Холод вселенной

Надо бы снова заснуть. Я уже чувствую себя немного лучше, мышцы расслабились, голове полегчало.

Что-то изменилось, и не в окружающем мире, а во мне самом. Что-то прояснилось, что-то решилось.

Выйдя из своей комнаты, я услышал собачий лай. Внизу, в холле, все обступили Валленброка. Он стоял спиной к двери, широко расставив ноги, уперев руки в бока. Галифе, сапоги, кожаное полупальто. Рядом с ним Нерон, черный пес, уши торчком, язык высунут — такой же, как прежде, Валленброк ревитализировал его по всем правилам. Я на минуту остановился, но пес уже уловил шум моих шагов. Он насторожился, принюхался и громадными прыжками устремился ко мне. Я не сомневался, что он бросился бы на меня, он ведь был натаскан на людей, и лишь в последний момент — конечно, все это разыграно нарочно! — голос Валленброка остановил пса. Нерон с разбега проехался по полу и остановился прямо против меня, с налитыми кровью глазами, шерсть на нем встала дыбом.

— Нерон, ко мне!

Собака неохотно подчинилась и улеглась у ног хозяина. Валленброк нетерпеливо поманил меня, я подошел.

— Я тут поразмышлял о наших делах, — сказал он. — Незачем тратить попусту время, которое у нас еще осталось. Для начала я хотел бы кое в чем разобраться, восстановить весь ход событий, которые привели к катастрофе. Не знаю, сколько это займет времени, но в любом случае мы должны расследовать все самым тщательным образом, не упуская ни одной мелочи. Предлагаю ввести строгий распорядок дня. С восьми утра до восемнадцати мы будем работать, с тринадцати до четырнадцати — перерыв на обед. Начнем с сегодняшнего дня. Я жду вас у себя в десять тридцать.

Он махнул нам рукой и прошествовал со своим псом к двери. Вскоре они скрылись за углом, мы слышали лишь громкий топот сапог и суховатый стук собачьих лап по каменным плитам.

Валленброк: Для начала несколько слов о ситуации. Мне известно, что земля обледенела и непригодна для жизни людей. Это результат подлой агрессии наших врагов с Азиатского и Африканского континентов. Разумеется, я знал об их намерениях, они давно грозили нам применить оружие массового уничтожения, и я поручил своим агентам добыть мне нужные сведения. Мне доставили громадную пачку бумаг — научные разработки, — однако разобраться в этом было трудно, и я передал документы своим специалистам. Для тщательного анализа уже не оставалось времени, однако, насколько я мог понять, речь шла о ракетах, каждая из которых могла вывести в тропосферу несколько сотен тонн окиси алюминия и распылить там. Их базы были строго засекречены, и хотя нам удалось уничтожить несколько, у противника еще оставалось достаточно действующих. Эта дрянь, распыленная в космосе, нарушила радиационное равновесие на Земле, и ситуация вышла из-под контроля, так по крайней мере утверждали ученые. Удивительно, как все быстро произошло: дело, видимо, в том, что возникли центры конденсации, образовался облачный покров… как бы там ни было, дьявольский план агрессоров удался. Может, кто-нибудь добавит, дополнит мое сообщение?

Эллиот: Подробностей мы не знаем, мы только видели телевизионную передачу, слышали сообщения… Это было страшно: за один день землю обволокло черно-серым покрывалом, более густым, чем сейчас. Потом начались бури, грозы, посыпался град, который шел часами, — градины величиной с теннисный мяч. Но у нас не было времени все это наблюдать. Незадолго перед тем к нам сбросили вражеские десанты. Они прорвались через наши укрепления, начались бои.

Валленброк: Давайте по порядку! Начнем сначала. Мне нужна подробная информация о событиях, начиная с того дня, как нас взяли в плен.

Эллиот: Взяли в плен? Нам сообщили другое: в Ставке главного командования взорвалась бомба, и все члены правительства погибли.

Валленброк: Они сделали все, чтобы захватить нас живыми, поэтому Ставку почти не бомбили — я сразу раскусил их намерения. Только почему все сорвалось?.. Помешала чья-то халатность? Или предательство? Вот что мне хотелось бы знать.

Эллиот: Мы ничего не можем сказать по этому поводу. У нас была своя задача: обезопасить руководство. О том, кто мы такие на самом деле, знало всего несколько человек, остальные не сомневались, что мы именно те лица, кого нам было поручено изображать. Но засекреченного места, где вы находились, мы тоже не знали.

Валленброк: Это моя идея, и она в конце концов должна была сработать. Мы выбрали место поспокойнее, где могли бы считать себя в полной безопасности. Сохранить свою жизнь — ведь это наш долг перед народом. Нельзя же оставить народ без руководства… Но все свинство было в том, что мы действительно оказались изолированы. А когда тело без головы, без мозга — хорошего не жди.

Эллиот: Да и разве можно было вообще что-либо предотвратить? Ведь уже выпущены были ракеты, уже распространилась эта пыль в атмосфере… нет, ничего поделать уже было нельзя.

Валленброк: Безвыходных положений нет, мы об этом еще поговорим.

Эллиот: А где вы находились все это время?

Валленброк: Ну, скажем, на некоем острове. Да, это можно назвать островом. Естественная крепость, хорошо замаскированная, можно сказать, неприступная. Там мы имели возможность в тишине разрабатывать свои планы и передавать приказы по подземному кабелю. Быть уверенным, что действуешь правильно, можно, только если уйдешь от повседневной суеты.

Эллиот: Вашим приказам подчинялись, ваши распоряжения исполнялись, но до нас доходила только малая их часть — лишь то, что годилось для публичных выступлений. Все делалось под строгим надзором секретных служб, и делалось так, как нам было приказано. Но потом, в самые последние дни… Бои подошли вплотную к самому Центру управления, мы слышали грохот разрывов… и наконец пришло последнее сообщение: руководители уничтожены, все погибли геройской смертью, исполняя свой долг.

Валленброк: Это сообщение продиктовал я сам. Мне удалось передать его перед самым уходом. Нельзя было допустить, чтобы руководство оставалось в руках врагов. Они сделали бы с нами все что угодно, мало ли существует способов сломать человека. Видали вы когда-нибудь этих несчастных пленных, которых мы захватили? Лучше уж смерть, чем бесчестье! Я сам включил взрывное устройство: большая четверка не должна была оставаться в плену. Они все погибли: Эллиот Бурст, Эйнар Фергюссон и Катрин Блийнер. Обстоятельства порой вынуждают нас действовать решительно. И, конечно, думать о будущем… Я поставил часовой механизм на двадцать минут. Это было довольно рискованно — ведь я сам мог оказаться в поле действия взрыва.

Эллиот: А как вам удалось бежать?

Валленброк: Они уже ворвались в нашу цитадель, сняли охрану — вероятно, пустили в ход газы. Мы поняли это лишь тогда, когда к нам вбежал вестовой — и рухнул у наших ног. Мы, конечно, сразу же велели опустить стальные щиты, но это могло дать нам лишь отсрочку. Через системы телевизионного наблюдения мы видели, что происходит снаружи. Выхода не было.

Эллиот: Но для вас он все-таки нашелся?

Валленброк: В этом и заключается принцип многократной страховки… Да, вся хитрость в том, чтобы даже поражение превратить в победу. Я заранее обдумал все возможные варианты. Ведь эти укрепления строились под моим руководством. Никто не знал про одну шахту для пуска ракет, к которой вела потайная дверь в моей спальне. Никто, кроме меня. Никто не знал о взрывных устройствах. Я взлетел на ракете и добрался сюда. Вершины гор были еще безопасны — последние заповедники нетронутой природы. Вначале я собирался взять на себя руководство страной — ведь здесь я действительно нахожусь в безопасности. Люди, которые долбили эти скалы и сооружали подземное убежище, погибли в первые же дни войны после отчаянного рейда штурмовой группы. Я лично посылал эту группу. Они протянули сюда кабель и соединили его с общей коммуникационной сетью. Отсюда я мог бы снова отдавать команды, руководить действиями. Но тут-то я как раз и просчитался — связь была прервана. Может быть, произошел какой-то подземный сдвиг, может, атомный взрыв задел слои более глубокие, чем мы ожидали? Когда я потом увидел, что землю окутал мрак, увидел эту непроглядную тьму, освещаемую лишь вспышками ядерных взрывов… я вынужден был признать, что первое сражение мы проиграли. Я понял, что моя задача — приготовиться к следующему. Воспользовавшись системой анабиоза, я пустился в одинокое странствие сквозь время, сопровождать меня должен был только Нерон — таково было мое решение.