Герои умирают

– У меня нет времени. Я должен найти Кейна. Мы должны найти его.

Красивые брови Берна сошлись на переносице.

– Да? Это представляет определенную проблему…

– Это не может быть проблемой. Берн, он один из них. Кейн – актир!

Долгую секунду Берн неподвижно смотрел на герцога. Потом уголки его рта дрогнули в усмешке, постепенно переходящей в ухмылку.

– Ладно, – задумчиво произнес он, промокая рот льняным платком. Затем какая-то невероятная энергия подняла его на ноги и озарила его лицо радостью. – Ладно!

Тоа-Сителл был потрясен.

– Ты мне веришь?

– Ну конечно, – ликующе ответил Берн. – Мне плевать, правда это или нет – я все равно верю. Потому что в этом случае мы должны убить его. Прямо сейчас.

Он щелкнул пальцами. В дверях спальни появился молодой слуга с церемониальным нарядом в руках.

– Я уже собирался одеться, – молвил Берн. Облачаясь, граф рассказал Тоа-Сителлу, как преследовал Кейна и как тот ускользнул от него.

– Но, – заметил он, широко осклабившись, – один из моих мальчиков передал мне вот это прямо перед вашим приходом.

Берн перебросил Тоа-Сителлу сложенный клочок пергамента. Герцог поймал его, развернул и прочел написанное Ламораком сообщение.

– Он попался! – внезапно воскликнул Тоа-Сителл.

– Да, нас привел к нему Кейн. По-моему, он опасался, что Ма'элКот пометит его, и Ламорак обнаружил это на сетке. Он умнее, чем выглядит.

– Кто?

– Оба. Пойдем послушаем, что он скажет нам.

– Ма'элКот, – поправил графа Тоа-Сителл. – Прежде мы должны рассказать обо всем ему. Пусть он знает.

– К черту! – тряхнул головой Берн и прищелкнул пальцами. – Во-первых, он занят подготовкой к созданию иллюзии, а если мы ему помешаем, то можем оказаться между молотом и наковальней. Во-вторых, он сейчас в Железной комнате. Хочешь – можешь попробовать ввалиться туда, но не жди, что я буду рядом. И в-третьих, если мы расскажем ему обо всем, он не поверит. Он знает Кейна много лет, пожалуй, дольше, чем я. А если он даже и поверит, то наверняка найдет какую-нибудь причину, чтобы мы оставили Кейна в покое. По-моему, ему интереснее, когда Кейн жив, – ну, может не интереснее, а просто так больше нравится. В общем, будет лучше, если мы найдем Кейна и убьем его сами.

Тоа-Сителл сжал губы.

– Согласен, – кивнул он. – Дай мне пять минут, я вызову эскорт.

Эскорт тоже к черту! Но на улицах небезопасно…

– Еще как безопасно – ты же со мной.

Берн взялся за ремень ножен и застегнул на груди серебряную пряжку. Кончиками пальцев погладил рукоять, и Косалл отозвался в ножнах угрожающим тонким звоном.

– Эскорт нам ни к чему. Пошли.

Тоа-Сителл слушал рассказ Ламорака, поминутно поглядывая на него. Лицо предателя казалось удивительно открытым, несмотря даже на распухшую нижнюю челюсть и кровь, запекшуюся под разбитым носом. Герцог подумал, что в нормальном состоянии Ламорак был чертовски красив и возбуждал в человеке доверие с первых же минут знакомства.

Он также казался Тоа-Сителлу довольно необычным человеком. Как правило, лицо отражает характер – а герцог не мог найти в лице Ламорака даже намека на слабость, ни одной неверной черты.

Когда они появились в верхней каморке дома Берна, предатель задрожал, как провинившийся щенок; он раболепно склонялся, как только Берн подходил близко к нему, и изо всех сил оберегал от графа сломанную ногу. Он отказывался говорить до тех пор, пока не услышал из уст самого Тоа-Сителла твердого обещания, что узника вырвут из рук Котов. Но даже после этого Ламорак начал рассказывать весьма нерешительно, с трудом проталкивая слова сквозь сжатые зубы и виновато улыбаясь. Тоа-Сителл поглядывал на него и машинально постукивал по рукояти спрятанного в рукаве отравленного стилета.

Еще за дверью Берн предупредил его:

– Маг из Ламорака дрянной, но он владеет одним довольно опасным заклинанием – заклинанием Власти. Следи за ним получше.

Тоа-Сителл следил, однако не заприметил, чтобы Ламорак призывал какие-либо силы. Мгновением позже это вообще показалось излишним – Ламорак раскрыл самую суть злодейского замысла.

Предатель мямлил и моргал, когда повязка врезалась в его запавшие щеки, но желание доказать ценность информации заставляло его забыть о боли.

– …и потом он, ну, ему останется только набросить сеть на иллюзию, и тогда она окажется отрезанной от потока Силы. Император пропадет, понимаете? Двадцать тысяч человек увидят, как Ма'элКот исчезнет точно так, как исчезают актиры. Это и будет доказательством. Такого Ма'элКоту не простят.

– Сеть, черт побери, сеть! – прорычал граф. На его шее вздулись жилы; попавшийся по дороге стул разлетелся в щепки. Берн повернулся к Ламораку. – А Пэллес? Какое это имеет отношение к ее спасению?

– Никакого, – сказал поднимаясь Тоа-Сителл. – Неужели непонятно? Она ему безразлична. Пэллес – всего лишь ширма. Главная опасность заключается в Кейне. Он с самого начала замышлял ударить по Империи.

– Не верю, – возразил Берн. – Ты не знаешь, на что он шел ради нее.

– Но это же для них игра, – стоял на своем Тоа-Сителл. – Неужели не помнишь? Ма'элКот узнал об этом от одного из схваченных во дворце. Просто игра, сценка, ну, приключенческая история. Развлечение. Мы страдаем и умираем ради удовольствия актиров.

– Развлечение или нет, он все равно будет готов ради нее… Берн говорил еще что-то, но Тоа-Сителл уже не слушал. Он смотрел на Ламорака.

Когда герцог впервые произнес слово «игра», предатель взглянул вначале на него, а затем на Берна – ужас читался в его округлившихся глазах. Его губы подпрыгивали, как у ревущего ребенка, из горла вырвался сдавленный звук.

– В чем дело? – спросил Тоа-Сителл. – Что случилось, Ламорак?

Тот взмахнул дрожащей рукой.

– Я… я ничего… я просто не могу… Берн презрительно фыркнул.

– Он сейчас обмочится. Что, боишься актиров, а?

– Я… нет… я… – Стул Ламорака потихоньку полз назад – он вслепую отталкивался здоровой ногой.

– Он не просто боится, – подошел ближе Тоа-Сителл. – Я такое уже видел. Это вроде болезни. Некоторые боятся пауков, а однажды я встречал человека, который так боялся высоты, что не мог даже подниматься по лестнице.

– Да? – ухмыльнулся Берн.

Неожиданно он прыгнул к Ламораку и схватил его за плечи. Рывком поднял со стула и встряхнул его в воздухе.

– Боимся, да? Ой, как страшно! – Он исторг пьяный смех. – Повторяй: Кейн – актир. Ну, давай, скажи: Кейн – актир!

Ламорак потерял дар речи и только мотал головой.

– Берн, – Тоа-Сителл положил руку ему на плечо, – это бесполезно. Он не может совладать с собой.

Берн повернулся к нему – у него были глаза разъяренной пумы.

– Убери руку, если она тебе нужна целой. Он скажет «Кейн – актир» или я ему оторву руку! Ламорак мычал, а Берн все тряс его.

– Думаешь, я не смогу? Думаешь, сил не хватит? Ну! Кейн – актир!

Лицо у Ламорака покраснело, затем посинело, глаза закатились, словно у попавшей в пожар лошади.

– К… К… – выдавил он из себя сквозь зубы, задыхаясь, – К-кейн…

Холодный пот прошиб Тоа-Сителла. Он открыл рот, закрыл и вскричал:

– Берн, подожди! Он не может ничего сказать! Он пытается, но не может! Помнишь то заклятие, которое мешает актирам говорить? Помнишь? Ма'элКот ведь рассказывал!

Берн нахмурился и посмотрел на герцога. Забытый на мгновение Ламорак болтался в воздухе.

– Не понимаю, о чем ты.

– Не понимаешь? Ламорак один из них! Он не может сказать, что Кейн актир, потому что знает – это правда!

– Нет! – завизжал Ламорак. – Клянусь! Я не актир, клянусь! Это неправда, это все выдумки, я…

– Заткнись, – равнодушно произнес Берн, подкрепив свой приказ хорошим встряхиванием, от которого голова Ламорака мотнулась назад.

Без всякого перехода граф успокоился и расслабился; на его физиономии было написано скотское удовлетворение.

– Да… Как вам это? Чтоб я сдох! Говорят, на воре шапка горит.