Прыжок в прошлое

Настало утро, солнечный свет неторопливо заливал склоны долины, покрытые густой травой. Призрачный туман белой пеленой повис над ручьем, возле которого спали Питер и Кэйт.

Кэйт прижалась к стволу березы, на ее запыленном бледном лице виднелись дорожки от слез. Питер потянулся и огляделся. Блестящие на солнце капельки росы покрывали все вокруг. После сна на голой земле все тело онемело, одежда стала влажной. Майка прилипла к спине, и чуть различимый запах коровьей лепешки, исходящий от куртки, напомнил ему о вчерашних событиях. Питер поглядел на Кэйт: ее спина поднималась и опускалась в медленном ритме дыхания.

Питер решил не будить Кэйт и самостоятельно выйти на разведку. Внезапно он понял: это первое утро в его жизни, когда никто из взрослых не говорит, что ему делать. Вот свобода! Он пошел по течению ручейка. Почему-то он не ощущал ни страха, ни грусти. Сейчас мальчик мог бы побиться об заклад, что волк, которого они слышали прошлой ночью, был просто большой собакой. И хотя до сих пор оставалось загадкой, как они здесь оказались, теперь им нужно было всего лишь найти телефон, позвонить домой и дождаться, когда за ними приедут.

Питер присел на корточки зачерпнуть воды – уж если нечего есть, то, по крайней мере, можно напиться. И – шлеп! Краем глаза он увидел рыбу, которая выскочила из воды и поймала муху. Питер тихонько встал и затаился. Может, появится еще какая-нибудь рыбка? У него запрыгало сердце, когда он насчитал пять, шесть, семь прекрасных форелей, плывших вверх по течению. Зеленовато-коричневые спинки форелей трудно было различить среди водорослей, но рыб выдавали их поблескивающие бока, усеянные красными, зелеными и серыми пятнышками. Перед мальчиком, которому уже приходилось ловить форель руками, неожиданно замаячил завтрак.

Дедушка говорил Питеру, что поймать трепещущую форель трудно, это требует бесконечного терпения, однако, даже будучи совсем маленьким, мальчик всегда добивался своего. Так что теперь он лег на живот и опустил сначала кисть, а потом и всю руку в ледяную воду. Он замер, словно слившись в единое целое с течением, с каменистым дном ручья и пульсирующей водой. Вскоре толстенькая пятнистая форель остановилась около его руки. Медленно и очень ловко Питер начал поглаживать ей живот, и уже через несколько минут будто загипнотизировал ее. Момент настал – ухватил рыбу и тут же бросил в траву. Затем поднял добычу и, как учил дедушка, убил одним ловким ударом о камень. Когда он решил еще раз попытать удачи, звук треснувшего сучка заставил его оглянуться и насторожиться. В этом лесу, пронизанном лучами солнца, есть кто-то еще? В конце концов он решил, что это какое-то животное, и вернулся к своему делу.

Спустя полчаса, очень довольный собой, с тремя коричневыми форелями, которых он обернул листьями и засунул в карманы куртки, Питер отправился к Кэйт. Он решил разбудить ее волчьим воем и хитро ухмыльнулся от этой мысли. Но потом вспомнил, как она испугалась прошлым вечером, и подумал, что лучше так не шутить.

Кэйт по-прежнему спала в той же скрюченной позе, капюшон куртки прикрывал голову, а ноги прижимались к тоненькому стволу молодой березки. Завитки рыжих волос выбились из-под капюшона, и их шевелил ветерок. Питер, стараясь не шуметь, присел и взглянул на нахмуренное лицо Кэйт. Даже несмотря на веснушки было видно, какое оно бледное и встревоженное. Питеру стало грустно. Он уже решился разбудить ее и чуть было не коснулся плеча, когда случилось что-то непонятное. Кэйт стала таять в воздухе. Питер в изумлении уставился на девочку, заморгал и протер глаза. Никаких сомнений – Кэйт превращалась в облачко тумана! Питер заставил себя посмотреть по сторонам: на землю, покрытую опавшими желтыми листьями, на муравья, ползущего по травинке, на огромную паутину с большим жирным пауком в центре. Все было ясно, отчетливо видно, только Кэйт стала похожа на изображение плохо настроенного телевизора, она мерцала – никаких четких контуров. Сквозь ее тело уже просвечивал ствол дерева. Питер испугался. А если она совсем исчезнет?

– Кэйт! – крикнул он. – Проснись!

При звуке его голоса Кэйт мгновенно обрела свои очертания и стала обычной девочкой, которая тут же вскочила на ноги.

– Что случилось? – с тревогой в голосе спросила она. – Волки?

– Нет… нет. Просто ты… так забавно выглядела.

– Ты так закричал только потому, что я забавно выгляжу? Ты хуже, чем Сэм. Испугал меня. Я подумала, нас сейчас кто-то разорвет на куски… – Кэйт остановилась и перевела дыхание; она сжала кулаки, глаза ее прожигали Питера. – Что ты имеешь в виду, почему это я смешно выгляжу?

Сейчас уже ничто не напоминало о том, как Кэйт мерцала и расплывалась, и Питер начал сомневаться, видел ли он это. Может, от голода ему померещилось? Он решил не вдаваться в подробности.

– Мне показалось, у тебя слегка расплывшиеся очертания, вот и все, – сказал он, придумав такое объяснение за неимением лучшего.

Кэйт недоверчиво уставилась на него.

– Слегка расплывшиеся очертания? – воскликнула она. – Ты решил меня разозлить?

Питер был слишком поглощен своими мыслями и не заметил, что Кэйт снова готова расплакаться. Я должен убедиться, что она опять настоящая, сказал он себе и подумал, что проще всего будет нечаянно ее ударить. Кэйт с подозрением поглядывала на него, когда он принялся ходить вокруг да около, а потом, споткнувшись о корень дерева, налетел на нее. Кэйт в ответ грубо отпихнула мальчишку и крикнула:

– Ты что делаешь, идиот?

– Я не хотел. Прости, пожалуйста. Я не думал, что ты так рассердишься.

Кэйт глубоко вздохнула.

– Да дело вовсе не в тебе, – сказала она. – Когда ты меня разбудил, я думала, что стою в кухне, у себя дома. Я видела Милли на полу около плиты, она писала что-то на клочках газеты и запихивала их во все ботинки. Моей сестричке всего два года, и она уверена, что умеет писать. Потом вошла Молли, моя собака. Остановившись, она не прыгала и не лизала меня, как обычно… Лишь слегка подвывала. Как будто знала, что я там, но не видела меня. А Милли и вовсе меня не замечала. Ужасно… Это не похоже на сон. Я там была.