Испытание истиной

Другая картина сменила эту в памяти Калужникова, картина шторма на море. Он часами стоял на берегу, цепенея перед простой, как музыка, и сложной, как музыка, правдой волнения.

...Белые от ярости волны поднимаются в атаку, налетают на берег - и откатываются, скрежеща галькой.

- Вода еси - и в воду отыдеши!

Вот взбился над камнем белый букет пены и брызг - и опал за полсекунды. А в масштабах ядерного времени он существовал почти вечно: сотни миллионов наносекунд.

Стало совсем темно, нельзя было различить, где кончается степь и начинается небо, - разве только по обильным немерцающим звездам, которые смотрели на него сквозь очистившийся от облаков воздух. И он смотрел на звезды. "Природа... великая и ясная мудрость бесконечного мира, где все, что может быть, уже есть. А чего не может быть, того и не будет во веки веков... Прими меня, природа! Прими меня, звездная ночь!" В нем нарастало отрешение от себя - мощный всплеск интуитивного слияния.

- Среда еси, - накатывало волной, - и в Среду отыдеши!

Это был главный ритм. Совпало с волнением среды дыхание. Сердце стало биться в такт чему-то властному, теплому, понятному. Складывались в единый трепет тела пульсации мышц, нервов, крови - и светлый жар нарастал в нем.

Уже не было мыслей, не было слов и образов. Инстинкт самосохранения последний сторож личности - на миг напомнил о себе судорогой нервного холода, распространившегося от солнечного сплетения. Калужников подавил ее, приподнялся на локтях:

- Ну?! Не боюсь. Ну!..

Сейчас его переполняло чувство любви ко всему - той чистой жертвенной любви, которую он так и не испытал ни к одной из женщин. "Отдать себя, чтобы понять - это не смерть. Это не исчезнуть, а превратиться в иное... Потому что вечна Жизнь во Вселенной!" И не было страха ни перед чем.

И бесконечность пространства открылась ему, открылась в понимании! Вместо плоской картины "неба" и "созвездий" он вдруг увидел, что одни звезды - преимущественно яркие - гораздо ближе к нему, те, что послабей, - далеко за ними, а россыпи самых тусклых и вовсе далеко-далеко и сходятся в немыслимо огромный, но теперь обозримый им галактический клин. Он видел сейчас это так же просто, как видел бы деревья, за ними - разделенные полями рощи, а за ними лес на горизонте... И все звезды были центрами всплесков во вселенском море материи, и за ними было еще пространство, и еще, и еще! И там пылали - и он легко различал эти светлячки-вихрики - иные галактики, иные звездные небеса.

И бесконечность времени открылась ему. Сейчас он прозревал начала и концы.

...Волна материи - метагалактика - собралась в четырехмерном пространстве, взбухла за сотни миллиардов лет, закрутилась необозримым вихрем. Струи этого вихря изрябили волны и течения помельче - из них свились спирали галактик, а те раздробились на еще меньшие - звездные - струи и круговороты. И мчатся, вьются во времени эти вязкие сгустки: звезды, планеты, тела; а на краях их, рыхлящихся от перехода в спокойную среду, в пространство, снуют, суетятся, петляют друг около друга самые гибкие и верткие струи-сгустки - активные, запоминающие. Они и есть жизнь - рыхлая и гибкая плесень на поверхности всплесков-миров.

...Опадет метагалактическая волна, разобьются на многие рукава галактические потоки материи, растекутся ручьями вещественные вихри звезд и планет - "мертвое вещество", пенясь и растекаясь, станет переходить в живые тела- струи. Они будут не такими, как раньше, и разными в разных местах, но они - будут. Потому что вечна жизнь во вселенной, никогда она не произошла и никогда не кончится. Будет она переходить от эпохи к эпохе во времени, от миров к мирам в пространстве, изменяясь, но не исчезая - ибо жизнь и есть извечное волнение материи.

Ясность нарастала чудесной, никогда не слышанной музыкой, переливами теп- ла в теле, приступом восторга и грозового веселья, ощущением, что сейчас он полетит.

Какая-то легкая сила поднимала его. Он увидел, как осветилась трепетным светом трава вокруг, край канавы, затем кустарник у реки, гладкая вода, обрыв на том берегу - и все дальше и ярче, ярче, ярче! - и уже не удивился тому, что это его свет озаряет все и проницает все.

Вспышка, слепящая бело-голубая вспышка взметнулась над бугром! Она осветила и зажгла тихую степь, пробудила собак в окрестных селениях, испарила озеро, оплавила землю.

Среда приняла Первооткрывателя в себя.