Дорога Славы (сборник)

Тут также не было стюардесс, которые помогли бы нам. Из числа переселенцев выбрали людей, на грудь которым прикололи значки с надписью “уполномоченный по поддержанию порядка”, — но многие из них сами были беспомощны. Это было похоже на толпу, ведомую тупицей, когда сам ведущий не знал, где находятся нужные людям места.

Как только я достиг помещения, предназначенного для меня, и пристегнулся, повсюду прозвучал сигнал и из динамиков раздался приказ: — Всем приготовиться! До старта десять минут!

Потом мы стали ждать. Мне показалось, что прошло больше получаса. Потом начался обратный отсчет времени. Я сказал себе: “Уильям, старик, старт с Земли был отвратителен; как же теперь нас выбросит отсюда!” Я знал, что скорость должна была достигнуть девяноста трех миль в секунду. Это же треть миллиона миль в час! Честно говоря, я ужасно боялся.

Секунды истекли, и последовал легкий толчок, бросивший меня на постель, и это было все! Я просто лежал. Потолок снова был потолком, а пол находился подо мной, но я чувствовал себя не особенно тяжелым.

Я сказал себе, что это был только первый шаг. Следующий вынести будет гораздо труднее.

На потолке нашего отсека находился экран; он внезапно включился, и я увидел на нем мужчину с четырьмя звездочками на лацканах. Он был моложе капитана Де Лонг Пре. Он улыбнулся и сказал:

— Говорит капитан, друзья, — капитан Харкнесс. Теперь корабль примерно четыре часа будет разгоняться при ускорении в одно “g”. Я считаю, что теперь вы можете немного перекусить. Как насчет завтрака?

Он снова улыбнулся, и я заметил, что мой желудок снова в порядке и, кроме того, я чертовски голоден. Капитан, вероятно, знал, как мы должны были проголодаться, когда вернемся к нормальной земной тяжести. Он продолжил:

— Мы постараемся обслужить вас как можно быстрее. Теперь вы можете спокойно отстегнуться и расслабиться, но я должен просить вас обратить внимание вот на что.

Корабль уравновешен очень точно, так что движущая сила корабельных дюз проходит точно через центр тяжести. Если бы это было не так, корабль начал бы вращаться — и мы вместо Ганимеда могли бы совершить посадку на Солнце.

Но никто из нас не хочет изжариться, поэтому я прошу каждого из вас не удаляться от своей койки без особой необходимости. Корабль может автоматически корректировать свое движение, но только в очень узких пределах, и вы не должны перегружать автоматику — поэтому просите разрешения у своего уполномоченного, если вам нужно удалиться от своей койки более чем на пятьдесят сантиметров.

Он снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была не такой приятной.

Каждый, кто не будет выполнять это правило, будет пристегнут насильно — и капитан накажет нарушителя, как только мы окажемся в состоянии свободного полета.

В нашем отсеке не было ни одного уполномоченного. Таким образом, нам не оставалось делать ничего, кроме как ждать. Я хотел познакомиться с ребятами, окружающими меня. Одни были младше меня, другие старше. Среди них был рыжеволосый олух лет семнадцати. Его звали Эдвардс…

Я не могу винить его. У всех нас было чувство, что прошло уже много часов, и голод все сильнее и сильнее терзал нас. Я думал, что о нас забыли. Олух Эдвардс не хотел ждать.

Он подошел к двери и выглянул наружу. Затем произнес:

— Это смешно! Не можем же мы весь день сидеть здесь! Я за то, чтобы посмотреть, что там происходит. Кто идет со мной?

Один из мальчиков возразил:

— Но ведь капитан сказал, что мы не должны бродить по кораблю.

— Ну и что? Что он может сделать, если я его не послушаюсь? В конце концов, мы же не принадлежим к экипажу корабля.

Я объяснил ему, что капитан имеет власть над всем кораблем, но он отмел мое возражение.

— Вздор! Мы имеем право знать, что происходит. И мы имеем право получить еду. Кто со мной?

Другой мальчик сказал:

— Ты только попадешь в затруднительное положение, парень.

Эдвардс остановился. Я думаю, что замечание обеспокоило его, но теперь он уже не мог отступить. Наконец он сказал:

— Послушайте, мы должны иметь своего уполномоченного, но у нас его нет. Просто выберите меня уполномоченным, и я достану еду для нас всех. Что вы на это скажете?

Никто не возразил вслух. Олух сказал:

— Ну, хорошо, тогда я иду.

Прошло не более двух минут, и появился уполномоченный; он принес с собой большую коробку с рационами. Он распределил их и задержался в конце коробки. Потом он пересчитал койки.

— Разве здесь не двадцать парней? — спросил он.

Мы поглядели друг на друга, но никто ничего не сказал. Уполномоченный достал из кармана список и прочитал наши имена. Эдвардса здесь, конечно, не было, и мужчина ушел, захватив с собой его рацион.

Потом Олух появился снова и увидел, что мы завтракаем. Ему захотелось узнать, где же его рацион. Мы сказали ему где, и он воскликнул:

— Господи, почему же он не оставил его вам? Мне так хочется есть! — с этими словами он снова вышел.

Скоро он появился снова, на лице у него была ярость. Следом за ним” вошел уполномоченный и пристегнул его к койке.

Мы только что покончили с едой, когда экран на потолке вспыхнул снова. Мы увидели Луну. Казалось, что мы направляемся прямо к ней, — и весьма быстро. Я постепенно начал спрашивать себя, не просчитался ли капитан Харкнесс на пару запятых.

Я лежал на своей койке и смотрел на постепенно увеличивающуюся Луну. Спустя некоторое время она показалось мне весьма опасной. Когда она стала такой огромной, что заполнила весь экран, и нам уже казалось, будто мы не сможем увернуться от нее, я увидел, что горы на ее поверхности плывут справа налево. Я облегченно вздохнул. Вероятно, старик знал, что делал.

— Теперь мы пролетим мимо Луны, и при этом наш курс немного изменится. Наша относительная скорость при максимальном сближении составит более пятидесяти миль в секунду, что производит весьма внушительное впечатление.

Было ли это потрясающим? Мы за полминуты промчались мимо Луны, и она осталась позади нас. Я сказал, что они направили на Луну только одну телекамеру, когда мы пронеслись мимо нее и совершили крутой поворот, а потом вынеслись в открытое пространство. Но повороты на такой скорости были обычным делом.

Двумя часами позже ускорение прекратилось. Я заснул, и мне снилось, что я прыгаю с парашютом, но парашют не хотел раскрываться. Я с криком проснулся. Прошло некоторое время, прежде чем я осознал, где я нахожусь.

Голос из динамика объявил:

— Конец ускорения. Сейчас мы приведем корабль во вращение.

Но “сейчас” было преувеличением. Все произошло гораздо медленнее. Мы подплыли к стенам, а потом соскользнули вдоль внешних стен корабля. Теперь внешняя стена стала полом, а потолок с экраном — другой стеной. Ко всем нам постепенно возвращался вес.

Оболтус все еще был пристегнут к своему ложу. Уполномоченный так установил застежки, что сам он не мог дотянуться до них.

Он умолял нас помочь ему.

Опасность ему не грозила, и он не должен был чувствовать себя так уж неудобно, потому что мы далеко еще не достигли нормальной силы тяжести. Потом оказалось, что капитан так рассчитал вращение корабля, что у нас здесь была только треть земной тяжести. Это было сделано потому, что тяготение Ганимеда составляло треть тяготения Земли. Так что не было никакой настоятельной необходимости освобождать Олуха.

Мы уже подготовились к этому, и пара наших товарищей отпускала шутливые замечания, которые очень не понравились Олуху, но тут вошел уполномоченный, он отстегнул Эдвардса и приказал нам всем идти с ним. Так я получил возможность присутствовать на суде капитана.

Он был таким же, как в старые времена, когда обязанность судей возлагалась на крупных землевладельцев. Мы последовали за уполномоченным — его звали доктор Арчибальд — к каюте капитана Харкнесса. В коридоре около нее уже собралась большая толпа людей. Капитан Харкнесс вышел из своей каюты и начал разбирать дело нашего Олуха.

Мы все были свидетелями, но капитан допросил только двух из нас. Меня среди них не было. Доктор Арчибальд рассказал, что он встретил этого парня в коридоре, когда корабль разгонялся, и капитан спросил Олуха, слышал ли он его приказ не покидать своих коек?