Что там, за дверью?

На второй день в Ингберчуэрд прибыл экскурсионный автобус из Манчестера, еще несколько десятков туристов приехали поездом, и Джордж Каперман, владелец самого престижного в деревне заведения «Радость кофе», подвалил к Мейсону с предложением построить на паях небольшой отель, где туристы могли бы остановиться на ночь.

— Богатая идея! — восхищался Каперман, дергая Мейсона за пуговицу. — Старинные замки нынче в моде. Отель на тридцать номеров — то, что нужно. А привидение — не проблема. Поставить в стенах проекционные аппараты… Молчу, молчу!

По лицу Каперман не схлопотал только потому, что вовремя отпустил пуговицу и отошел на безопасное расстояние.

По ночам Мейсон и Кэтти бродили по замку, касаясь друг друга руками, плечами, иногда останавливались, чтобы прикоснуться друг к другу губами — Мейсону казалось, что он ощущает запах ее духов, тепло ее кожи, нежность ее мыслей. Что чувствовала при этом Кэтти, он представлял себе очень приблизительно, а если говорить прямо — не представлял вовсе. У Кэтти теперь был свой замок, и Мейсон очень надеялся на то, что знакомые интерьеры пробудят в ней спавшие четыре века воспоминания, а воспоминания пробудят, возможно, какие-то еще не открытые учеными силы, а силы — почему не помечтать? — когда-нибудь материализуют Кэтти, и она станет обычной женщиной, нет, конечно, не обычной, такой, как она, не было и не будет, но должно же в конце концов исполниться их общее желание — быть вместе.

Кое-что Кэтти уже узнавала. Площадку на втором этаже, резные перила, лестницу на чердак — с похожей лестницы она и упала, а что было раньше… Зал со старинным оружием (на самом деле это были современные копии, но туристы все принимали за чистую монету) она узнала тоже, но сказала, что, как ей кажется, в ее жизни все было немного иначе; как именно — она не могла вспомнить, надеялась, что в будущем…

Много времени они проводили у окна в спальне на втором этаже — единственной комнате, куда не пускали посетителей и где Мейсон запирался днем, отсыпаясь после ночного бдения. В эти часы Коллинз, проводя посетителей мимо запертой спальни, непременно показывал на табличку «Не беспокоить!», прикладывал к губам палец и громко шептал: «Пожалуйста, потише, господа, хозяин отдыхает».

И все понимающе кивали. О том, что ночи хозяин замка проводит в обществе привидений, знали все, и все считали, что Мейсон совершенно свихнулся, но это его проблема, на самом деле ведь привидений не существует, верно, мистер Коллинз? «Наука этого не доказала окончательно, — туманно отвечал экскурсовод. — Есть некоторые соображения. Например, в нашем университете физики проводили опыты с аэродинамическими трубами, и при определенных режимах возникали какие-то тусклые феномены, и звуки тоже… Недаром же, господа, привидения появляются чаще всего в наших британских замках, где сложные переплетения коридоров и дымовых труб создают благоприятные условия…»

Условий таких в новом доме Мейсона не существовало, хотя многие уверяли, что, отстав от группы, слышали странные звуки и видели странные тени, но здравомыслящие люди им не верили и правильно делали, поскольку никаких привидений, понятное дело, в доме не водилось. Кроме Кэтти. О ней, несмотря на многочисленные, но очень невнятные слухи, никто ничего не знал толком.

В середине мая, когда стало совсем тепло, в замок потянулись экскурсанты не только из Манчестера, но и из соседних деревень, жители которых раньше игнорировали висевшие вдоль дорог объявления, полагая, что в занюханном Ингберчуэрде по определению не может быть ничего достойного внимания.

Это произошло 19 мая в три часа сорок две минуты пополудни. Мейсон запомнил время совершенно точно, поскольку в тот момент взглянул на стоявшие в коридоре «старинные» маятниковые часы. Как повернулась бы жизнь Мейсона, если бы в тот день он проспал подольше и не вышел в коридор, когда на второй этаж поднялась группа экскурсантов, приехавшая из деревни Нью-Милл, до которой из Ингберчуэрда было четыре мили по прямой, но все двенадцать, если ехать по дороге через мост над рекой Дон? Мейсон всякий раз вздрагивал, представляя себе спящим в то время, как…

Но ведь судьбе лучше знать, когда должно случиться то или иное событие, верно? Мейсон проснулся в два, полежал, слушая тихие разговоры в коридоре, потом взял с тумбочки и прочитал пришедшую еще вчера почту: счета за электричество и газ, бухгалтерский отчет о работе мастерской. Подумал о том, что сейчас он мог бы выгодно мастерскую продать, выплатить Оливии ее половину, а затем жить только на доходы от экскурсий, которых с каждым днем становилось все больше. И еще реклама — собственно, от нее, а не от продажи билетов был основной доход. Десятки фирм установили на подъездной дороге свои рекламные щиты, за что платили Мейсону довольно большие деньги — меньше, конечно, чем зарабатывала на рекламе местная газетка, но достаточные, чтобы оплачивать счета и жить, не особо беспокоясь об основных потребностях. Других же сейчас у Мейсона попросту не осталось.

Какие могут быть потребности у психа? Так считали все жители Ингберчуэрда, а приехавший погостить к родителям Джон Бакли, доктор психиатрии, много лет работавший в частной лондонской клинике, поглядев издали на Мейсона и послушав рассказы о его причудах, подтвердил: несомненно, это психотическое состояние, определенный вид маниакального психоза, и у себя в клинике он, Бакли, мог бы, конечно, Мейсона вылечить, но у нас, господа, демократическое общество, объявить человека недееспособным чрезвычайно трудно, да и зачем, собственно, — разве Мейсон плохо или неправильно ведет свой бизнес, разве причиняет кому-нибудь неудобства, разве он агрессивен? Нет? Ну, так все остальное — его дело, его privacy.

Мейсон отложил счета, оделся — брюки, теплая вельветовая рубашка темно-зеленого цвета и «душегрейка»-безрукавка лежали на стуле возле кровати — и пошел в ванную, соединенную со спальней. Вода оказалась слишком холодной, и Мейсон пустил из левого крана сильную струю, а сам, услышав в коридоре шум, вышел посмотреть, что происходит. Будучи в мрачном расположении духа, он бросил взгляд на часы, сердито посмотрел на стоявшего к нему спиной экскурсовода и группу из шести или семи человек, которые внимательно…

В груди образовалась пустота, и сердце ухнуло в нее, как сорвавшийся с троса лифт. В следующую секунду пустота обернулась камнем, в котором сердце и застряло, остановилось, застыло.

Рядом с рыцарем в латах, изображавшим воина из армии Карла Первого, стояла и внимательно слушала Коллинза девушка… Кэтти. Да. Не могло быть никаких сомнений. Огромные серые глаза (конечно, серые, он так и предполагал, хотя иногда ему казалось, что глаза у Кэтти должны быть синими, как небо в Южной Англии), ямочка на подбородке, которую он так любил целовать в своем воображении и даже пытался дотронуться — очень аккуратно, чтобы ощутить нежное прикосновение, — и волосы были уложены так, как Мейсон привык видеть…

Одежда, впрочем, была другой — Кэтти носила приталенное длинное платье, не скрывавшее ее замечательной фигуры, а на стоявшей перед ним девушке была узкая коричневая юбка и светло-сиреневая теплая блузка, под которой угадывалась высокая грудь.

— Кэтти, — не удержался Мейсон от непроизвольного возгласа. Девушка отступила к стене, а потом, будто взгляд Мейсона обладал гипнотическим действием, медленно начала к нему приближаться. Он смотрел ей в глаза, которые, конечно, что-то говорили, о чем-то просили, что-то отвергали, и Мейсон, не понимая, все-таки отвечал — тоже взглядом, как привык в долгих разговорах, когда порой за всю ночь не было сказано ни одного слова, а высказано тем не менее столько, что иной паре хватило бы на всю совместную жизнь.

— Извините, — произнесла наконец девушка, подойдя к Мейсону так близко, что он ощутил легкий запах ее духов, — мы, как мне кажется, не знакомы…

— Но ведь ваше имя Кэтти… Кэйтлин, верно? — спросил Мейсон, еще не вполне понимая происходящее.