На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

— Стало быть, мы сжигаем уран зря?

— В очень небольших количествах. Я воспользовался, насколько это было возможно, земной гравитацией для того, чтобы в первые часы полета мы то и дело «пикировали», возвращаясь на минимальные высоты. Ты этого даже не замечаешь, но мы уже шесть раз пролетели менее чем в 60 километрах от полюсов. Теперь это уже не нужно, все идет хорошо, и вот-вот мы улетим по-настоящему — с ускорением умеренным, но гораздо более сильным, чем ускорение силы тяжести. Как следствие, пол, на котором мы сейчас находимся, станет перегородкой. Низ будет «задом» до тех пор, пока будут работать ракетные двигатели, то есть пока мы не войдем в зону притяжения Марса. Это продлится примерно две недели, с несколькими паузами практически нулевой силы тяжести, когда я буду вырубать двигатели.

— А быстрее туда нельзя добраться? — спросил Бернар.

— Ну почему же? Мы могли бы оказаться на Марсе уже через несколько часов. Но тогда бы мы спалили в разы больше урана, и я бы не успел как следует изучить космические излучения, а Луи — его созвездия.

— Я спросил это потому, что будет не очень-то и приятно жить, сбившись в кучу на наименьшей грани помещения каюты. Почему ты не сделал их кубическими?

— А ты пораскинь мозгами. В этой позиции мы проведем максимум две недели, тогда как на Марсе я намерен пробыть по меньшей мере пять месяцев, и «Рони» все это время будет находиться в горизонтальном положении.

По окончании обеда Поль направил «Рони» в желаемую сторону, после чего, ускорившись до 4 g, звездолет резко устремился вперед. Быстро превысив вторую космическую скорость, он достиг 100 000 км/ч, которые Поль и Луи сочли достаточными на данный момент. Ускорение было снижено до 1 g, и судовая жизнь наладилась. Поль измерял интенсивность космических лучей, Луи ни на шаг не отходил от башни, где располагался огромный, размером с какое-нибудь орудие, астрономический телескоп, Элен проводила инвентаризацию медицинского материала и провианта. На нее же возлегла ответственность за питание и дневное меню. Артур следил за двигателями, что было работой несложной, но скучной. Рэй снимал фильмы и вел судовой журнал. Бернар делил свое время между часами дежурства и чтением книг, научных или иных. И дни бежали один за другим в унылой монотонности пустынных пространств…

В один из таких дней, когда Марс уже начинал принимать диаметр, вполне различимый невооруженным глазом, Бернар нес вахту на посту пилотирования № 2. Он был один. В другом конце «Рони», на посту № 19 Артура подменяла Элен. Остальные спали. Тишину нарушали лишь резкие сухие щелчки регистрирующих приборов. Перед Бернаром, за широким смотровым окном, расстилалось межпланетное пространство, черное и усеянное звездами. Вдали, чуть правее, округлым красноватым пятнышком светился Марс. Не сводя глаз с аппаратов, Бернар прокручивал в голове десятки мыслей. Ни одиночество, ни тишина на него никоим образом не действовали. Было одиннадцать часов вечера. Вечер или утро, это уже не имеет никакого значения, думал он. Мы теперь вне времени. Внезапно он услышал легкие шаги за спиной, определенно женские. Уж не покинула ли Элен свой пост, что ей категорически запрещалось? Скрипнула дверь. Бернар обернулся — и разинул рот от изумления. Перед ним стояла незнакомая девушка.

Она была высокой и худощавой, хотя и довольно-таки крепкой с виду, с красивыми карими глазами и тяжелой, медного цвета шевелюрой, высоким лбом, прямым носом и спокойным, но в то же время вызывающим выражением лица. Где, черт возьми, он мог видеть это лицо? Оставаясь неподвижной и безмолвной, она пристально разглядывала его, словно стараясь признать. Он же, как только прошло первое удивление, ощутил жгучую досаду и глухой гнев. Какого дьявола здесь делает эта сбежавшая из пансионата девица? Ей было лет семнадцать, может, восемнадцать, но никак не больше. Уж лучше спросить об этом у нее самой.

— Стало быть, вы и есть неизбежный тайный пассажир? Вот уж действительно, ничего нельзя предпринять на этой Земле без того, чтобы какие-нибудь бестактные людишки не сунули в это свой нос! И что нам теперь с вами делать? Эта научная экспедиция, черт побери, а не увеселительный круиз! Вы хоть знаете, куда мы направляемся и чем рискуем?

Под потоком этих яростных слов она побледнела и отвечала на правильном, но несколько натянутом французском:

— Я прекрасно знаю, чем рискую и куда направляюсь: на Марс. И движет мною отнюдь не праздное любопытство!

— Кто вы и откуда?

— Кто я? Ингрид Ольсен. Откуда? Из Йончёпинга.

Так это была сестра Сига! Бернар внезапно вспомнил семейные фото, которые тот ему показывал. Вот где он уже видел это надменное лицо. Улыбка у нее точь-в-точь как у Сига, но как ей удалось проскользнуть на борт?

— Это было нетрудно, — сказала девушка, отвечая на его мысль. — В последний вечер, пока вы были на прогулке, я вошла и спряталась в самолете. Выходила, лишь когда вы спали. Думала показаться только по прибытии, но мои запасы провизии закончились раньше, чем я рассчитывала, и мне пришлось выйти. Брат много мне о вас рассказывал, поэтому, когда вечером я услышала, как кто-то прокричал, что вы будете на вахте с девяти вечера до часу ночи, я подумала, что лучше мне предстать перед вами.

— Все это просто чудесно, и я не вижу, как вас можно было бы отправить назад, но из-за вас нарушаются все наши продовольственные расчеты, — задумчиво произнес он. — Вы для нас — лишний рот, проще говоря, дармоедка.

— Да нет же! Я прошла школу Сига, и могу сказать без бахвальства, что являюсь хорошим химиком.

— Хорошим химиком!.. Да Поль сожрет вас с потрохами! Впрочем, позволим ему отоспаться. В час меня должен сменить Сиг. Ему это точно не понравится… Ну да ладно, садитесь-ка пока вот в это кресло.

На следующий день, под председательством Поля, с Луи в качестве обвинителя и Бернаром в роли адвоката, прошло заседание совета. Сиг не пожелал принимать в нем участия. Совет приговорил Ингрид Ольсен к заточению в «Жюле Верне» до самого прибытия. Бернар был назначен тюремщиком. Когда он спросил у Поля, с чего бы это, тот ответил: «По-французски слова «тюремщик», geôlier , и «геология», géologie, начинаются с одних и тех же букв». После заседания Сиг отвел Поля в сторонку.

— А не слишком ли вы были к ней суровы? По сути, если она в чем и виновата, то лишь в легкомыслии и отваге.

— Раз уж, старина, волей-неволей она теперь является частью команды, то должна осознать, что мы тут не шуточки шутим, и что существует дисциплина. Я поступил с ней так, как поступил бы с любым из нас. Она там всего дней на десять, так что ничего с ней не случится. «Жюль Верн» обустроен на двух персон, есть там и кушетка. Ей придется лишь сменить тюрьму — она ведь и так пребывала в заточении в «Уэллсе», гораздо менее удобном.

— Но почему тюремщиком ты назначил Бернара? Твой довод, конечно же, остроумный, но не слишком логический. Я думал, что Элен…

— Я мог бы тебе ответить, что две женщины вместе… но скажу настоящую причину. По словам Ингрид, ты рассказывал ей о Бернаре. С другой стороны, четыре года назад, в результате произошедшего в горах нелепого несчастного случая Бернар потерял невесту, Клер. Он едва с ума не сошел. Они дружили с детства и боготворили друг друга. Он на руках принес ее труп в лагерь, провел ночь у тела, а затем сам пожелал выкопать могилу. Он никогда не говорит об этом. С тех пор он сильно изменился. Когда-то это был самый веселый парень на свете, но теперь он уже не смеется — разве что иногда позволяет себе улыбнуться. А твоя сестра — девушка красивая и обаятельная. Полагаю, ты не был бы против, если бы Бернар стал твоим зятем?

— Да нет, конечно! Но еще не факт, что Ингрид влюбится в него, или он — в Ингрид.

— Как говорится, попытка — не пытка. У нее те же глаза, что и у Клер. Если Бернар полюбит ее, а она его — нет, он так или иначе на это отреагирует, он парень решительный. Против живой любви бороться куда легче, чем против мертвой. — И Поль тихо, словно про себя, добавил: — Я тоже любил Клер.