Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.7

– Да оставь ты пулемет нижним чинам! Ты мне во дворце нужен!

Выглянув из-за щитка, свободной рукой он подтянул к пулемету солдата. Потом улучил момент, вскочил, пригнувшись, и пропал за углом сторожки.

Следом за ним поднялся Юсупов, сказал:

– До встречи, Андрей.

И тоже исчез.

Коля понял, что и ему следует бежать во дворец. И тут его храбрость кончилась.

В Коле наступило спокойствие, что бывает уже вечером, когда труба прогремела отбой и неубитые солдаты стягиваются к своим бивакам, моля небо, чтобы назавтра бой не начался новый.

Но на самом деле бой еще гремел и не намеревался кончаться. И перебежать к дворцу оказалось более трудным, чем лежать у пулемета.

Выстрелы смолкли, но не потому, что бой завершился, а потому, что все, очевидно, прицелились в Беккера.

– Э-ге-гей! – раздался зычный крик спереди. Коля поглядел в щель щитка – на дорогу вышел Мученик, по обе стороны его шагали два угрожающего вида советчика с револьверами и шашками наголо.

Мученик не был вооружен, он держал в руке небольшой белый флажок.

– Мы предлагаем переговоры! – кричал он. – Прекратим братоубийственную вражду! Товарищи солдаты! Граждане свободной России! Бросайте оружие и переходите к нам, потопим в море угнетателей Романовых! Хватит им пить нашу алую кровь и насиловать наших жен.

– Так стреляйте же! – прошипел Коля солдату.

– Нельзя, лейтенант, – ответил солдат. – Они же с белым флагом.

– Какого черта – с белым флагом! – закричал Коля, вырывая рукоятки пулемета у солдата. Корень всех его зол и неудач был в этом опереточном генерале – в солдатской шинели и прусском «пикельхельме», из-под которого торчали рыжеватые лохмы.

– Эмиссар! – бормотал Коля. – Я те покажу, эмиссар!

– Нельзя, – повторял солдат, мешая Коле, и тот отталкивал его.

Крики Коли донеслись до Мученика, который, размахивая белым флажком, начал отступать, но не побежал, как побежали его спутники, боевые советчики с револьверами.

Коля смог наконец нажать на гашетку, пулемет выпустил две или три пули, и ленту заклинило.

– Я же говорил, – произнес над ухом солдат, – я же предупреждал, ваше благородие.

– А идите вы все куда подальше! – рассердился вконец Коля и, решившись, поднялся и пошел ко дворцу. Он не оглядывался, будучи уверенным, что никто не будет в него стрелять. А если даже и стреляли, он этого не услышал.

Дверь во дворец открыл князь Юсупов. Жан стоял за его спиной.

– Вы истинный герой, господин Берестов, – сказал Жан. – Вы также, князь. Я доложу о вашем подвиге ее величеству.

Коля внутренне улыбнулся – и сам не понял сначала, что же смешного в словах Жана. Потом сообразил: смешное было не в словах, а в том, что доклад об отличившихся на поле боя офицерах намеревался делать ливрейный лакей.

– Дурак, – сказал устало князь Юсупов, – ты боишься, что я доложу раньше и все поймут, что ты праздновал труса.

– Я не герой и не офицер, – ответил Жан смиренно, но нагло.

– Пошли смоем эту грязь, лейтенант, – сказал Юсупов.

Коля с благодарностью согласился.

В малой гостиной почти ничего не изменилось.

– Мы наблюдали из окна, – сказала Мария Федоровна, – подойдите ко мне, мон анфан.

Юсупов и Коля подошли к императрице.

Старуха встала, каждого, притянула сухой ладонью к себе, поцеловала в лоб.

– Спасибо, – сказала она по-русски.

На диване сидел полковник Баренц. Голова его была аккуратно перевязана. У виска сквозь бинт просачивалась кровь. Рядом стояла горничная Наташа со стаканом воды. Полковник был в беспамятстве.

– Положение наше неприятно, – сказал Колчак. – Охрана оказалась совершенно не готова к быстрому наступлению противника.

– Ими командовал Мученик, – сказал Коля. – Я его узнал.

– Это не важно, – сказал адмирал. – Моя охрана плюс отряд Баренца – все вместе не более пятидесяти штыков. По дороге наступают около двухсот, но еще столько же занимаются сейчас обходным маневром, пытаясь выйти ко дворцу вдоль моря. И это куда более опасно. С той стороны у меня только один пулемет и шесть матросов.

– Но вы телеграфировали в Севастополь? – спросила императрица.

– Связь нарушена, – сказал Колчак. – Разумеется, я рассчитываю на адмирала Немитца. На то, что в решающий для России момент он поймет, что судьба страны важнее, чем лавры революционера.

– Он из хорошей семьи, – сказала Мария Федоровна.

– Многие из ваших врагов, императрица, происходят из хороших семейств, – сказал Колчак.

– Чего же мы ждем? – спросил Юсупов.

– Мы ждем миноносца, который должны прислать за нами из Севастополя. Иного пути отсюда нет – мы не можем прорываться сушей, рискуя жизнью ее императорского величества.

– Я не боюсь смерти, – сказала императрица.

– Вы нужны России живая, – мягко улыбнулся Колчак, не показывая зубов

– он всегда помнил о своем недостатке.

– А как мы узнаем, идет ли кто-нибудь к нам на выручку? – спросил князь Юсупов.

– Наверху, на башне, мы оставили наблюдателя. – Колчак поднялся. – Нам нельзя терять время, – продолжал он. – Берем только самое необходимое. Я не смогу выделить носильщиков. За исключением государыни, все сами несут свои вещи. Вы возражаете, князь?

– Наташа, – сказала императрица, – мы возьмем только мою шкатулку и самое необходимое из одежды. Нам не понадобятся солдаты. – Императрица не скрывала гордости своим решением. – Жаль, что Таня оставила нас…

Слова императрицы оказались как бы пророческими – тотчас же дверь широко отворилась, и в ней показался Жан, который поддерживал под мышки бесчувственную княжну Татьяну. Лакей потащил княжну к дивану и посадил ее рядом с Баренцем.

– Ах, что с ней сделали! – воскликнула императрица.

Ирина Александровна присела на корточки рядом с диваном.

– Таня, – сказала она.

Та простонала, но не ответила. Ирина Александровна, не глядя, завела за спину руку, и князь Юсупов, как в отрепетированном номере, вложил в пальцы стакан с водой. Из рукава он его вытащил, что ли? – подумал Коля.

Таня отпила глоток.

Колчак отошел к окну и поманил к себе Колю.

– Лейтенант, вы умеете метать гранаты? – спросил он.

– Очень давно, на учениях, – сказал Коля.

– Когда появится катер и мы будем уходить к морю, вам придется задержаться – вы прикрываете нас на случай, если бунтовщики прорвут ограждение. Гранаты в моей машине, под сиденьем.

– Ой! – закричала Татьяна. – Я не хочу жить! Я не буду жить!

Она пришла в себя, и это было хуже, чем беспамятство.

– Что с тобой случилось? Что случилось? – спрашивала Ирина Александровна.

– Они перегородили дорогу – они смеялись, они сказали, чтобы мы все отдали, все… потом они… Вахтанг стал сражаться, я просила его – не надо, не надо… они убили его, а меня…

– Мерзавцы! – воскликнул Юсупов. И он был искренен в своем гневе. – Я пойду! Я буду стрелять, пока не перебью все их кривые рожи!

– Феликс! – закричала на него императрица.

Со звоном разлетелось и тут же с грохотом посыпалось осколками по паркету оконное стекло, разбитое случайной пулей.

Это сразу отрезвило всех.

– Прошу всех перейти на первый этаж. Оттуда мы выходим к морю, – приказал Колчак.

– А как же полковник Баренц? – тихо спросил у адмирала Коля.

Диван представлял собой драматическую картину, словно просился на кисть исторического живописца. На нем, откинувшись, сидел и часто дышал полковник Баренц, с головой, завязанной промокшим от крови бинтом. А в ногах у него сидела в полузабытьи княжна, подняв руку, обнаженную выше локтя, потому что рукав был разорван. Дорожная, доходящая лишь до щиколоток, юбка княжны также была порвана и измарана.

– Полковник? – повторил Колчак. – Полагаю, ему будет лучше остаться здесь. Они могут вызвать ему врача. А так мы его погубим, не довезя до миноносца.

Коля смотрел на княжну и думал: не успели, не успели, не успели… и почему-то это имело отношение и к нему, и к адмиралу, и к императрице.