Ведьмы Иглстаза (Ричард Блейд, странствие 16)

- Ратаа? Что это...

- ...такое, - снова закончил искатель. Блейду казалось, что он улыбается; видно, игра в вопросы и ответы его забавляла. - Ратаа Магический Свет, Талса. Только свет, ни жара, ни тепла. Мы могли бы зажечь ратаа, и тут стало бы светло, как днем. Конечно, если ратаа свежий, сильный... некоторые едва тлеют.

- Ничего, - сказал Блейд, - говорить можно и в темноте.

Миот завозился, устраиваясь поудобнее.

- Завтра к вечеру мы выйдем в унгу. Еще через половину дня придем к ставату Тарвал... но там, думаю, уже ничего нет. Однажды мы захватили воина кастелов, и Лилла дозналась, что их дзу нашел это место. Значит, надо идти к северу, искать Иллурский стават... Это пещеры в холмах, и вряд ли Брин их обнаружил. Если только... - он замолчал.

- Если только?.. - подсказал Блейд.

- Если Фра Лайана, мать Лиллы, наша прежняя бартайя, ничего не сказала. Брин захватил ее десять лет назад... после большой битвы, когда почти весь наш клан был уничтожен.

- Думаешь, ее пытали?

- Нет. Бартайи и дзу могут узнать правду другими способами. На то им дарована Сила.

Они помолчали.

- Как началась война? Из-за чего? - ноги у Блейда начали затекать, и он прилег на бок. - Иглстаз - прекрасная страна, а людей тут, судя по твоим словам, мало. Разве роду Кастелов не хватает своих земель?

Миот вздохнул.

- Да, людей мало, земли много. Поэтому, если не считать талисманов, Даров Арисо, люди - самое ценное... Больше людей в клане, больше власти у вождя, больше силы... С давних времен наши роды, и дентры, и латраны, бьются за людей. Одни, побежденные, мельчают, распадаются, исчезают совсем; другие, победители, накапливают мощь. Когда-то в Иглстазе жили две сотни родов, теперь не наберется и ста.

- Разве можно биться за людей? Их что, захватывают в плен и обращают в... в рабов? - Блейд поймал себя на том, что произнес последнее слово на английском: в языке фра такого понятия не было.

- В рабов? - в голосе Миота послышалось недоумение. - Теперь я спрошу, Талса: что это такое?

- Ну, пленные... пленные, которых заставляют трудиться на победителей. Их самих, их детей, внуков и всех потомков.

Искатель хмыкнул.

- Странный обычай! Разве можно доверять подневольным людям? Как добиться от них преданности роду? Нет, Талса, ни один из кланов Иглстаза не будет держать пленных, ни зрелых мужчин и женщин, ни молодежь, ни даже стариков. Если война шла всерьез, их уничтожают, травят в лесах и горах как диких клотов. Пленники - всегда враги.

- Тогда за каких же людей вы сражаетесь?

- За детей, Талса, за маленьких детей, которые быстро забывают, кем они были. Ты же видел, фра и кастелы ничем не отличаются друг от друга... и тейды такие же... Мы носим перья птицы кау, кастелы - ожерелья из хвостов хатти, тейды - маленькие разноцветные диски из своих ставатов. Но внешне мы все одинаковые! - он сделал паузу. - Тогда, десять лет назад, кастелы взяли сотни наших детей... и еще через десять мы будем сражаться с молодыми воинами, что родились когда-то в гронах фра... Но они уже кастелы, Талса! Они не помнят нас, мы им чужие!

Странная концепция, подумал Блейд. Не рабство, а тотальное уничтожение взрослых и ассимиляция детей! Такого ему не приходилось видеть раньше. И в Меотиде, и в Сарме, и в стране монгов шли войны, и захваченных пленных обращали в рабов, рабство являлось естественной и неотъемлемой частью культуры, предпочитавшей решать спорные вопросы огнем и мечом. По существу, в Альбе, Тарне, Катразе и Джедде тоже были рабы - нищие крестьяне, тарниотские цебоиды или хадры, рубившие мрамор в каменоломнях. Но здесь, на этой благодатной земле, протянувшейся меж теплым океаном и горами на тысячи миль, он встретился с чем-то иным, более логичным и, пожалуй, более холодным и жестоким. Подобную систему могла измыслить лишь зрелая культура, вынужденно или добровольно повернувшая вспять.

Голос Миота журчал в темноте, продолжая страшную повесть.

- Наши роды, Талса, возглавляют бартайи, мудрые женщины, владычицы Силы. Дочь наследует Силу от матери, передает своим потомкам, детям и детям детей; Сила бартайи хранит племя. Но иногда она просыпается и в мужчине. Я сам обладаю малой ее частицей, и она есть у Панти, иначе он не стал бы моим учеником. - Фра замолк, и в наступившей тишине Блейд услышал слабое посапывание - Панти, потенциальный носитель магической силы, уже спал. Миот шевельнулся. - Моя Сила невелика, - произнес он, я могу вызвать бото. Подземного Стража, или заставить раскрыться куст шалашника... ну, еще кое-что... Но огонь мне не разжечь! Такого не умеет ни одна бартайя, ни один дзу!

- Я же говорил, у меня своя магия, не такая, как у вас, - заметил Блейд. - Но продолжай! Кажется, ты хотел рассказать мне...

- ...о дзу. Случается, бартайя рождает сына, одаренного Силой... большой Силой, не такой, как у меня, Талса. Он может стать великим искателем ставатов... или кузнецом, понимающим душу металла... или лечить людей даже без помощи хатора, талисмана-Целителя... Но он может возжелать власти! И тогда он превращается в дзу, колдуна, - голос Миота дрогнул. - Такое случилось у кастелов, много поколений назад. Да, много поколений... С тех пор они уничтожили пять родов на востоке, а потом пришел наш черед. Клан Фра был сильным и многочисленным, но на каждых трех наших воинов у Брина нашлось пять... точно, как вчера... - Блейд не видел лица искателя, но знал, что тот усмехается - и усмешка та была невеселой. - Мы сражались... Клянусь светлым Арисо, мы бились до последнего! Но мы проиграли, Талса. Наши гроны лежат в развалинах, равнину Иллура топчут патрули кастелов, а наши дети... - Миот судорожно вздохнул. - Тех, кто не попал в руки кастелов и кого не удалось увести в ущелья Тарвала, мы скормили бото. Я сам его вызвал, когда людей моего грона прижали к скалам... Я не надеялся вырваться оттуда, Талса. Страж забрал женщин, детей и стариков, а мы, воины, бились у этих проклятых камней, пока они не покраснели от нашей крови!

Блейд протянул руку, нащупал запястье Миота и стиснул его пальцы.

- Успокойся, дружище. Горе прошлого не должно лишать разума. Придет час, и ты отомстишь.

С минуту Миот молчал, и Блейд, продолжая сжимать руку искателя, невольно отметил частые биения его пульса. Наконец он произнес: