Иной мир

Али Гассан Джамбури встал и заговорил так быстро, словно он хотел сообщить все содержание своего «Ежегодника астероидов». Из всего этого следовало, что на самом деле многие из этих малых небесных тел во время своих странствий притягиваются Солнцем или какой-нибудь планетой, падают на них или сгорают в их атмосфере.

— Почему бы астероид Ре 37 не могла постигнуть такая же участь? — спросил Сёгрен. — Согласно официальным результатам комиссии по расследованию «Дарвин» разбился в щепки, упав на поверхность Луны. Профессор Шаган, напротив, непременно хотел бы видеть там обломки своего астероида…

Шаган прошептал: «Я боюсь, Вы были правы, Нанга, мне все же следовало обратиться к врачу. У меня голова гудит так, словно я сам столкнулся с астероидом».

Нанга ужаснулась при виде его пылающего лица.

— Просите ли Вы о прекращении заседания, — прошептала она в ответ.

— Не думаю.

— Одно замечание, профессор Сёгрен, — попросил доктор Борос. — С чем, по Вашему мнению столкнулся «Дарвин»?

— Может быть, с метеоритом, — возразил в ответ Сёгрен, — откуда мне знать?

— Конечно, — ёрничал Шаган, — с каким-нибудь метеоритом. По всем расчетам возможно, что это был Ре 37, но по Вашему мнению это не может быть он. Это я называю логикой.

Сёгрен степенно набил свою трубку и столь же размеренно раскурил ее. Затем он сказал: «Уважаемый коллега Шаган, здесь мы никогда не сможем установить причину катастрофы. Но все же предположим, что все было так, как Вы отобразили в своем докладе. Девять месяцев назад я путешествовал на корабле по Индийскому океану. Тогда я раскуривал, как сейчас, трубку. Спички я выбросил в море. Место: Бенгальский залив, примерно девяносто градусов долготы и восемнадцати градусах широты. Время: одиннадцать часов десять минут. Пожалуйста, уважаемые господа, давайте поищем спички. Течения известны, острова, суша. Я думаю, вы понимаете мою историю. Поиски этих спичек и, возможно, их нахождение, было бы пустяком, по сравнению с поисками „Дарвина“. Нам еще неизвестно ускорение и направление полета «Дарвина». А наши океаны капля воды по сравнению с пространством Солнечной системы.

Приведение доказательства Сёгрена оставило неизгладимое впечатление у его слушателей. Даже Шаган, который подпер голову обеими руками, молчал и задумался, вероятно он даже больше не следил за происходящим из своей высокой температуры. По всей видимости, в этот момент только Нанга была не согласна с логикой северного жителя. Ее взгляд пробежался по лицам собравшихся, и она ждала возражений. Но все еще царило молчание. И она вдруг сказала в этом молчании: «Я считаю Ваш пример не совсем удачным, профессор Сёгрен».

Неожиданный женский голос разбудил даже Шагана из его забытья. Он с удивлением посмотрел на свою ассистентку. Сёгрен отложил в сторону свою трубку и с интересом спросил: «Что Вам не нравится в моем примере?»

— В тезисе профессора Шагана речь идет вовсе не о спичках, а о людях.

Сёгрен запнулся.

— Конечно, речь идет о людях, — согласился он, — моя история о спичках была аллегорией. Но скажите мне, пожалуйста, откуда Вы знаете, что эти люди, о которых ведете речь Вы — и мы все, еще живы?

— Я не знаю этого, но я надеюсь, — ответила Нанга, — и никто не может рассеять эту надежду, ни у кого нет на это права.

Растерявшись, она замолчала, потому что теперь все взгляды были обращены на нее. Но Сёгрен ответил не сразу и очевидно ждал от нее дальнейших рассуждений, с ее губ тихо сорвалось: «Я только хотела сказать, что основе открытия профессора Шагана лежит большая надежда. Чего бы стоила наука, если бы она не испробовала все, чтобы найти истину, если бы она не принимала во внимание возможность того, что возможно шесть человек ждут спасения.

— Поэтому мы здесь, — сказал Сокольников. Сёгрен возразил в отцовском тоне: «Уважаемая коллега, это все чудесно, но наука — это система знаний о природе и ее законах. Бессмысленно разводить дебаты о том, существует ли еще «Дарвин» или не существует спустя почти год. Или Вы хотите еще раз поставить на карту жизнь людей и искать в глубинах Вселенной корабль-призрак? На протяжении нескольких лет мы готовились к проекту полета на Марс. Миллиарды уже вложены в это предприятие. И теперь приходит некто с тезисом, который не подтвержден и требует от нас, чтобы мы отправили „Йоханнес Кеплер“ в какое-то другое место. Пожалуйста, если кто-то докажет нам четко и ясно: там и там должен находиться космический корабль „Дарвин“ — тогда бы нам не пришлось устраивать дебаты».

Было ясно, что тезис Шагана не будет одобрен и в таком случае отказ был бы обоснован, если когда-нибудь выясниться, что Шаган исходил из правильных рассуждений. Был целый ряд подробностей, на которые Шаган не мог дать ответа. Так, на борту каждого космического корабля находились так называемые буи-SOS. Они были оснащены автоматическими передатчиками и в случае катастрофы могли быть выстреляны в космос. Такой зонд никогда еще не был ни замечен ни услышан. После этого заседания в Высшем Космическом Агентстве говорилось еще очень много слов и высказывалось много предположений. Легкомыслие нельзя было поставить в упрек участникам заседания. И, наконец, это был сам Шаган, который все больше сомневался в собственных догадках.

Когда они разошлись, совсем не дружественно — президент даже поблагодарил Шагана.

Фрезер Джанелл, молодой космонавт, подошел к профессору. Он еще раз извинился за замечание по поводу «теории», и попросил Шагана уделить ему минутку. Но его состояние здоровья требовало доктора, и ученый был вовсе не расположен к этому после беседы с молодым человеком. Доктор Борос и Нанга сопроводили его обратно в отель. В зале заседаний Высшего Космического Агентства о дискуссии, которая еще раз подняла вопрос о катастрофе «Чарльза Дарвина» еще напоминал дым из курительной трубки Сёгрена и несколько стаканов с недопитой минеральной водой. Никто в этот момент не мог знать, какое значение приобретет через несколько дней тезис Шагана, даже сам ворчливый ученый с Маник Майя.

Врач измерил температуру тридцать девять и пять градусов и услышал хрип в грудной клетке. Это было начало воспаления легких. Шаган отказывался лечь в больницу. Была назначена медсестра, которая ухаживала за ним в отеле.

В прихожей ждали Нанга и доктор Борос. Когда медсестра вышла за лекарствами, они услышали его крик: «Эй, Чингиз-Хан, входи!»

— Вот Ваш пациент, — сказала Нанга, — он всегда такой, он делает, что хочет.

Шаган сидел на кровати с покрасневшим лицом.

— Я хочу вернуться! — бранился он. — В этом проклятом европейском климате точно заболеешь. И все благодаря Вам, Нанга.

Она оскорблено замолчала.

— Выбрось путешествие из головы, — сказал Борос, — и лучше приляг, у тебя температура.

Шаган упрямо сидел.

— Конечно, я болен. Мне не следовало приезжать сюда, и я этого вовсе не хотел. Но кое-кто угрожал, что уволится, это был шантаж. В двадцать три года кое-кто умнее чем старый дряхлый профессор…

— Ты заходишь слишком далеко, — оборвал его Борос. — Нанга хотела как лучше. Обстоятельства против твоей точки зрения — девять месяцев назад обо всем этом еще можно было дискутировать.

Шаган закашлялся. Когда он успокоился, он сказал: «Я никогда еще не был по-настоящему убежден в этой истории. Но она смогла так быстро раззвонить обо всем. Или все это было из-за путешествия? Ей так надоел за это время Маник Майя?

Нанга побледнела. Она пошла к двери.

— Не сердитесь на него, Нанга, — крикнул ей вслед Борос, и повернулся к Шагану: «Я полагаю, ты бредишь».

— Я так же ясен как до этого на заседании и как вчера. Но я признаю, я старый осел, иначе бы я не попался на этот переизбыток чувств!

Шаган продолжал ругать свою ассистентку и Европу и Борос не знал толком, была ли эта вспышка злобы вызвана болезнью или жалобы Шагана нужно было воспринимать серьезно.

Нанга вернулась в номер уставшей. Сейчас она с большим удовольствием собрала бы чемодан вернулась домой. Даже если Шаган всего лишь бредил, это оставалось сказанным и навсегда осталось бы между ними. Для нее то, что он называл шантажом, стало неизбежной необходимостью.