Власть подвала

еперь, когда зеркало разбито, стеклянные леди не вернутся. Разве что есть и другие зеркала. Но в этом случае я бессилен.

Зеркало рассыпалось осколками у моих ног. Но это были не обычные куски стекла: когда один осколок падал поверх другого, он исчезал, он беззвучно тонул в прозрачной поверхности, как ветка, упавшую в реку. Осколки уходили в иные миры, сохраняя при этом свою силу. Если это так, то одним ударом руки, спрятанной за стеклом, я создал несколько десятков новых тоннелей между мирами и разбросал их по неведомым планетам. Кто найдет эти осколки, кто воспользуется ими и чему послужит их сила?

Я с трудом освободился от стеклянной перчатки и взял один из кусков с собой. Это была довольно опасная вещь: осколок был способен втянуть в себя все, что коснется его блестящей поверхности. Ну что же, прийдется быть осторожным.

Я шел по лесу до тех пор, пока не набрел на ручей. Ручей был самый настоящий: обыкновенная вода текла по стеклянному скользкому ложу. Как только я ступил в воду, сразу упал и больно ударился. Напор воды был довольно заметным. Некоторое время я шел, придерживаясь рукой за ветки деревьев и кустов. Деревья в этом месте уже ветвились как настоящие. Кусты, как я и предполагал, с каждым шагом становились плотнее и темнее. Теперь стекло стало далеко не так прозрачно, как оно было в самом начале. Когда сомнений не осталось, я снял и выбросил свой шлем. Несколько минут – и я оказался в новом, с виду нормальном, мире.

22

В этом мире я прожил несколько следующих дней и он мне очень не понравился.

Он был маленьким, хотя и гораздо большим, чем микроскопический мир бесконечных деревьев. Все обжитое пространство здесь было километров четыреста в поперечнике. Во все стороны от маленькой страны простиралась жаркая степь.

Единственной добродетелью людей в этом мире было послушание. Это был мир несвободы, причем несвобода зашла очень далеко и приняла такие причудливые и извращенные формы, каких никогда не было и не могло быть на земле. Все дети до трех или четырех лет здесь содержались в плотных пеленках, и днем, и ночью. Все дети постарше, а также взрослые спали обязательно в подобии наших смирительных рубашек. Отдыхали тоже в рубашках. Всегда, когда только возможно, они носили ошейники и останавливаясь, привязывали сами себя. Когда они сидели, то связывали себе ноги, а когда шли – руки. Для быстрого и удобного самосвязывания здесь были придуманы специальные причудливые приспособления.

Должен сказать, что работали эти приспособления очень точно.

В первое время все тамошние жители казались мне сумасшедшими, тихими лунатиками страны дураков. Они культивировали послушание, это еще можно понять, и в истории земли найдутся аналогичные глупости, но послушание чему? Все были полны покорности, все подчинялись, но никто не отдавал приказов. Что бы я ни попросил, мои просьбы беспрекословно выполнялись. Думаю, что если бы я попросил кого-нибудь броситься со скалы в пропасть, он бы исполнил мою просьбу. Их быт поражал ужасной бедностью.