Хроники Кадуола

Водитель решил, что ждать дальнейших пассажиров бессмысленно. Он завел двигатель и поехал по дороге, соединявшей Фексельбург с Восточными степями.

Очень скоро пейзаж стал однообразным и скучным. За неимением ничего лучшего, Глоуэн продолжал наблюдать за спутниками, пытаясь угадать, какие мысли бродили у них в головах, по бессознательным жестам и позам. В этом начинании он не преуспел — зубениты сидели, неподвижно уставившись в пространство, и даже не смотрели в окна. «Надо полагать, — подумал Глоуэн, — все они размышляют о тонкостях высокоученых дисциплин «Мономантического синтораксиса»».

Скорее всего, однако, ни о чем они не размышляли. Судя по всем внешним признакам, автобус наполняли не старшие и даже не младшие адепты, а просто бедные фермеры, не испытывавшие никакого интереса к философии.

Вечером предыдущего дня Глоуэн просмотрел «Азбуку синтораксиса» и теперь решил проверить свои теоретические выводы на практике. Он обратился к соседу-зубениту справа: «Уважаемый, я замечаю некоторую кажущуюся неопределенность во взаимной конфигурации натуральных доктрин. На мой взгляд, тессерактическим сопряжениям надлежит предшествовать доктрине трезиса и анатрезиса. Вы сформировали какое-либо мнение по этому вопросу?»

«Драгоценный брат, не сподоблюсь беседовать с тобой сегодня, поелику не разумею, о чем глаголешь».

«Спасибо, вы ответили на мой вопрос».

Глоуэн обратил внимание на ландшафт — казавшуюся бесконечной плоскую равнину, позволявшую как-то оценить расстояния только благодаря одиноким, очень редко растущим фрукам. Далеко на севере в дымке растворялась гряда низких холмов. Если верить легендам, где-то там была гробница Зеба Зонка. Интересно, занимались ли по выходным дням инспекторы Барч и Танаквиль лихорадочными поисками знаменитого клада? Наверное, нет.

В свое время автобус прибыл на развилку у Фликена — селения уже в глубине округа Лютвайлер, состоявшего из нескольких желтовато-серых мазанок, мастерской автомеханика и «Универсального магазина Килумса», предлагавшего, согласно надписи на вывеске, «все необходимое для кладоискателей», а также «пищу и ночлег».

Автобус стоял у входа в магазин, пока из него один за другим выходили пассажиры — в том числе грузный зубенит, сидевший рядом с Глоуэном. Стаскивая свой тюк с полки, сосед обратил к Глоуэну полный укоризны взор, говоривший без слов: «Теперь-то ты понимаешь, наконец, сколько мучений ты мне причинил?»

Глоуэн ответил сухим, полным достоинства прощальным кивком, но никаких проявлений ответной вежливости не последовало.

Автобус продолжил путь на восток и, по мере того, как звезда Зонка достигла зенита, углубился в возделанный район огородов и засеянных зерновыми полей. Впереди уже возвышалась огромная черная громада Поганого мыса, и через несколько минут автобус въехал в городок, притулившийся в тени гигантской скалы. Выглядывая из окна, Глоуэн сумел разглядеть семинарию — массивное каменное сооружение на уступе, примерно на полпути к вершине утеса.

Автобус остановился на центральной площади городка, рядом с ветхим, похожим на сарай дощатым зданием автовокзала. Выйдя из автобуса, Глоуэн снова принялся разглядывать Мыс, по его предположению представлявший собой древнюю вулканическую пробку. Без всякого сомнения, это был самый любопытный объект из всего, что ему удалось увидеть за весь день. Узкая дорога многочисленными зигзагами поднималась по крутому склону и заканчивалась у семинарии. Первое впечатление Глоуэна подтвердилось: семинария, тяжеловесное трехэтажное каменное строение, нависла над городком подобно крепости. Невозможно было себе представить, чтобы в таком месте легкомысленные развлечения и буйные пирушки мешали постижению «Мономантического синтораксиса».

Глоуэн зашел в автовокзал — большое пустое помещение с конторкой у противоположной входу стены. Когда-то стены были выкрашены желто-зеленой краской, и кто-то — по-видимому, владелец или начальник станции — считал эту краску неприятной для глаз, в связи с чем практически вся поверхность стен была облеплена плакатами и объявлениями, своими яркими цветами и сюжетами выражавшими нечто вроде личного протеста против угрюмой подавленности Поганого мыса.

Водитель автобуса принес и бросил на конторку мешок с газетами, журналами и прочими периодическими изданиями — видимо, автовокзал служил также местным почтовым отделением. Начальник станции стоял и просматривал газеты: человек среднего роста и средних лет, с длинным исхудалым лицом, седеющими темно-рыжими волосами и яркими карими глазами. Его самой характерной отличительной чертой были роскошные, похожие на щетку темно-рыжие усы, подобно плакатам и объявлениям бросавшие вызов унылому окружению. Начальник станции носил красную кепку и синий пиджак с латунными пуговицами, придававший его внешности официальный характер, но Глоуэн сомневался, что этот человек стал бы носить форменную одежду, если бы она его не забавляла. Зубенитом он совершенно очевидно не был.

Глоуэн подошел к конторке. Начальник станции соизволил быстро взглянуть на него и вернулся к чтению газеты: «Да? Что я могу для вас сделать?»

«Я хотел бы точно узнать, когда отправляется автобус до Фексельбурга».

«Полуденный уже ушел. Вечерний уезжает примерно через пять часов, перед закатом. Вам нужен билет?»

«Обратный билет у меня есть, но я хотел бы удостовериться в том, что мне будет предоставлено зарезервированное место».

«В этом не может быть никаких сомнений! Место зарезервировано, и вы имеете полное право его занять, но ни я, ни водитель не расположены разъяснять этот факт зубенитам. У них едва хватает мозгов на то, чтобы зайти внутрь, когда идет дождь, но в автобусе они занимают все свободные места с ловкостью и прыткостью голодных крыс. Может быть, у них мозги не в голове, а в каком-то другом месте?»

«Я здесь новичок и чужак. Так же как места в автобусе, мне приходится пока что держать при себе свои мнения».

«Не беспокойтесь насчет места в автобусе. На ночной рейс никогда не раскупают все билеты».

Глоуэн вынул список зубенитов, участвовавших во второй экскурсии на остров Турбен: «Вы не знакомы с этими именами?»

Начальник станции прочел список вслух, время от времени поджимая губы, как человек, пробующий терпкий чай: «Лясильск. Штрубен. Мьютис. Кутах. Робидель. Блозвиг. Все они семинаристы. Из тех, что называют себя «старшими ординатами». Если вы приехали за сокровищем Зонка, ищите в другом месте. К семинарии лучше не подходите — вам дадут от ворот поворот. Если не хуже».

«Я не кладоискатель, — возразил Глоуэн. — Я хотел бы поговорить с этими людьми — или хотя бы с некоторыми из них. Как это лучше всего сделать?»

«Сюда они не спустятся, это я вам могу гарантировать».

«Короче говоря, мне нужно подняться к семинарии».

«Но! — тут начальник станции поднял указательный палец, чтобы подчеркнуть свое замечание. — Если вы намерены посплетничать с ними час-другой, поинтересоваться состоянием их здоровья и как бы невзначай осведомиться о местонахождении гробницы Зонка, рекомендую сесть на стул у меня на станции и не шевелиться до тех пор, пока вы не сядете в вечерний автобус, каковой автобус доставит вас, безопасно и благополучно, обратно в Фексельбург».

Глоуэн подошел к окну и с сомнением взглянул на семинарию: «Вас послушаешь — жутко становится. Кто они там, шайка людоедов?»

«Они философы. Им надоели туристы. Тысячи раз они объясняли тысячам приезжих, что, будь сокровище Зонка где-нибудь поблизости, они бы его уже давно нашли. Теперь они просто отказываются открывать дверь. А если кто-нибудь стучится больше трех раз, они опрокидывают на него — или на нее — ведро помоев».

«Это должно отпугивать даже самых вежливых посетителей».

«Не всегда. Однажды пара туристов увернулась от струи помоев и постучалась четвертый раз. Когда дверь открылась, туристы сказали, что они — студенты-архитекторы, желающие познакомиться с устройством семинарии. «Замечательно! — ответила ордина. — Но прежде всего вы должны познакомиться, хотя бы поверхностно, с устройством нашей жизни, диктующим архитектурные особенности семинарии». «Прекрасно! — обрадовались туристы. — Мы всегда рады учиться». После чего их пропустили в семинарию, переодели в серые рясы и учили синторактическим элементариям в течение года. В конце концов им позволили осмотреть семинарию. Но к тому времени они хотели только одного — чтобы их выпустили. Они спустились с Мыса бегом, крича и размахивая руками, и сразу купили билеты до Фексельбурга. Я спросил их, не желают ли они приобрести обратные билеты. «Нет, — сказали туристы, — обратно мы не приедем»».