожая своих недавних подручных, которые довольно-таки поспешно двигались к лифтам, чтобы спуститься на шестьдесят метров вниз. Туда, где в громадном подземелье располагался командный бункер: от лифтовой шахты туда вел сводчатый коридор длиной около двухсот метров. В одном месте он поворачивал под прямым углом, еще в двух были предусмотрены многотонные стальные заслонки: при необходимости, их можно было выдвинуть, наглухо отгородившись от внешнего мира, включая таких его посланцев, как вода, ядовитый газ, ударная волна или штурмовые группы. Он говорил, и раздраженным жестом удерживал тех, кто пытался ему что-то сказать, напомнить об опасности, увести вслед за прочим стадом, помешать разговору с давним сподвижником. И только повесив трубку, он поднялся и двинулся вслед остальным. Будь, что будет, а бегать он не станет.