Интервью о морском змее<br />(Забытая палеонтологическая фантастика. Том XII)

— А вот это ваша соотечественница, — сказал Бедфорд, знакомя Торопова и его товарищей с красивым молоденьким мальчиком, смущенно стоявшим в стороне.

«Хорошенький мальчик», на которого обратил внимание Смирнов, оказался женщиной, да еще русской. Меховой костюм, оленьи сапоги и шапка с ушами не позволяли угадать в ней женщину.

Екатерина Владимировна Мельникова вскоре разговорилась со своими соотечественниками и рассказала им свою историю.

Ее отец еще студентом бежал из России вскоре после революции 1905 года. Ему грозила смертная казнь, и он избежал ее лишь при помощи товарищей, собравших денег на дорогу. Кое-как устроившись в чужой стране, он в конце концов закончил прерванное образование и женился на дочери старого русского эмигранта [20]. С Бедфордом он подружился еще в студенческие годы, а после смерти жены даже переселился с дочерью в дом профессора.

— Знаете, — рассказывала Катя своим новым знакомым, — после Октябрьской революции мы с отцом совсем уже было собрались ехать в Советскую Россию, да не повезло ему — умер за месяц до отъезда. Зато я обязательно вернусь туда, ни за что не останусь в Америке.

— Разве вам худо живется? — спросил ее Белкин, — мне кажется, профессор Бедфорд очень привязан к вам?

— Худо? Конечно, нет! — с жаром возразила ему девушка. — Семья профессора — моя родная семья, но я хочу видеть новую советскую жизнь, хоть и боюсь, что очень соскучусь о своих. Особенно о «дяде». — И Катя нежно посмотрела на Бедфорда.

Она была очень дружна со своим приемным отцом, неоднократно принимала участие в его далеких путешествиях и часто помогала старому профессору, переписывая его работы и статьи. На этот раз она также отправилась вместе с ним, несмотря на просьбы и даже слезы своей приемной матери.

Увидев русских, Катя не помнила себя от радости. Она никогда не забывала родного языка, читала русские советские газеты и не раз говорила профессору и его жене, что намерена вернуться в СССР. И вдруг такая неожиданная встреча! Катя не могла наговориться с земляками, обо всем их расспрашивала, все хотела знать и особенно подружилась с Белкиным. Он, казалось ей, больше других знал новую советскую жизнь, сам участвовал в революционной работе, и на все ее вопросы отвечал ясно и разумно.

Русские спустились вниз со своими новыми знакомыми, хорошо пообедали вместе с ними, курили американские сигаретки и даже немного выпили.

— Что же, товарищи, — обратился Торопов к своим, — вот профессор Бедфорд предлагает нам пройти вместе с ними в глубь этой незнакомой земли. Как же вы решите? А?

— Я обязательно пойду, Борис Петрович, — отозвался Глинский и даже вскочил от волнения, — очень уж интересно, что там дальше. Может быть, наткнемся на каких-нибудь зверей.

— Пойдемте, Андрей Григорьевич, пойдемте с нами, — упрашивала Белкина Катя, но тот все еще не решался, боясь оставить товарищей.

— Не знаю, право, как тут быть, всем нам идти никак нельзя: наши прилетят на выручку, найдут пустой самолет и решат, что все мы погибли.

Больше всех волновался Смирнов. Порядочный лентяй от природы, он не особенно любил беспокойную жизнь и не раз пожалел, что согласился лететь так далеко.

«А все Белкин виноват, — думал он про себя, — полетим да полетим! Можно было найти и другого механика! А теперь, пожалуй, согласится идти неизвестно куда! Нет уж, дудки — скажу Корнееву, что ни за что не пойду».

Но тот и сам отказался принять участие в путешествии, говоря, что никак не может оставить аэроплан.

Наконец решили, что Торопов, Глинский и Белкин пойдут дальше, а летчик и Смирнов возвратятся назад.

— Что же, скоро можно и в путь, — обратился Бедфорд к русским, — провизии у нас хватит на всех, а я только рад попутчикам.

— Мы готовы, — отозвались те и, простясь с товарищами, присоединились к американцам.

Через несколько минут обе партии разделились и направились в разные стороны.

У американцев, к счастью, нашлось несколько пар запасных лыж, и наши путешественники бодро зашагали вперед. Снег оказался довольно глубоким, и без лыж они бы пропали. Собаки тащили тяжелые парты с поклажей, доктор, Генри и Джордж Конрой шли рядом с ними, Бедфорд беседовал с русскими учеными, а сзади всех шли Катя с Белкиным.

— Скажите, пожалуйста, — спрашивал Торопов своего нового друга, — почему вы пошли именно в эту сторону, разве вы знаете, что здесь находится земля?

Бедфорд как-то странно усмехнулся в ответ и сказал, немного подумав:

— Я увидел белых медведей и птиц на скалах и решил, что земля недалеко. Ведь также и вы попали сюда, заметив этих зверей. А почему я вообще отправился в это путешествие, вы, может быть, когда-нибудь узнаете. Я уверен, что нам придется увидеть много странного и необыкновенного на этой новой земле. Ну, да об этом после.

Торопов был очень заинтересован. Ясно было, что американец что-то скрывает, но пока на их пути не попадалось ничего особенного.

Шли все время по компасу [21] на север и, хотя кругом лежал снег, в воздухе стало как будто теплее. Было не более 5–6 градусов. Снежное поле кончилось, перед ними опять выросли ледяные скалы, сплошной стеной загораживая путь. Стена была высокая, отвесная и скользкая; путники в раздумье остановились перед ней.

— Влезть наверх невозможно, — сказал наконец Бедфорд, — да и собак с нартами нам туда не поднять. Придется пройти немного вдоль стены и поискать, нет ли где прохода.

Так и сделали. Белкин пошел на разведки и через несколько минут объявил, что нашел большую трещину, через которую можно провести нарты и собак. К несчастью, трещина оказалась очень узкой, и нарты никак не могли пройти в нее, — они застряли посредине прохода, и путешественники с большим трудом смогли протащить их обратно. Сначала все очень огорчились и не знали, что делать дальше и каким образом переправить нарты через узкий проход.

— Да о чем же я думаю? — воскликнул вдруг Бедфорд. — Ведь у меня среди поклажи есть кирка и небольшой топор. Можно сколоть лед по сторонам и таким образом расширить отверстие.

Так и сделали: разгрузили нарты, нашли нужные орудия, и доктор с Белкиным усердно взялись за работу. Им пришлось немало потрудиться, но зато в конце концов все обошлось благополучно, и собаки смогли протащить сани через узкое отверстие.

Было уже девять часов вечера и решили дальше не идти, а заночевать около ледяных скал. Ночь была теплая, тихая и светлая; американцам, непривычным к северным ночам, казалось, что все еще день. Утомленные долгой дорогой, все скоро заснули, забравшись в нарты. Не спалось только Белкину. Он не захотел стеснять товарищей и улегся прямо на снегу, неподалеку от нарт, говоря, что ему так удобнее. Глядя в ясное светлое небо, Белкин вспоминал всю свою жизнь и невольно думал о сегодняшней встрече. Таких девушек он никогда еще не встречал, да и вообще мало общался с женщинами, — все было как-то не до того. Белкин рано лишился отца, служившего механиком на одном из московских заводов. Пришлось бросить учение и самому взяться за работу. Вскоре умерла и мать. Война с Германией застала его девятнадцатилетним мальчиком. В 1915 году забрали в солдаты, затем произошла революция, а потом началась и гражданская война. После Октябрьского переворота ему удалось поступить в школу летчиков и в последние годы гражданской войны он уже отличался как смелый и решительный защитник революции. Вся одинокая жизнь вспоминалась ему сейчас. Эта девушка так ласково говорила с ним, он чувствовал себя с нею так просто и легко. «Какая она простая и хорошая!» — думал он, засыпая.

Утром снова отправились в путь. Снежная равнина кончилась, и теперь они шли или, вернее, быстро катились на лыжах по покатой обледенелой горе. Ледяные скалы часто загораживали путь, и они с трудом пробирались через узкие проходы между огромными глыбами льда. Особенно трудно было провозить нагруженные парты; часто приходилось помогать собакам вытаскивать их на открытое место. Больше всех доставалось доктору Флиту. Обладая необыкновенной силой, он часто тянул на себе нарты и в конце концов совершенно измучился.