Роботы божьи (СИ)

Егор попытался представить зеленое море, но не смог. Он вообще не мог представить воду без покрывающей ее серебристой аквапленки. Дубина увлеченно продолжал. Он все время подчеркивал, что все происходящее с ним не было бредом. Все было настоящим, как в жизни.

- Та деревня реальнее, чем все, что тут! - с горячностью воскликнул боксер.

- Ну, конечно. Это же игра, наведенное аппаратурой сновидение.

- И что, ты можешь отличить его от реальности? - с вызовом спросил Дубина.

- Не могу, - признался Егор.

- То-то! Я помню прошлую жизнь. Так вот, та деревня была реальнее ее в сто раз! Не знаю, как объяснить, но реальнее - и все тут!

Егор решил не спорить.

- Там еще были какие-то люди, я их не помню; много лет прошло. Наверное, бедолаги вроде меня, внезапно помершие и очутившиеся там. Они ничего не знали о своей прошлой жизни. Среди них был один главный, староста этой деревни. Он привел меня к Хозяевам.

Сердце Егора забилось сильнее. Он слушал, стараясь не пропустить ни единого слова.

- Хозяев несколько, - так мне сказал староста, - но я видел только одного. Или одну - не знаю, бывает ли у них пол. Он сидел на каменном столбе. Такой белый весь, прям белоснежный. Он будто сиял. Он весь покрыт таким, знаешь, белым-белым пухом. Но вблизи было видно, что это перья, только очень тонкие. Ты видел сов?

Егор помотал головой.

- Я здесь видел. Вот у сов такой нежный пух, только у этого шара он был еще нежнее. Просто неземной тонкости. В реальности такого не бывает. И цветов таких не бывает. Меня подвели к нему и поставили на колени.

- На колени?

- Да. Но я не спорил. Потом долго думал, почему. И понял. Это как если американца представить английскому королю. Вроде знаешь, что все люди сделаны равными, а когда окажешься перед ним, что-то такое почувствуешь и поневоле поклонишься. Так и здесь.

Егор завороженно слушал, не решаясь прерывать Ивана вопросами.

- Стою я перед ним на коленях, значит. А он вроде как смотрит на меня. Ну, не смотрит, - глаз-то у него нету, - но знает, что я перед ним. И знаешь, что я почувствовал? Что я ему нравлюсь, вот! Рта у него тоже не было, но я точно знаю, что он мне улыбался. И мне от этой улыбки так хорошо стало, как никогда в жизни не бывало. Так что, когда Авдеев говорит, что они опасны и хотят нам зла, я не верю. Он-то там не был, это все домыслы его. А я точно знаю, что ничего плохого мне этот пушистый шар не желал. Наоборот, он был весь переполнен... ну, я не знаю, счастьем, что ли... - сказал Дубина, смутившись собственных слов.

Егор одобрительно кивнул, побуждая его рассказывать дальше.

- Я, пока стоял там, счет времени потерял. Так хорошо мне было, как никогда раньше... А потом староста меня поднял и увел. Он сказал - Хозяин решил, что мне еще рано. Помирать, в смысле, рано. Короче, я должен вернуться. А потом я очнулся в полной тьме, ничего вокруг, и слышно было только голос врача - он со мной через чип разговаривал. Он сказал, что у меня больше нет тела, остался один ум. А тело парализовано, поэтому я его не чувствую и не вижу ничего. Я чуть не спятил, когда узнал. Взбесился совсем. Поколотил бы этого врача, да вот только рук у меня для этого не было.

Он умолк, переводя дыхание. Егор сочувственно слушал.

- А потом на связь вышел священник. Он меня успокаивал, как мог. Мы с ним много раз говорили. Это он предложил мне попробовать себя в играх, чтобы в вечной темноте не торчать. Пристроил в одну, но мне там не понравилось, как-то скучно было. Надо было дома строить, развивать экономику эту дурацкую. Муть какая-то... Я оттуда ушел в другую, потом еще в одну. А потом Лиза, подруга Авдеева, пристоила меня сюда. Здесь все просто: убей ты или убьют тебя. Всегда бей первым, если их больше - беги. Тут я и прижился. Вот такая история.

Егор молчал, переваривая услышанное. У него не было вопросов; простодушный боксер явно рассказал обо всем, с чем ему пришлось столкнутся, без малейшей утайки.

- Долго вы там пробыли? - спросил он, наконец.

- Не знаю. Там будто вовсе времени нет. По внешним признакам - полдня, может. Когда меня водили к пушистому волосатику, солнце было еще в зените, а когда сказали, что пора назад, оно опустилось к горизонту. Зеленый закат! Никогда ничего подобного не видел.

Егор долго молчал. Дубина занервничал.

- Думаешь, я спятил? - с вызовом спросил он. - С ума сошел и мне все это привиделось, как врач сказал?

- Конечно, нет! - торопливо ответил Егор.

У него не было сомнений в том, что Дубина говорил правду. Такую убежденность невозможно оспаривать, да и незачем. Рассказ разбудил его собственные воспоминания о детском сне, в котором он увидел пушистые шары. Он прекрасно понял, что Дубина пытался выразить своим простым языком, когда говорил, что шар улыбался ему и желал добра. Егор испытал то же самое: исходящее от шаров чувство всепоглощающей любви - не только к нему, но ко всему окружающему и к себе самим. Чистая, ничем не обусловленная, абсолютная любовь... Каждый, кто хоть раз испытал подобное, узнает этот опыт даже в самом косноязычном описании.

- Не напрягайся ты так! - прервал его мысли Дубина. - Все равно не поверишь, пока не окажешься там и не увидишь своими глазами.

- Как мне попасть туда?

- О, это легко, - сказал Дубина с усмешкой. - Тебе лишь нужно умереть. По-настоящему, как в этой игре.

Напоминание о неизбежном расстроило Егора. Он вновь принялся размышлять о том, как организовать свой "уход" наименее болезненным способом. Может, Дубина что-то подскажет, подумал Егор - он человек опытный, давно здесь, всякое повидал. У него должны быть варианты.

- Знаешь, что я думаю? - продолжал боксер. - Что с ними лучше не сталкиваться людям умным. Ну, тем, кого называют "горе от ума". Только Авдееву не говори, я как раз о нем. Такой человек узнает про этих потусторонних пушистиков - и сразу начнет думать о них, анализировать, теории всякие сочинять. И обязательно додумается до какой-нибудь пакости. Обязательно! Так с Авдеевым и вышло. Он их боится до чертиков. А по мне, так не надо бояться. И думать о них не надо. Совсем! Лишний раз вообще лучше не думать, так оно спокойнее. Если хочешь жить нормально, всяких скользких тем - смысла жизни там, откуда взялся разум и прочей фигни - лучше вообще не касайся.

Егор хотел возразить, но Иван не дал ему открыть рта, продолжая гнуть свою линию:

- Ты со мной не спорь. Вижу, ты тоже из умников. Ну, каждому свое. Хотите быть несчастными - копайтесь в своих сомнениях, углубляйте самопознание. Ройте себе могилу при жизни! Мне-то что?!

Увидев несогласие в глазах Егора, боксер воскликнул:

- Посмотри на меня - и на Авдеева! И кому из нас живется легче? То-то и оно!

Егор молча отдал должное простой и эффективной жизненной философии Дубины. При всей ее бесхитростности было в ней что-то, некая сермяжная правда, с которой трудно спорить. Егор не хотел спора. С каждой минутой его охватывало все большее возбуждение. Мысли о предстоящей смерти вытеснили все. Он боялся неизбежного убийства. Очевидно, это будет убийство. Что же еще, если самоубийство запрещено, за него отправляют в местный ад? Он изо всех сил держался, чтобы Иван не заметил, как он дрожит от страха.

Наконец, путники подошли к церкви. Ее окружала низкая изгородь из кованых металлических прутьев. На острые наконечники некоторых из них были наколоты высохшие и почерневшие человеческие головы, отрубленные так давно, что по их виду невозможно было сказать, принадлежали ли они некогда зомби или нормальным людям.

Вблизи церковь оказалась уютным прямоугольным зданием из темно-бежевого кирпича, напомнившим Егору скромное жилище Авдеева-Репеса. Высокую треугольную крышу венчал не привычный символ "Ом", а простой крест: две палки, длинная и пересекающая ее короткая. Над изрубленными двустворчатыми дверьми, запертыми висячим замком, зияло круглое окно с остатками витражных стекол. На ведущей к входу гравийная дорожке рыжели старые гильзы. По обеим сторонам от дорожки росла густая трава по колено.