Сирены Титана (сборник)

— Что же вы можете?

— Достать фальшивые документы, отвлечь внимание, переправить в такое место, где вы сможете начать новую жизнь, — сказал он. — Какие-то деньги, немного, но все-таки.

— Деньги? И как оценивается моя служба в деньгах?

— Это вопрос традиции, — сказал он. — Традиция восходит по меньшей мере к временам Гражданской войны.

— Вот как?

— Жалованье рядового. Я считаю, что оно причитается вам со дня нашей встречи в Тиргартене до настоящего момента.

— Как щедро! — сказал я.

— Щедрость не имеет большого значения в этом деле. Настоящие агенты вовсе не заинтересованы в деньгах. Была бы разница, если бы вам заплатили как бригадному генералу?

— Нет, — сказал я.

— Или не заплатили бы совсем?

— Никакой разницы, — ответил я.

— Дело здесь чаще всего не в деньгах и даже не в патриотизме, — сказал он.

— А в чем же?

— Каждый решает этот вопрос сам для себя, — сказал Виртанен. — Вообще говоря, шпионаж дает возможность каждому шпиону сходить с ума самым притягательным для него способом.

— Интересно, — заметил я сухо.

Он хлопнул в ладоши, чтобы рассеять неприятный осадок от разговора.

— А теперь — куда вас отправить?

— Таити? — сказал я.

— Если угодно, — сказал он. — Я предлагаю Нью-Йорк.

Там вы сможете затеряться без всяких затруднений, и там достаточно работы, если захотите.

— Хорошо, Нью-Йорк, — сказал я.

— Сфотографируйтесь для паспорта. Вы улетите отсюда в течение трех часов.

Мы пересекли пустынный плац, по которому крутились пыльные вихри. Мое воображение превратило их в призраки погибших на войне бывших курсантов этого училища, которые вернулись сюда и весело пляшут на плацу совсем не по-военному.

— Когда я говорил вам, что только три человека знали о ваших закодированных передачах… — начал Виртанен.

— И что?

— Вы даже не спросили меня, кто был третий?

— Это был кто-то, о ком я мог слышать?

— Да. Он, к сожалению, умер. Вы регулярно нападали на него в своих передачах.

— Да? — сказал я.

— Вы называли его Франклин Делано Розенфельд. Он каждую ночь с удовольствием слушал ваши передачи.

Глава тридцать третья.

Коммунизм поднимает голову…

Третий и, по всему, последний раз я встретился с Моей Звездно-Полосатой Крестной в заброшенной лавке против дома Джонса, в котором прятались Рези, Джордж Крафт и я.

Я не торопился входить в это темное помещение, резонно ожидая, что могу там встретить все что угодно, от караульных Американского цветного легиона до взвода израильских парашютистов, готовых меня схватить.

У меня был пистолет, люгер Железных Гвардейцев, рассверленный до двадцать второго калибра. Я держал его не в кармане, а открыто, наготове, заряженным и взведенным. Я разведал фасад лавки, не обнаруживая себя. Фасад был не освещен. Тогда я добрался до черного хода, продвигаясь короткими перебежками между контейнерами с мусором.

Любой, кто попытался бы схватить меня, Говарда У. Кепмбэлла, был бы изрешечен, прошит, как швейной машинкой. И я должен сказать, что за все эти короткие перебежки между укрытиями я полюбил пехоту, чью бы то ни было пехоту.

Человек, думается мне, вообще пехотное животное.

В задней комнате лавки горел свет. Я посмотрел, в окно и увидел полную безмятежности сцену. Полковник Фрэнк Виртанен, Моя Звездно-Полосатая Крестная, опять сидел на столе, опять ожидал меня.

Теперь это был совсем пожилой человек, совершенно лысый, как будда.

Я вошел.

— Я был уверен, что вы уже ушли в отставку, — сказал я.

— Я и ушел — восемь лет назад. Построил дом на озере в штате Мэн, топором, рубанком и этими двумя руками. Меня отозвали как специалиста.

— По какому вопросу?

— По вопросу о вас, — ответил он.

— Откуда этот внезапный интерес ко мне?

— Именно это и я должен выяснить.

— Нет ничего загадочного в том, что израильтяне охотятся за мной.

— Согласен, — сказал он. — Но весьма загадочно, почему это русские считают вас такой ценной добычей.

— Русские? — сказал я. — Какие русские?

— Это девица — Рези Нот и этот старик, художник, именуемый Джордж Крафт, — сказал Виртанен. — Они оба — коммунистические агенты. Мы наблюдаем за человеком, называющим себя Крафтом, с 1941 года. Мы облегчили въезд в страну этой девице только для того, чтобы выяснить, что она собирается делать.

Глава тридцать четвертая.

Alles kaput

Я с жалким видом сел на упаковочный ящик.

— Несколькими удачно выбранными словами вы уничтожили меня, — сказал я. — Насколько я был богаче еще минуту назад! Друг, мечты и любовница, — сказал я. — Alles kaput.

— Почему? Друг ведь у вас остался, — сказал Виртанен.

— Как это? — сказал я.

— Он ведь вроде вас. Он может быть в разных обличьях — и все искренне. — Он улыбнулся. — Это большой дар.

— Какие же у него были планы относительно меня?

— Он хотел вырвать вас из этой страны и отправить туда, откуда вас можно будет выкрасть с меньшими международными осложнениями. Для этого он выудил у Джонса, кто вы и что вы, и натравил на вас О’Хара и других патриотов. Все — чтобы вырвать вас отсюда.

— Мехико — вот мечта, которую он внушил мне.

— Знаю, — сказал Виртанен. — А в Мехико-сити вас уже ждет другой самолет. Если вы прилетите туда, вы проведете там не более двух минут. Вас сразу же перебросят в Москву на самом современном реактивном самолете, и все расходы уже оплачены.

— И доктор Джонс тоже в этом участвует? — спросил я.

— Нет, он искренне желает вам добра. Он один из немногих, кому вы можете доверять.

— Зачем я им в Москве? Зачем русским этот старый заплесневелый отброс второй мировой войны?

— Они хотят продемонстрировать всему миру, каких фашистских военных преступников укрывают Соединенные Штаты. Они также рассчитывают, что вы расскажете обо всех тайных соглашениях между Соединенными Штатами и нацистами в период становления фашистского режима.

— Как они собираются заставить меня сделать такие признания? Чем они могут меня запугать?

— Это просто, — сказал Виртанен, — даже очевидно.

— Пытками?

— Вероятно, нет. Просто смертью.

— Я не боюсь ее.

— Не вашей смертью.

— Чьей же?

— Девушки, которую вы любите и которая любит вас. Смертью — в случае, если вы откажетесь сотрудничать, — маленькой Рези Нот.

Глава тридцать пятая.

На сорок рублей дороже…

— Ее задачей было заставить меня полюбить ее? — спросил я.

— Да.

— Она прекрасно с этим справилась, — с грустью сказал я. — Правда, это было и несложно.

— Жаль, что я вынужден вам это сказать, — сказал Виртанен.

— Теперь проясняются некоторые загадочные вещи, хотя я и не стремился их прояснить. Знаете, что было в ее чемодане?

— Собрание ваших сочинений?

— Вы и это знаете? Подумать только, каких усилий стоило им раздобыть ей такой реквизит! Откуда они знали, где искать мои рукописи?

— Они были не в Берлине. Они были надежно упрятаны в Москве, — сказал Виртанен.

— Как они туда попали?

— Они были главным вещественным доказательством в деле Степана Бодовскова.

— Кого?

— Сержант Степан Бодовсков был переводчиком в одной из первых русских частей, вошедших в Берлин. Он нашел чемодан с вашими рукописями на чердаке театра. И взял его в качестве трофея.

— Ну и трофей!

— Это оказался на редкость ценный трофей! — сказал Виртанен. — Бодовсков хорошо знал немецкий. Он просмотрел содержимое чемодана и понял, что это — мгновенная карьера.

— Он начал скромно, перевел несколько ваших стихотворений на русский и послал их в литературный журнал. Их опубликовали и похвалили. Затем он взялся за пьесу, — сказал Виртанен.

— За какую? — спросил я.

— «Кубок». Бодовсков перевел ее на русский и заработал на ней виллу на Черном море даже раньше, чем были убраны мешки с песком, защищавшие от бомбежек окна Кремля.