Особо опасная особь

мазал мимо центра площадки. Слегка… метров на пять-восемь, не больше. Совсем рядом с бортом скипера, сантиметрах в сорока, высился ствол сосны — шершавый, черный в слабом свете салонного плафона. Черт бы побрал эти сосны — растут где ни попадя. Черт бы побрал сосунка Карлоса — верещит не по делу каждые пять минут. Да, конечно, Руди — скип-пилот не самого высшего класса… Но об этом Карлосу знать не нужно. Карлосу положено верить, что его шеф Рудольф Картер — лучший агент на свете, бог во плоти, а больше ничего Карлосу не положено. Одно дело — садиться по пеленгу, в авторежиме, совсем другой оборот — самому прописать наводку и точно попасть на площадку, которая больше самого скипера всего в два раза. И, кстати, посадка прошла успешно. Причин для паники и пердежа нет.

— Кто напердел? — спросил Картер. — Воняет, как в сортире у марджа.

— Нет, ты что делаешь? — Карлос никак не мог угомониться. — Знаешь, Рули, хватит с меня! Ты псих, ты ненормальный! А у меня ребенок, дочка, кто ее растить будет, если ты меня угробишь? Все, хватит с меня, ухожу в другую группу! Ты представляешь, что было бы, если б скипер зацепил дерево хоть краешком?

— Знаю. Была бы воронка в двадцать метров шириной и четыре — глубиной. А еще знаю, кто здесь напрудил кишечных газов столько, что дышать нечем. Ты, Карлос. Срун ты, амиго. Разрешаю тебе написать рапорт и уйти в другую группу — хоть сегодня. Но не раньше, чем мы закончим это дело.

— Ostia puta{[8]}! — прошипел Карлос.

— Еще раз так выразишься — вобью тебе зубы в глотку, — сообщил Картер. — Все, пошли. Ты-то хоть в порядке, Фил?

— Нормально, босс.

— Вот, Карлос, бери пример со старшего коллеги, — Руди блеснул улыбкой. — Старина Фил спокоен как надгробный камень. Вперед, Фил, возьмем за яйца Джо Горны и его иностранного червяка. Покажем юным агентам, как дела делаются.
* * *

— Кажется, мы ехали не по той дороге, — сказал Умник.

Спокойно так сказал. А в душе Лины бушевали страсти — бурлили, накатывали адреналиновыми волнами, заставляли ее крупно дрожать и стучать зубами.

Что-то происходило — там, в лесном доме ее отца, Джозефа Горны — Южи, как звала она его в детстве, коряво повторяя шипящие польские слова. Что-то плохое, совсем плохое. Она не знала, что именно, но чувствовала это всеми нервами, натянутыми, как скрипичные струны, отзывающимися в унисон реверберациям, исходящим из недалекого места — опасного, губительного.

Они слышали пушечный гул, пришедший слева, заставивший сосны покачнуться. Лину не надо было спрашивать, что это такое. Внештатная, неумелая, плохо высчитанная посадка скипера. Звук ни с чем не спутаешь.

Кто-то успел раньше?

Джинны. Прыгнули на скипере. Обогнали их, пришли первыми. Лина изо всех сил сопротивлялась этой мысли, гнала ее, но мысль жила сама по себе и не думала уходить.

Дорога кончилась. Машина затормозила на берегу, фары осветили лесную речку. Большие валуны лежали, дремали в ночной тишине, выставив замшелые спины, вода закручивалась в буруны, пробираясь