Восьмая горизонталь

А теперь... Илья позвонил мне ночью - впрочем, я не спал, "добивая последний гвоздь" в ящик с коньяком. И сказал:

- С тюльпанами ничего не происходит.

- Какими тюльпанами?

- Да твой Эразм Дарвин в порядке выполнения собственных рекомендаций играл на скрипке перед тюльпанами.

- Ну?

- С тюльпанами ничего не происходило. Точь-в-точь как у меня с ртутью и оловом.

- Ты все способы перепробовал?

- Весь список. И еще добавил несколько сочетаний разных воздействий. Так что я выполнил все принятые на себя обязательства. И хватит, братец.

- Я сейчас приеду к тебе.

- Не надо. Я хочу спать.

- Ты очень жалеешь, что занялся этим делом? - спросил я.

Моя вера в успех в эти секунды ушла куда-то, как вода в песок. На ее месте осталось даже не чувство разочарования, даже не обида, а стыд. Мне было стыдно перед Юрой и перед Михаилом Илларионовичем. Было стыдно перед Главным, которому я так долго морочил голову, и перед товарищами по редакции, которые выслушали столько моих рассказов. Но всего сильнее перед Ильей Трушиным.

- Ты очень жалеешь о потерянном времени?

Илья молчал.

- Ты не хочешь отвечать?

- Ладно. Отвечу. Не жалею.

- Спасибо. Завтра я к тебе приеду.

Я повесил трубку.

6. ПРЕВРАЩЕНИЕ

- Куда торопишься? - Гришка был громогласен, как всегда, но сегодня его голос ударил меня особенно больно. - Сейчас же у нас заседание редколлегии, присутствие всех сотрудников обязательно. Забыл, что ли?

- Забыл. Спасибо, что напомнил.

- Ну, так идем же в холл.

Их было двенадцать, членов редколлегии. Высокие и низенькие, толстые и худые. Доктора наук и литераторы. Один министр. Один академик. Два член-кора. И интересно, кто из них важнее? Это - какой критерий взять за основу. Если зарплату - она, как говорится, каждому по труду, - одно. Если взять известность - другое. К кому больше прислушаются здесь, в журнале, третье, а в Совете Министров - четвертое. И еще один критерий. Кого из них будут помнить через сто лет?

А меня? Меня до какого века запомнят? Ха, века! Скажи, года. Если я сегодня умру? Ну, лет пять продержатся статьи в рекомендательных списках. А там - кто их вспомнит? А вот как насчет вечности? Придется без нее обойтись. Ньютоновского золота мне не найти. Секунду! Что это там говорит академик?

Он покачивается, переносит тяжесть тела то на одну, то на другую ногу, легонько почесывает бровь - один из самых знаменитых физиков XX века, человек с уникальным в нашей стране хобби - коллекционер итальянских картин эпохи Возрождения. Он говорит сейчас о том, что журнал "должен быть чутким", надо уловить первые толчки очередного великого наукотрясения и перекинуть мостики статей через очередные трещины в познаниях широких масс.

"Всего за один час любая жизнь может ведь десять раз измениться! Случайная встреча с девушкой ломает судьбу человека, а неожиданное открытие, один-единственный факт, который не укладывается в добротные теоретические построения, переворачивает науку. Будьте внимательны к фактам!"

Что же, надо поговорить с ним о золоте Ньютона. Факт это или не факт? Рукопись - факт. А вот то, что в ней говорится... Господи, как все было бы просто, если бы тогда, семь месяцев назад, Главный написал на моем репортаже священное "в набор". Я бы ждал результатов публикации, а не тыркался сам по институтам. А результаты... Физики отозвались бы двумя-тремя разгневанными письмами под девизом: "Хватит вам врать народу". А скорее всего - вообще не отозвались бы. Только через пару месяцев или лет, когда меня представят какому-нибудь профессору, тот переспросит: "Варзин? Это не вы писали про золото Ньютона?" - и засмеется. Да скоро у меня и повода не было бы, чтобы вспомнить подземное архивохранилище, глухой голос профессора с едва уловимым восточным акцентом, толстую тетрадь, заполненную непонятными значками. Я писал бы о другом. И думал бы о другом.

И о чем мне сейчас говорить с уважаемым членом редколлегии? Проблемы уже нет, Илья ее решил, отрицательное решение - тоже решение.

После заседания долго ходил по улицам. Я не мог смириться с тем, что все кончено, что больше мне уже не загореться, не почувствовать себя частью чего-то большего, чем обыденность. Что же, чтобы найти другой ответ, надо найти другой путь к нему. Я обязан это сделать, вывернуть себя наизнанку, стать другим человеком, в конце концов, если иначе не смогу достичь цели. Ньютон добыл золото. Добыл, что бы об этом ни думал Илья. Но как? Он же ничего не знал об атомах!

Леонардо да Винчи вряд ли много знал об ультразвуке, а ультразвуковую стиральную машину сделал. Для Монны Лизы. Могли быть какие-то могучие силы, которые Ньютон вызывал, сам того не ведая.

Ночь продолжалась. Небо клочками теряло свою уверенную черноту. Пока не стало ровным-ровным, сине-фиолетового цвета.

Потом фиолетовый цвет начал уходить, синий разжижался, вот он уже стал голубым, поднялся над горизонтом край солнца - голубое стало сразу нежнее и ярче, прикрыла этот край случайная тучка - голубое стало серым.

Ньютон мог использовать свет каких-то узких участков спектра... неожиданных участков спектра... Нет, это гадание на кофейной гуще. А что, если... Мне же объясняли однажды, что существуют общие правила делания открытий. Как его звали, того учителя рисования с гомологичными рядами открытий? Звучит название красиво. Проверим? Он, верно, раньше чем прийти, присылал рукопись. Значит, можно установить его фамилию. Надо только подождать начала рабочего дня.

Пышнотелая Зина, ведавшая у нас письмами, конечно, поворчала. Еще бы! Я спрашивал о письме или рукописи, причем не знал, ни кто автор, ни когда письмо пришло, ни даже каких оно размеров и, соответственно, числится у нас письмом или рукописью (разница тут почти что только количественная). Она долго рылась в книгах и каталожных ящичках, и я терпеливо стоял рядом и смотрел на нее. Тем более что это занятие нельзя было назвать неприятным.

При рассмотрении вопроса, кого брать на это место из трех девушек-претенденток, дело решила, по существу, длина Зининого платья. Оно почти прикрывало колени, и, потрясенный такой скромностью, Главный отдал предпочтение его хозяйке. Как ни странно, выбор оказался довольно удачным. Вот и сейчас она сумела найти след давнего визитера.